Другая типичная форма сопротивления переноса наблюдается, когда пациент повторяет и повторно проживает по отношению к аналитику свои защиты против инстинктивного и эмоционального вовлечения (Freud A., 1936, р. 19—25). Это может стать основным качеством и функцией реакции переноса. Эта форма переноса может быть определена как реакции переноса защит. Такие реакции всегда являютсясопротивлениями переноса и служат целям отвращения других аспектов и форм явления переноса. Несколько типичных клинических разновидностей встречаются с большой частотой и заслуживают выделения для более детального обсуждения (см. Fenichel, 1941, р. 68-69).
Одной из наиболее часто наблюдающихся форм реакций переноса защит является продолжительное разумное и рациональное поведение по отношению к аналитику. Длительное отсутствие иррациональных реакций при поверхностном взгляде кажется отсутствием переноса, но в действительности это реакции переноса, точнее, реакция переноса защиты. Продолжительное разумное и рациональное поведение является защитной стороной группы реакций, под которыми скрыты инстинктивные, эмоциональные и иррациональные реакции. Этот вид реакций переноса защит часто наблюдается в начале анализа у тех пациентов, которые хотят быть «хорошими» пациентами (Gitelson, 1948, Gitelson, 1954).
Позвольте мне проиллюстрировать эту ситуацию кратким описанием моего пациента, мужчины, которому далеко за тридцать, обратившегося ко мне в связи с сексуальной импотенцией, наблюдающейся у него в течение восьми лет. Импотенция ограничивалась отношениями с его женой, он был потентен с другими женщинами, но чувствовал себя виноватым как за неверность, так и за импотенцию. Однако он был неспособен отказаться от своих внебрачных связей, несмотря на то, что любил свою жену. •
Он был чрезвычайно компетентен и добился большого успеха в своей профессиональной карьере, в области конкуренции не на жизнь, ч а на смерть, где требовалась высокая степень агрессивности и даже j,, воинственности.
В анализе он сотрудничал со мной и был очень добросовестным. Он упорно старался свободно ассоциировать, приносил свои сновидения, старался следовать моим интерпретациям, говорил, умеренно выражая чувства, не был холоден или чересчур интеллектуален. Временами он замолкал и хотел, чтобы я сказал что-нибудь, но он знал, что аналитикам полагается молчать. Он часто чувствовал, что продвигается медленно, но обвинял в этом самого себя, поскольку был доволен тем, что я компетентный аналитик. Когда у него был материал, который его смущал, он упрекал себя за такую детскость, поскольку знал, что я не буду критиковать его; аналитики приучены к такому материалу. Когда я делал интерпретации, с которыми он не мог согласиться или за которыми не мог следовать, он полагал, что я, должно быть, прав, а он несколько глуп или медленно соображает.
Тогда я начал отмечать продолжительную разумность его реакций на меня и думать о том, имел ли он когда-нибудь другие чувства или
фантазии обо мне. Он не осознавал ничего, кроме чувства, что я компетентный аналитик, который делает все возможное для него. Я отметил, что в некоторых его сновидениях были такие ситуации, когда я представал мертвым или изуродованным, и такие картинки должны были исходить от него самого. Он согласился, что это кажется правдоподобным, но он не может найти в себе таких чувств. Когда я попытался найти фигуру в прошлом, на которую у него были похожие реакции, оказалось, что это был его отец. Для пациента отец был приличным, добросовестным, упорно работающим человеком, по отношению к которому он имел постоянные разумные, рациональные и добрые чувства. Он всегда был терпим и добродушен по отношению к любым отцовским недостаткам. Это заметно контрастировало с его враждебным и драчливым поведением по отношению к другим авторитетным мужчинам или по отношению к конкурентам. Он, казалось, защищал меня и своего отца от своих бессознательных инстинктивных импульсов — но почему?
Сновидение дало ключевой материал. Он на парусной шлюпке. Паруса подвешены на тотемном шесте, на нем — три фигуры: двое мужчин и ребенок. Верхняя фигура похожа на меня, затем ребенок, а внизу — отец. Его ассоциации привели к следующему: когда ему было семь лет, у отца был сердечный приступ, и пациент полагал, что это его эмоциональная вспышка почти убила отца. Этот материал не был новым, но он, казалось, имел новый смысл для пациента. Он колебался несколько мгновений, а затем спокойно сказал мне: он слышал, что у меня был как-то сердечный приступ. Он продолжил, сказав участливо, что он уверен, я должен заботиться о себе, ведь я сам — терапевт. Я уловил натянутость в его попытке говорить утешительно. Я прервал его и спросил: «Что-то беспокоит Вас, о чем еще вы думаете?» Пациент вздохнул, попытался рассмеяться, а затем сказал: он слышал, что мне за пятьдесят, и это шокировало его. Он думал, что мне сорок. Я выгляжу молодым и действую как молодой».
Я вмешался: «То, что мне больше пятидесяти, шокировало Вас. Что приходит вам в голову в связи с этой мыслью — возраст за пятьдесят?» Пациент быстро сказал: «Мой отец умер в пятьдесят три года, и я не могу вынести возможности того, что вы умрете. На моей совести достаточно всего. Я не думал, что скажу вам все это, но этот ребенок на тотемном шесте заставил меня вспомнить смерть нашего первого ребенка. Я рассказывал, что у моей жены placenta praevia1, но до сих пор не осознавал, что я чувствую свою вину за то, что это было вызвано половым актом с ней незадолго до кровотечения».
Я интерпретировал это для него: «И вы стали импотентом со своей женой для того, чтобы быть уверенным, что вы никогда
________________
1 Placenta praevia (лага.) — предлежание плаценты (Примечание переводчиков). 18-684
не повредите другому ребенку». Он ответил: «Да, я недостоин иметь половое сношение с хорошей женщиной. Только разрушительные вещи исходят от меня, когда я даю себе волю. Вы должны быть признательны за то, что я так хорошо контролирую себя здесь». Пауза. Молчание. Теперь стало ясно, что за хронической разумностью пациента, за его переносом защиты лежат буйные чувства и импульсы. Его разумное поведение по отношению ко мне было способом защитить и предохранить меня от его разрушительной враждебности. Анализирование истории его защитной разумности сделало возможным для пациента ■ пережить бурные импульсы, которые лежат за этим защитным .; барьером.
Кажущееся отсутствие реакции переноса оказалось переносом защиты. Пациент повторил со своим аналитиком группу защитных реакций, которые он считал необходимым использовать во
взаимоотношениях с отцом, а затем — с женой. Эти защитные реакции были сопротивлением и противодействовали раскрытию инстинктивных и аффективных компонентов, которые скрывались под ними.
В приведенном выше примере пациент перенес целую группу защит на аналитика, но бывают случаи, когда может переноситься только одно защитное отношение. Существуют пациенты, которые всегда реагируют на интерпретацию так, что кажется, что они приняли ее. Однако они, возможно, лишь повторяют при этом покорное отношение из своего прошлого для того, чтобы отвратить агрессивные чувства. Один из моих пациентов никогда не делал интерпретацию по собственной инициативе, даже когда материал был совершенно очевиден. Он всегда ждал, чтобы я сам дал ему интерпретацию. Это защитное поведение было производным того факта, что его старший брат неистово конкурировал с ним и, бывало, жестоко нападал на него, если пациент угрожал его превосходству. Следовательно, пациент вел себя по отношению ко мне как наивный, ничего не знающий человек — играл ту же самую защитную роль, которую он принял по отношению к своему старшему брату.
До сих пор в примерах реакций переноса защит описываемые защиты находились на переднем плане явлений переноса. Однако существуют и другие реакции переноса защит, в которых определенные инстинктивные и аффективные реакции используются как защиты против других инстинктивных и аффективных явлений. Например, пациентка сохраняла в течение длительного периода времени сильный сексуальный и эротический перенос для того, чтобы отвратить более глубоко лежащий враждебный агрессивный перенос. У пациентов того же пола, что и аналитик, продолжительный враждебный перенос может быть использован как защита против гомосексуальных чувств. Подобная ситуация существует и с отношениями. Продолжительная покорность может быть защитой против непослушания, или непослушание может быть защитой против покорности, которая может означать пассивную гомосексуальность для пациента и т. д. Приведенные выше иллюстрации являются примерами реактивных образований, проявившихся в переносе.
Реакции переноса защит всегда показывают, что есть страх какого-то нижележащего компонента влечения или аффекта. Перенос защиты является обычно Эго-синтонным и, следовательно, представляет собой дополнительное техническое препятствие. Сначала необходимо сделать перенос защиты чуждым для Эго, и только потом можно будет эффективно заниматься анализом. Реакции переноса защит часто встречаются у псевдонормальных характеров, у кандидатов, проходящих тренинг-анализ, в случаях, когда анализ проводится бесплатно, а также при невротических расстройствах характера, когда есть потребность в сохранении нормального фасада. Дополнительная техническая проблема, которую представляют собой такие пациенты, состоит в необходимости разоблачить перенос защит как сопротивление, сделать его Эго-дистонным, очевидным для пациента как симптом (Reider, 1950, Gitelson, 1954). Только после этого можно приступить к анализу нижележащих влечений и аффектов.