Отыгрывание реакций переноса

 

Фрейд осознавал важность распознавания и анализирования переноса, сопротивлений переноса и в особенности отыгрывания реакций переноса начиная со случая Доры, которую он лечил в 1900 году. Дора прервала лечение, потому что Фрейд не сумел распознать, что отдельные реакции ее переноса происходили от ее любовника, а не от ее отца. Более того, пациентка отыгрывала этот аспект своего переноса. Она действовала по от­ношению к Фрейду так, как она хотела бы вести себя по отношению к своему любовнику, г-ну К. — она бросила его. Рассматривая историю и последствия этого случая, Фрейд (Freud, 1905a) пришел к осознанию особой важности переноса и отыгрывания переноса. Он возвращался к проблеме отыгрывания и позже, особенно при работе с навязчивым повторением (Freud, 1914c, Freud, 1920, Freud, 1937). В последние годы несколько других авторов внесли заметный вклад в наше понимание отыгрывания реакций переноса (Fenichel, 1945а, Fenichel, 1945b; Greenacre, 1950; Spiegel, 1954; Bird, 1957; см. также список литературы).

Отыгрывание имеет место во многих случаях, и не только как реакция переноса. Тема отыгрывания будет развита далее, во втором томе. В данном разделе отыгрывание будет обсуждаться как явление переноса, имеющее место в ходе анализа и как особая разновидность реакции переноса.

Понятие отыгрывания относится к хорошо организованной, согласованной группе действий, которые имеют определенную цель, сознательно желаемы, являются Эго-синтонными и которые оказываются повторным разыгрыванием воспоминания из прошлого. Это действие является слегка замаскированным повторением прошлого, но пациент при этом не способен вспомнить прошлое событие или события. Пациент, кажется, поглощен действием, а не воспоми­нанием; это защита против воспоминания. В анализе пациенты будут выражать свои реакции переноса в виде отыгрывания вместо того, чтобы передавать их словами или чувствами. Отыгрывания могут иметь место как по отношению к самому аналитику, так и к кому-то другому вне анализа.

Определенная доля отыгрывания неизбежна при любом анализе. Частич­но это происходит из-за того, что аналитик атакует невротические защиты

и, следовательно, поощряет разрядку аффектов и влечений пациента менее искаженным способом. Это способствует их прорыву в действии. Кроме того, сам перенос является повторным проживанием, повторением прошлого, и, таким образом, мобилизует влечения из прошлого, которые могут выразить­ся в поведении и действиях. Однако отыгрывание будет также вызываться неправильным обращением с переносом, в особенности при недостаточном анализе негативного переноса. Ошибки в дозировке, своевременности и такте при интерпретации часто ведут к отыгрыванию. Реакции переноса аналитика по отношению к пациенту также вызывают отыгрывание. Однако тенденция к повторному разыгрыванию вместо воспоминания будет возникать и тогда, когда в анализе пытается получать выражение невербальный или довербальныи материал или же на подступах к травматическому материалу.

Отыгрывание всегда является сопротивлением, хотя оно может служить временно и некоторым полезным функциям. Это защита против воспоминания и обдумывания, оно противостоит интеграции мышления, памяти и поведения, и, следовательно, противостоит структурным изменениям Эго. Вместе с тем некоторые формы отыгрывания могут служить и конструктивным целям. Здесь я имею в виду временное, спорадическое отыгрывание, которое может иметь место при разрушении ригидных, сдерживающих защит. Этот тип следует отличать от привычного отыгрывания человека, который отыгрывает хрониче­ски. Иногда также отыгрывание может быть формой пробного воспоминания, первой пробной попыткой вспомнить (Ekstein and Friedman, 1957). В этом смысле это окольный путь к воспоминанию. Мой клинический опыт показы­вает, что воспоминание, которое повторно разыгрывается, как правило, является покрывающим воспоминанием (Greenson, 1958a). Искажения, свойственные отыгрыванию, всегда происходят в направлении исполнения желания. Открытые действия подобны явному содержанию сновидения, они стремятся к исполнению желания (Lewin, 1955). В конечном счете отыгрывание является формой невербальной коммуникации; несмотря на его функции сопротивления, это также движение в сторону достижения объекта (Bird, 1957; Greenson, 1959a). Кроме того, отыгрывание может быть и криком о помощи (Winnicot, 1956b).

Отыгрывание является единственной специфической формой невроти­ческого повторного разыгрывания, которая может иметь место как внутри, так и вне анализа. Его следует отличать от повторного проживания и симпто­матического действия, хотя это и не всегда клинически возможно. При повтор­ном проживании наблюдается простое повторение прошлого события. Здесь нет искажения, поэтому повторное проживание легко приводит к воспоминаниям. Обычно оно происходит в измененных состояниях Эго, под влиянием интенсив­ных эмоций, наркотиков, фуговых состояний и т. д. Симптоматические действия не являются хорошо*организованными и согласованными; они ощущаются как странные, чуждые Эго и представляют собой провал функционирования Эго. События прошлого здесь сильно искажены, и в симптоматическом действии может проявляться только какой-то фрагмент события. Позвольте мне проил­люстрировать простыми примерами отыгрывание, повторное проживание и симптоматическое действие.

 

Миссис К.' в конце каждой сессии, встав с кушетки, забирала бумажную салфетку, которая была подстелена под ее голову на по­душке. Идя к двери, она комкала ее в руке, беспокоясь и заботясь о том, чтобы я ее не увидел. Затем она бросала салфетку в мусорную КОРЗИНУ под моим столом, когда проходила мимо него, или прятала ее в свою сумочку. Все это проделывалось очень проворно, и у меня было впечатление, что пациентка надеется, что эти действия ускользнут от моего внимания. Когда я указал ей на это поведение, миссис К. с готовностью признала его, но, казалось, была удивлена, что я спра­шиваю об этом. Ее отношение было: разве не все так делают? Она вос­принимала свои реакции как самоочевидные с точки зрения обычного этикета. Она продолжала делать так, несмотря на мои попытки понять лежащий в их основе смысл.

На одной из сессий я смог добиться некоторого успеха, когда попросил ее ассоциировать к «испачканной салфетке» (= пеленка, подгузник), которую она старалась скрыть от меня. Это привело к болезненным воспоминаниям о стыде, связанном с менструацией. Поведение с салфетками продолжалось. В конце концов, мы начали анализировать ее ужасный стыд ануса, той части ее тела, которую она должна была скрывать всеми возможными способами. Она не могла опорожнить свой кишечник, когда кто-то посторонний был в доме, из-за страха, что ее могут услышать либо запах выдаст ее. После дефе­кации она проводила значительное время в ванной комнате для того, чтобы сделать вид, что ничего не произошло. Я отметил, что она дейст­вовала с бумажной салфеткой так, как будто эта салфетка указывала на туалетную деятельность, которую она должна была скрывать. Тогда она поделилась множеством воспоминаний о фанатизме своей матери по поводу туалета и чистоты в ванной комнате. Только тогда она смогла оставлять бумажную салфетку на подушке в конце сессии.

Миссис К. отыгрывала в конце каждой сессии следующее: я чистоплотная девушка, которая поступает таким образом, что на­верняка никто другой не видит моей туалетной деятельности. Никто не должен знать, что я занимаюсь этим. Неправда, что я делаю такие грязные вещи, нет никаких улик. Это согласованная, хорошо организо-. ванная, целенаправленная группа действий, осознанная и Эго-синтон-

 

___________________

См. разделы 1.24, 2.651, 2.71, 3.25, 3.42, 3.81.

 

ная, служащая для отрицания ее прошлой приятной туалетной деятель­ности, которую она не может вспомнить. Короче говоря, это форма отыгрывания.

Во время Второй мировой войны я назначил пулеметчику бомбарди­ровщика В-17, только что вернувшегося из боя, внутривенно инъекцию пентотала. Он страдал от бессонницы, ночных кошмаров, тремора, обильного потоотделения и явно выраженной реакции испуга. У него было 50 боевых вылетов, но он не осознавал никакой беспокоящей его тревоги и неохотно рассказывал о бое. Он согласился принять пентотал, потому что слышал: это вызывает ощущение опьянения и, кроме того, это означает, что ему не нужно будет больше говорить с другими офицерами. Как только он получил около 5 мл в вену, он запрыгнул на кровать, вырвал иглу из руки и начал кричать на высокой ноте: «Они придут в четыре часа, они придут в четыре часа, взять их, взять их, или они возьмут нас, эти сукины дети, взять их. О, господи, взять их, взять их. Они придут сюда снова в час, в час, взять их, ублюдки, взять их, о боже, я ранен, я не могу двигаться, помогите мне, вы, ублюдки, помогите мне, взять их, взять их».

Пациент кричал и визжал так в течение двадцати минут, глаза его были полны ужаса, и пот струился по лицу. Его левая рука сжала правую, которая повисла как плеть. Он дрожал мелкой дрожью, был напряжен. В конце концов я сказал: «Все, Джо, я взял их, я взял их». Он повалился на кровать и провалился в глубокий сон.

На следующее утро я увидел его и спросил, помнит ли он то, что он говорил после инъекции пентотала. Он робко улыбнулся и сказал, что он вспоминает пронзительные крики, но все очень смутно. Я рассказал ему, что он говорил о бое, когда он был ранен в правую руку, и что он все время кричал: «Взять их, взять их». Он прервал меня: «О, да, я вспомнил, как мы шли назад из Швейнфурта, и они напали на нас, они начали подходить в 4 часа, а затем в час, мы унич­тожили их зенитками, и т. д.».

Пациент смог с легкостью вспомнить прошлое событие, которое он пережил вновь под действием пентотала. Воспоминание было неискаженным и доступным, что типично для повторного проживания.

Теперь я хотел бы процитировать следующий случай как пример симптоматического действия. Один из моих пациентов, мужчина средних лет, не мог сидеть в моей комнате ожидания. Он растерянно стоял в углу до тех пор, пока я не открывал дверь в свой кабинет, и тогда он немедленно шел ко мне. Это поведение причиняло ему страдание, он знал, что оно странно, однако он переполнялся страхом, когда пытался присесть в комнате ожидания. Похожие реакции бывали у него и в других комнатах ожидания, и он обычно устранял их, приходя*позже либо уходя и входя вновь под тем или иным предлогом. Это стало более заметно, когда он начал регулярно приходить на аналитические сессии, и я начал анализировать его тенденцию приходить позже.

Примерно через год мы раскрыли следующие детерминанты его страха, связанного с сидением в комнате ожидания: быть найденным сидящим означало — быть «пойманным» сидящим, что означало обнаружить его мастурбирующим. Он мастурбировал, сидя в туалете, будучи мальчиком, и вскакивал сразу же, как только слышал, что кто-то приближается, из страха, что могут войти. На двери ванной комнаты у них дома не было задвижки. Сидеть, когда я стою, означает, что он маленький, а я — большой, при этом он чувствовал, что я могу угрожать ему физическим насилием. Более того, его отец настаивал на том, чтобы он вставал на ноги, когда взрослые входили в комнату, и теперь он запоздало подчинялся. Он бунтовал против отца будучи подростком и чувствовал вину, когда отец умер от удара. Он обнаружил своего отца сидящим на стуле так, как будто он дремлет, и только потом, к своему ужасу, обнаружил, что тот в коме. Следовательно, вставание означает, что он жив, а сидеть означает быть как отец — мертвым. Кроме того, сидеть означало принять феминную позицию во время уринации, и он должен стоять в моем присутствии для того, чтобы показать: видите, я — мужчина.

 

Здесь мы видим пример того, как чуждая Эго, странная деятельность осуществляется против воли пациента; он вынужден разыгрывать, и это является симптоматическим актом. Анализ вскрыл множество событий из его истории жизни, которые оказались сконденсированы, искажены и символизи­рованы в данной деятельности. В ясных случаях отыгрывание, повторное проживание и симптоматические действия легко отличить друг от друга. В клинической практике нечасто удается увидеть чистые формы, здесь приходится иметь дело с некоторой смесью этих трех разновидностей невротического повторного разыгрывания. Давайте теперь вернемся к нашему исследованию отыгрывания реакций переноса.