Фрейд осознавал важность распознавания и анализирования переноса, сопротивлений переноса и в особенности отыгрывания реакций переноса начиная со случая Доры, которую он лечил в 1900 году. Дора прервала лечение, потому что Фрейд не сумел распознать, что отдельные реакции ее переноса происходили от ее любовника, а не от ее отца. Более того, пациентка отыгрывала этот аспект своего переноса. Она действовала по отношению к Фрейду так, как она хотела бы вести себя по отношению к своему любовнику, г-ну К. — она бросила его. Рассматривая историю и последствия этого случая, Фрейд (Freud, 1905a) пришел к осознанию особой важности переноса и отыгрывания переноса. Он возвращался к проблеме отыгрывания и позже, особенно при работе с навязчивым повторением (Freud, 1914c, Freud, 1920, Freud, 1937). В последние годы несколько других авторов внесли заметный вклад в наше понимание отыгрывания реакций переноса (Fenichel, 1945а, Fenichel, 1945b; Greenacre, 1950; Spiegel, 1954; Bird, 1957; см. также список литературы).
Отыгрывание имеет место во многих случаях, и не только как реакция переноса. Тема отыгрывания будет развита далее, во втором томе. В данном разделе отыгрывание будет обсуждаться как явление переноса, имеющее место в ходе анализа и как особая разновидность реакции переноса.
Понятие отыгрывания относится к хорошо организованной, согласованной группе действий, которые имеют определенную цель, сознательно желаемы, являются Эго-синтонными и которые оказываются повторным разыгрыванием воспоминания из прошлого. Это действие является слегка замаскированным повторением прошлого, но пациент при этом не способен вспомнить прошлое событие или события. Пациент, кажется, поглощен действием, а не воспоминанием; это защита против воспоминания. В анализе пациенты будут выражать свои реакции переноса в виде отыгрывания вместо того, чтобы передавать их словами или чувствами. Отыгрывания могут иметь место как по отношению к самому аналитику, так и к кому-то другому вне анализа.
Определенная доля отыгрывания неизбежна при любом анализе. Частично это происходит из-за того, что аналитик атакует невротические защиты
и, следовательно, поощряет разрядку аффектов и влечений пациента менее искаженным способом. Это способствует их прорыву в действии. Кроме того, сам перенос является повторным проживанием, повторением прошлого, и, таким образом, мобилизует влечения из прошлого, которые могут выразиться в поведении и действиях. Однако отыгрывание будет также вызываться неправильным обращением с переносом, в особенности при недостаточном анализе негативного переноса. Ошибки в дозировке, своевременности и такте при интерпретации часто ведут к отыгрыванию. Реакции переноса аналитика по отношению к пациенту также вызывают отыгрывание. Однако тенденция к повторному разыгрыванию вместо воспоминания будет возникать и тогда, когда в анализе пытается получать выражение невербальный или довербальныи материал или же на подступах к травматическому материалу.
Отыгрывание всегда является сопротивлением, хотя оно может служить временно и некоторым полезным функциям. Это защита против воспоминания и обдумывания, оно противостоит интеграции мышления, памяти и поведения, и, следовательно, противостоит структурным изменениям Эго. Вместе с тем некоторые формы отыгрывания могут служить и конструктивным целям. Здесь я имею в виду временное, спорадическое отыгрывание, которое может иметь место при разрушении ригидных, сдерживающих защит. Этот тип следует отличать от привычного отыгрывания человека, который отыгрывает хронически. Иногда также отыгрывание может быть формой пробного воспоминания, первой пробной попыткой вспомнить (Ekstein and Friedman, 1957). В этом смысле это окольный путь к воспоминанию. Мой клинический опыт показывает, что воспоминание, которое повторно разыгрывается, как правило, является покрывающим воспоминанием (Greenson, 1958a). Искажения, свойственные отыгрыванию, всегда происходят в направлении исполнения желания. Открытые действия подобны явному содержанию сновидения, они стремятся к исполнению желания (Lewin, 1955). В конечном счете отыгрывание является формой невербальной коммуникации; несмотря на его функции сопротивления, это также движение в сторону достижения объекта (Bird, 1957; Greenson, 1959a). Кроме того, отыгрывание может быть и криком о помощи (Winnicot, 1956b).
Отыгрывание является единственной специфической формой невротического повторного разыгрывания, которая может иметь место как внутри, так и вне анализа. Его следует отличать от повторного проживания и симптоматического действия, хотя это и не всегда клинически возможно. При повторном проживании наблюдается простое повторение прошлого события. Здесь нет искажения, поэтому повторное проживание легко приводит к воспоминаниям. Обычно оно происходит в измененных состояниях Эго, под влиянием интенсивных эмоций, наркотиков, фуговых состояний и т. д. Симптоматические действия не являются хорошо*организованными и согласованными; они ощущаются как странные, чуждые Эго и представляют собой провал функционирования Эго. События прошлого здесь сильно искажены, и в симптоматическом действии может проявляться только какой-то фрагмент события. Позвольте мне проиллюстрировать простыми примерами отыгрывание, повторное проживание и симптоматическое действие.
Миссис К.' в конце каждой сессии, встав с кушетки, забирала бумажную салфетку, которая была подстелена под ее голову на подушке. Идя к двери, она комкала ее в руке, беспокоясь и заботясь о том, чтобы я ее не увидел. Затем она бросала салфетку в мусорную КОРЗИНУ под моим столом, когда проходила мимо него, или прятала ее в свою сумочку. Все это проделывалось очень проворно, и у меня было впечатление, что пациентка надеется, что эти действия ускользнут от моего внимания. Когда я указал ей на это поведение, миссис К. с готовностью признала его, но, казалось, была удивлена, что я спрашиваю об этом. Ее отношение было: разве не все так делают? Она воспринимала свои реакции как самоочевидные с точки зрения обычного этикета. Она продолжала делать так, несмотря на мои попытки понять лежащий в их основе смысл.
На одной из сессий я смог добиться некоторого успеха, когда попросил ее ассоциировать к «испачканной салфетке» (= пеленка, подгузник), которую она старалась скрыть от меня. Это привело к болезненным воспоминаниям о стыде, связанном с менструацией. Поведение с салфетками продолжалось. В конце концов, мы начали анализировать ее ужасный стыд ануса, той части ее тела, которую она должна была скрывать всеми возможными способами. Она не могла опорожнить свой кишечник, когда кто-то посторонний был в доме, из-за страха, что ее могут услышать либо запах выдаст ее. После дефекации она проводила значительное время в ванной комнате для того, чтобы сделать вид, что ничего не произошло. Я отметил, что она действовала с бумажной салфеткой так, как будто эта салфетка указывала на туалетную деятельность, которую она должна была скрывать. Тогда она поделилась множеством воспоминаний о фанатизме своей матери по поводу туалета и чистоты в ванной комнате. Только тогда она смогла оставлять бумажную салфетку на подушке в конце сессии.
Миссис К. отыгрывала в конце каждой сессии следующее: я чистоплотная девушка, которая поступает таким образом, что наверняка никто другой не видит моей туалетной деятельности. Никто не должен знать, что я занимаюсь этим. Неправда, что я делаю такие грязные вещи, нет никаких улик. Это согласованная, хорошо организо-. ванная, целенаправленная группа действий, осознанная и Эго-синтон-
___________________
См. разделы 1.24, 2.651, 2.71, 3.25, 3.42, 3.81.
ная, служащая для отрицания ее прошлой приятной туалетной деятельности, которую она не может вспомнить. Короче говоря, это форма отыгрывания.
Во время Второй мировой войны я назначил пулеметчику бомбардировщика В-17, только что вернувшегося из боя, внутривенно инъекцию пентотала. Он страдал от бессонницы, ночных кошмаров, тремора, обильного потоотделения и явно выраженной реакции испуга. У него было 50 боевых вылетов, но он не осознавал никакой беспокоящей его тревоги и неохотно рассказывал о бое. Он согласился принять пентотал, потому что слышал: это вызывает ощущение опьянения и, кроме того, это означает, что ему не нужно будет больше говорить с другими офицерами. Как только он получил около 5 мл в вену, он запрыгнул на кровать, вырвал иглу из руки и начал кричать на высокой ноте: «Они придут в четыре часа, они придут в четыре часа, взять их, взять их, или они возьмут нас, эти сукины дети, взять их. О, господи, взять их, взять их. Они придут сюда снова в час, в час, взять их, ублюдки, взять их, о боже, я ранен, я не могу двигаться, помогите мне, вы, ублюдки, помогите мне, взять их, взять их».
Пациент кричал и визжал так в течение двадцати минут, глаза его были полны ужаса, и пот струился по лицу. Его левая рука сжала правую, которая повисла как плеть. Он дрожал мелкой дрожью, был напряжен. В конце концов я сказал: «Все, Джо, я взял их, я взял их». Он повалился на кровать и провалился в глубокий сон.
На следующее утро я увидел его и спросил, помнит ли он то, что он говорил после инъекции пентотала. Он робко улыбнулся и сказал, что он вспоминает пронзительные крики, но все очень смутно. Я рассказал ему, что он говорил о бое, когда он был ранен в правую руку, и что он все время кричал: «Взять их, взять их». Он прервал меня: «О, да, я вспомнил, как мы шли назад из Швейнфурта, и они напали на нас, они начали подходить в 4 часа, а затем в час, мы уничтожили их зенитками, и т. д.».
Пациент смог с легкостью вспомнить прошлое событие, которое он пережил вновь под действием пентотала. Воспоминание было неискаженным и доступным, что типично для повторного проживания.
Теперь я хотел бы процитировать следующий случай как пример симптоматического действия. Один из моих пациентов, мужчина средних лет, не мог сидеть в моей комнате ожидания. Он растерянно стоял в углу до тех пор, пока я не открывал дверь в свой кабинет, и тогда он немедленно шел ко мне. Это поведение причиняло ему страдание, он знал, что оно странно, однако он переполнялся страхом, когда пытался присесть в комнате ожидания. Похожие реакции бывали у него и в других комнатах ожидания, и он обычно устранял их, приходя*позже либо уходя и входя вновь под тем или иным предлогом. Это стало более заметно, когда он начал регулярно приходить на аналитические сессии, и я начал анализировать его тенденцию приходить позже.
Примерно через год мы раскрыли следующие детерминанты его страха, связанного с сидением в комнате ожидания: быть найденным сидящим означало — быть «пойманным» сидящим, что означало обнаружить его мастурбирующим. Он мастурбировал, сидя в туалете, будучи мальчиком, и вскакивал сразу же, как только слышал, что кто-то приближается, из страха, что могут войти. На двери ванной комнаты у них дома не было задвижки. Сидеть, когда я стою, означает, что он маленький, а я — большой, при этом он чувствовал, что я могу угрожать ему физическим насилием. Более того, его отец настаивал на том, чтобы он вставал на ноги, когда взрослые входили в комнату, и теперь он запоздало подчинялся. Он бунтовал против отца будучи подростком и чувствовал вину, когда отец умер от удара. Он обнаружил своего отца сидящим на стуле так, как будто он дремлет, и только потом, к своему ужасу, обнаружил, что тот в коме. Следовательно, вставание означает, что он жив, а сидеть означает быть как отец — мертвым. Кроме того, сидеть означало принять феминную позицию во время уринации, и он должен стоять в моем присутствии для того, чтобы показать: видите, я — мужчина.
Здесь мы видим пример того, как чуждая Эго, странная деятельность осуществляется против воли пациента; он вынужден разыгрывать, и это является симптоматическим актом. Анализ вскрыл множество событий из его истории жизни, которые оказались сконденсированы, искажены и символизированы в данной деятельности. В ясных случаях отыгрывание, повторное проживание и симптоматические действия легко отличить друг от друга. В клинической практике нечасто удается увидеть чистые формы, здесь приходится иметь дело с некоторой смесью этих трех разновидностей невротического повторного разыгрывания. Давайте теперь вернемся к нашему исследованию отыгрывания реакций переноса.