Молодая замужняя женщина, будучи в анализе, неожиданно вступила в сексуальную связь. Я был убежден, исходя из клинических данных, что это было отыгрыванием трансферентных чувств: пациентка едва знала этого мужчину, и он был совершенно не похож на тех мужчин, которые ее обычно привлекали. Он был артистичен, действовал как профессор и выглядел как римлянин времен античности — именно эти качества привлекли ее. Эта сексуальная связь возникла, когда я был вынужден пропустить несколько сессий для того, чтобы участвовать в конференции. Она начала свой анализ с позитивным переносом, который постепенно приобрел эротический и сексуальный оттенок. Он был проинтерпретирован и, казалось, временно разрешен. Я вспомнил, что во время фазы ее сильной любви ко мне она описывала меня как профессора и артистическую натуру. Кроме того, однажды она видела сновидение, где я был в римской тоге, и в ассоциации к этому сновидению она рассказала, что я причесываю свои волосы как римлянин, кроме того, она слышала, что мое уменьшительное имя «Роми». Казалось ясным, что молодая женщина через отыгрывание с молодым человеком выразила свои сексуальные и романтические чувства. Она разыгрывала с ним то, что хотела и не могла разыграть со мной. Эти желания были повторением глубоко вытесненных чувств, которые она испытывала по отношению к своему отчиму.
Пациент-мужчина, проходивший анализ, вдруг развил близкие отношения со своим врачом, мужчиной, которого он никогда не знал в социальной жизни. Теперь пациент часто приглашал его обедать и вступал с ним в интимные беседы. Очевидно, его желание в близости со мной было отыграно вне анализа. Когда это происходит, желание интимности со мной не выражается на аналитической сессии. Только моя интерпретация этого отыгрывания вернула бессознательные желания в анализ (бессознательной была связь этих желаний со мной).
Когда чувства переноса отыгрываются вне анализа, характерно, что влечения и аффекты, которые таким образом выражаются, не проявляются в самой аналитической ситуации. Один студент во время прохождения у меня анализа постоянно критиковал тупость своих учителей, их леность и глупость. В то же самое время его трансферентные чувства ко мне были устойчиво позитивными. Какой-либо враждебный перенос ко мне отсутствовал, но устойчивая враждебность к учителям заставила меня осознать, что он отыгрывал свой негативный перенос.
Частой формой отыгрывания является расщепление амбивалентного или преамбивалентного переноса, когда один аспект отыгрывается вне анализа. Это часто наблюдается у кандидатов. Обычно чуждый Эго перенос направляется на другого аналитика, и только Эго-синтонные чувства выражаются по отношению к аналитику. Следовательно, враждебные и гомосексуальные чувства будут находить разрядку по отношению к другим аналитикам, тогда как менее беспокоящие эмоции и влечения будут направляться на собственного аналитика. Или же расщепление будет иметь место на основании «хороший» и «плохой» аналитик, где какой-то другой аналитик играет дополнительную роль.
Следует помнить, что отыгрывание, которое происходит во время анализа, связано не только с ситуацией переноса. Очень часто будет обнаруживаться, что такое отыгрывание происходило и прежде, до начала анализа. Лица, задействованные в таких ситуациях, будут сами оказываться фигурами переноса (Bird, 1957). Это будет обсуждаться во втором томе.
Теперь я бы хотел привести пример, иллюстрирующий комбинацию -', отыгрывания и симптоматического действия, связанных с переносом. В течение нескольких сессий пациент находил недостатки во всем, что бы я ни делал при анализе. Он находил мое молчание гнетущим, а мои вмешательства раздражающими и враждебными. На самом деле он допускал, что ему нравятся аналитические сессии, до того момента, когда я начинаю говорить или когда он ожидает, что я начну говорить.
Он мог сказать, когда я собираюсь вмешаться, потому что он мог услышать скрип моего стула или изменение в дыхании. Короткое сновидение и ассоциации к нему дали кое-какие важные ключи для понимания его реакций. В этом сновидении кто-то слушает радиокомментатора, Габриэля Хитера, голос которого — голос судьбы. У пациента возникает ассоциация с тем фактом, что этот диктор был Г отцовским фаворитом, и вся семья была вынуждена слушать этого человека, когда отец приходил домой обедать. Это привнесло воспоминание о том, как менялась атмосфера в доме, когда отец приходил домой: он заглушал все. Он прекращал все веселье в семье, по крайней мере, для пациента. Он всегда мог сказать, когда отец придет домой, потому что тот всегда приходил домой без двадцати семь и всегда насвистывал, подходя к дому. Когда бы пациент ни замечал, что приближается семь часов, или слышал свист, он становился раздраженным и враждебно настроенным.
На меня произвело впечатление множество параллелей между тем, чл как пациент вел себя по отношению ко мне и как он реагировал на приход отца домой. Я сформулировал это следующим образом: пока я молчу во время сессии и позволяю тем самым пациенту говорить, пока все это происходит в начале сессии, пациент наслаждается аналитической ситуацией так, как он наслаждался пребыванием дома со своей очень любящей матерью и своими сестрами, что было приятно и наполнено миром. Примерно за двадцать минут до конца сессии пациент начинал ожидать, что я прерву «секретное» веселье в доме. Скрип моего стула или изменение ритма моего дыхания напоминали ему об отцовском свисте. Мои интерпретации были как «голос судьбы», возвращение отца домой, конец всем удовольствиям пациента, связанным с матерью и сестрами. Пациент согласился с этой формулировкой, добавив, что, «говоря по правде», он должен признать, что отцовское возвращение домой причиняло боль только ему, а мать и сестры ждали этого.
Этот пример иллюстрирует, как во время аналитической сессии пациент повторно разыгрывал со мной эпизоды своего прошлого, связанного с семьей. В начале сессии он был большим болтуном, а я представлял собой спокойных и восхищающихся мать и сестер. Ближе к концу сессии, когда наступала моя очередь говорить, я стано- " вился подавляющим и мешающим отцом. Поскольку эта ситуация была Эго-дистонной и весьма болезненной для пациента, он работал очень усердно, пытаясь реконструировать и вспомнить события прошлого, которые лежат за невротическим повторным разыгрыванием.
Как говорилось ранее, все формы невротического повторного разыгрывания могут встречаться в чистом виде, но обычно можно обнаружить смесь повторного проживания, симптоматического действия и отыгрывания. Трудность определяется тем, является ли невротическое повторное разыгрывание Эго-синтонным или чуждым Эго. Всегда, когда оно Эго-синтонно, есть еще дополнительное сопротивление. Тогда значительно труднее привлечь на свою сторону разумное Эго пациента, установить рабочий альянс и раскрыть или реконструировать нижележащие воспоминания.