Время для интерпретации переноса наступает тогда, когда реакции переноса содержат самые сильные аффекты по сравнению с остальным материалом пациента. Когда мы слушаем пациента, мы должны решить, какой объект или ситуация владеет наибольшим количеством аффекта. Мы всегда будем интерпретировать аспект переноса, если нам кажется, что он несет достаточно большое количество аффекта. Аффекты во время аналитической сессии являются более надежными показателями, чем аффекты в сновидениях. Отсутствие аффектов тогда, когда аналитик ожидает их, также показывает, что должна быть выполнена некоторая аналитическая работа. То же самое верно в отношении неуместных аффектов.
Например, пациент тратит большую часть сессии, рассказывая о своей работе и о своем страхе потерять ее; хотя он работает хорошо, его шеф, как кажется ему, прохладно относится к нему. Он не знает причины этого, он делает все, что в его силах. Он также беспокоится о своем браке: хороший ли он муж, хороший ли он отец, думает ли его жена о других мужчинах? Потом он рассуждает о том, какое это счастье, что он проходит психоаналитическое лечение; он избавится от своих торможений, тревожности и не будет излишне расстраиваться все время. Ближе к концу сессии он замечает, что вчера, во время ленча встретил своего старого друга. Они поговорили о множестве вещей. Он рассказал приятелю, что он проходит анализ у Гринсона, и тот сказал, что слышал, будто Гринсон часто прекращает анализ, если пациенты не работают. Но он, пациент, знает, что это не может быть правдой; ведь если пациент не может упорно работать в анализе, это вызвано сопротивлениями, которые должны быть проанализированы. Аналитик не наказывает пациента и не вышвыривает его. Молчание.
Я мог определить изменение тона пациента во время сессии. Сначала его голос звучал как-то депрессивно, как хныканье, но только слегка. Когда он перешел к рассказу о своем друге и Гринсоне, его голос стал громче, почти шутливым, но натянутым. Я мог видеть пот, выступивший на его лбу. Когда он замолчал, он вытер руки о брюки так, будто они были мокрые. Для меня было ясно, что в тот момент больше всего, больше, чем потерять свою работу или жену, он боялся потерять меня, своего аналитика, и я сказал ему это. Тогда он вспомнил, что был шокирован, услышав, что аналитик может вышвырнуть пациента. Это никогда не приходило ему в голову раньше. Тогда он попытался выбросить это из головы, как абсурд. Он остановился и спросил, полный опасений: «Это правда, что аналитики предлагают пациентам уйти?»
Я попросил его рассказать мне о том, что ему представляется в связи с этим. Он замолчал на некоторое время, а затем его ассоциации привели к пасторальной сцене бескрайних лугов, тишины и покоя, но в отдалении видны тучи, темные, клубящиеся облака. Это напоминало об английском художнике Тернере, чьи картины кажутся такими мирными на первый взгляд, но при внимательном изучении представляются зловещими. В этот момент я вмешался и сказал: «В первый момент кажется абсурдным, что Гринсон может «вышвырнуть» пациента, но при рассмотрении эта мысль становится пугающей».