Чувства переноса пациента могут достигнуть такой интенсивности, которая на протяжении некоторого времени будет препятствовать использованию пациентом своей способности разделять разумное и переживающее Эго.* Это часто происходит прй*повторном проживании инфантильного невроза.
Тогда наша терапевтическая задача будет состоять в том, чтобы помочь восстановить разумное Эго. Очень часто самой лучшей техникой будет просто ждать, давая тем самым пациенту возможность разрядить свои чувства как можно более полно. При этом Эго получает шанс вновь овладеть ситуацией. Иногда может быть даже необходимо или полезно позволить пациенту превысить лимит времени сессии. В другое время может оказаться благоразумнее предупредить пациента о том, что приближается конец сессии, чтобы пациент смог подготовиться к тому, что ему нужно будет уйти. Хотя некоторая опасность с точки зрения удовлетворения переноса может быть в том, что пациент получает дополнительное время, но гораздо большая опасность может заключаться в том, что пациент может уйти, потеряв контроль, переполненный потоком интенсивных эмоций. Аналитику следует использовать все свое клиническое умение при определении лучшего способа действия.
Обычно эти средства помогают адекватно обращаться с эмоциональными бурями. Важно, чтобы установки и тон аналитика были терпеливыми, сочувствующими, твердыми, не критикующими, но и не слащавыми. В конце сессии я обычно говорю пациенту, что мне очень жаль, но я вынужден прервать его, так как время закончилось. Я обычно добавляю что-нибудь в том смысле, что я надеюсь, мы сможем поработать над этой проблемой на следующей сессии.
Я не делаю попыток интерпретировать до тех пор, пока нет признаков того, что разумное Эго присутствует и оно доступно. Только если я чувствую, что я могу призвать разумное Эго, мобилизовать его, и если я уверен в обоснованности интерпретации, я предпринимаю попытку интерпретации. Это может произойти тогда, когда интенсивность эмоций пошла на убыль, но также и в тех случаях, когда разумное Эго не слишком глубоко вовлечено в бурные эмоции и когда интерпретация точная. В таких условиях правильная интерпретация может служить призывом к разуму, моментом для возвращения разумного Эго. Ключом к правильной интерпретации служит осознание того, что острая эмоциональная буря является повторным разыгрыванием прошлой ситуации. Это либо точная их копия, либо копия, искаженная в сторону исполнения желания. Позвольте проиллюстрировать это:
В ходе аналитической сессии пациентка на мою просьбу рассказать более подробно о недавнем сексуальном переживании среагировала испугом. Сначала она могла рассказывать о своем чувстве страха: она чувствовала, что я прошу ее раздеться. Затем она погрузилась в эту ситуацию и почувствовала ужас. Она больше не рассказывала о своей панике, она переживала ее, так, как будто все это происходило сейчас, на сессии. Она начала неистово кричать на меня: «Нет, я не буду, не буду. Оставьте меня одну, или я завизжу. Уходите прочь, прочь. Боже, помоги мне, помоги. Стоп, стоп, стоп. Пожалуйста, прекратите, кто-нибудь, помогите мне...» Все это продолжалось довольно долго. Поскольку накал чувств, казалось, не снижался, а сессия подходила к концу, я просто сказал: «Миссис Смит (пауза), миссис Смит, это садовник напугал вас, миссис Смит, это садовник, а теперь вы здесь, со мной, доктором Гринсоном». Когда я назвал пациентку миссис Смит, она, казалось, не слышала меня, хотя я и повторил это ' несколько раз. Когда я сказал «садовник», она, казалось, очнулась; она снова слышала меня, она, казалось, пыталась понять, сориентироваться. К тому моменту, когда я сказал: «А теперь вы здесь, со мной, доктором Гринсоном», — она смогла слабо улыбнуться, так, будто теперь она поняла, что произошло. Потребовалось еще несколько щ. минут, чтобы она пришла в себя и к ней вернулось самообладание. ,^ Теперь она могла уйти с сессии, контролируя свои эмоции и размышляя о возвращении травматического детского переживания.
Я добился успеха, указав на значение трансферентного переживания, поскольку мог ощутить, что ее работающее Эго было доступно, и я знал из предыдущего материала, что это переживание пришло из соблазнения ее в детстве садовником. Я знал, что могу достучаться до нее словами «садовник» и могу вернуть ее обратно в настоящее, напомнив, где она и с кем.
Пациент много лет боролся со своим страхом прямо выразить свой гнев и ярость ко мне. Ближе к концу одной из сессий он начал описывать, что бы он сказал мне, если бы был пьян. Он все сильнее бранился, начал стучать по стене кулаком, пинать кушетку ногой и в конце концов соскочил с нее. Он подошел к моему креслу, встал надо мной, погрозил мне пальцем и сказал: «Какого черта вы о себе воображаете?» Я ничего не сказал, но, поскольку он уже собрался уходить из офиса, я выкрикнул ему вслед: «Каково это — сказать наконец папе, что он вовсе не так уж велик?» Пациент остановился как вкопанный при слове «папа». Он обернулся и посмотрел на меня. Его искаженные гневом черты смягчились; он потряс головой; медленно вернулся к кушетке и сел. Потом он медленно сказал: «Да, в конце концов я сделал это, в конце концов, после всех этих лет; я высказал вам все, вам и моему старику, и моему старшему брату, всем вам. Я, в конце концов, почувствовал, что я взрослый мужчина, а не маленький мальчик, притворяющийся мужчиной». Слезы потекли по его щекам.
Параллельно с такими сильными эмоциональными бурями, а часто как их компонент или следствие пациенты будут повторно проживать определенные ситуации из прошлого не только на словах или в чувствах, но и в действиях. Я имею здесь в виду те действия, которые могут стать опасными, если останутся необузданными. Это поведение может быть простым повторным проживанием, с^гка искаженным, но приемлемым для Эго отыгрыванием, или же сильно искаженным, чуждым Эго симптоматическим действием. Первый приведенный пример женщины и садовника является иллюстрацией простого повторного проживания в переносе. Случай разгневанного мужчины представляет собой комбинацию симптоматического действия и отыгрывания. Техническая проблема в любом случае остается той же самой: мы должны помочь пациенту восстановить разумное Эго или рабочий альянс до того, как он уйдет с сессии, если это вообще возможно.
Процедура сходна с той, которую я описывал для работы с эмоциональными бурями — ждать до тех пор, пока эта активность не утихнет и не иссякнет. Если мы понимаем значение данного поведения и если может быть мобилизовано разумное Эго, тогда мы делаем интерпретацию настолько точно и кратко, насколько это возможно. Если же оба метода терпят провал или неприменимы в данном случае, тогда следует прервать это поведение, конфрон-тировав пациента с реальностью и опасностями, которое несет это поведение. Например, в случае разгневанного мужчины, приведенном выше, что следовало бы сделать, если бы он не остановился, когда я спросил его: «Каково это — сказать наконец папе, что он вовсе не так уж велик?» В таком случае я бы сказал ему что-нибудь вроде: «Мистер Джонс, пожалуйста, подождите минутку, вы можете уйти отсюда, когда захотите, но я не думаю, что сейчас стоит делать это. Вы слишком разгневаны и расстроены из-за меня, и нам следовало бы немного поработать над этим. Не совсем безопасно позволять вам уйти в таком состоянии».
В похожих ситуациях я обычно говорю что-нибудь вроде: «Мне очень жаль, что вы чувствуете себя так плохо, мне хотелось бы помочь, но я не совсем понимаю, что происходит. Давайте поработаем над этим немного, прежде чем вы уйдете».
Был случай, когда одна из моих пациенток, пограничный психотик, встала с кушетки, обвила меня руками, сказав: «Давайте не будем терять время и займемся сексом». Я твердо взял ее за руки, прямо посмотрел на нее и сказал: «Миссис Джонс, я хочу помочь вам, и я могу сделать это, работая. Так что давайте работать вместе и не будем терять время».
Все такие ситуации потенциально опасны для пациента, и с ними необходимо каким-то образом справиться на сессии. Наименее удовлетворительный метод — это использовать силу любого рода, чтобы пресечь определенные действия пациента, тем не менее иногда это — единственно возможный способ предотвратить что-нибудь еще худшее. Тогда твердый, но сочувствующий тон, призыв «Давайте работать» и одновременно удерживание рук пациента остаются последними средствами. Короче говоря, аналитик ведет себя как сильный и обеспокоенный родитель с ребенком, потерявшим над собой контроль. Родственные проблемы, связанные с отыгрыванием, будут рассматриваться во втором томе.