В пылу гнева нет места сочувствию. А без сочувствия вы не способны оказать поддержку. Как пишет в своей книге «Душевный разум» Дэниел Коулмэн, «сочувствие требует достаточного спокойствия и восприимчивости, чтобы ваш эмоциональный мозг мог улавливать тонкие сигналы, посылаемые чувствами другого человека, и имитировать их». Когда имеешь дело с человеком, страдающим депрессией, спокойствия и восприимчивости можно достичь сочувственным молчанием.
О том, насколько ценно молчание, я впервые узнал от старшего брата. Я помню, как он, еще до своего отъезда в Оксфордский университет и до того, как над нашим домом нависла тьма, всякий раз старался промолчать, когда я, тринадцатилетний, надоедал ему своими проделками. Он просто не отвечал на мои высказывания. Потом, когда его настроение становилось лучше или когда он просто смягчался, он говорил мне, что практикует «мудрость молчания».
г
Я думал, что молчание моего брата, который старше меня на десять лет, — это облагораживающее проявление силы и дисциплины. Будучи самым обыкновенным малолеткой, я мог контролировать свои импульсы не больше чем свои гормоны.
После того, как мой брат уехал, а депрессия мамы усилилась, я научился воскрешать в своей памяти то, что когда-то воспринял как силу брата, проявлявшуюся во время трудных разговоров с мамой, когда в его адрес сыпалось много обвинений. Я хорошо помню эти моменты. Я поворачивал ручку и открывал дверь в эту кромешную тьму. Воздух в маминой комнате всегда был спертый и затхлый — словно вскрыли табакерку с увлажнителем, которая была очень долго закрыта. И прежде чем войти в мамину комнату в надежде приободрить маму, я уже знал: первое, что меня там ждет, это ее непредсказуемое настроение. Таким вот образом, слушая и наблюдая, сдерживая слезы и гнев, я повторял словно мантру: «Мудрость молчания... мудрость молчания...», когда мама обвиняла меня во всех своих несчастьях.
Много лет спустя я снова услышал эту фразу, и она всколыхнула мои чувства, когда я смотрел киноверсию романа Хайма Потока «Избранный народ», где рассматривается ассимиляционный конфликт в ортодоксальной еврейской семье. Фраза, которую повторял мой брат и за которую я держусь, словно утопающий за соломинку, была взята из Талмуда, в котором собраны еврейские традиции, законы и легенды. Только брат не произносил всю фразу целиком — «мудрость и боль молчания».
Эти слова, исполненные страдания и печали, которые произносит раввин, узнав, что его старший и самый одаренный сын оставляет учебу, потрясли меня до глубины души. Я плакал, вспоминая в четких деталях те страшные угрозы самоубийства, тот чудовищный гнев, ту грубую критику, которую мама, будучи в депрессивном состоянии, высказывала мне и другим членам семьи.
Когда тот, кого вы любите, в депрессии, вы молча терпите и боль, и печаль, надеясь стать для близкого человека сильным союзником, источником поддержки и помощи. Так или иначе, боль молчания лежит в корне выпавших на вашу долю испытаний.
В душе вы глубоко задеты содержанием того, что вам сказали. Его слова больно ранят вас и пронзают в самое сердце: пожалуй, нет таких людей, на кого сочувственное молчание не воздействовало бы эмоционально. Но сочувственным, а не черствым делает это молчание именно признание боли, которую вы переживаете как свидетель страданий любимого человека. Болеетого, вы признаете эту боль, не реагируя на момент.
Разумеется, это невозможно, если необходимо срочно принимать меры, как, например, в случае попытки самоубийства. Но такое случается гораздо реже, чем упреки и жалобы, изодняв день высказываемые подавленным любимым человеком.
Вы вправе задать вопрос: если нам приходится так дорого платить своими переживаниями, то в чем же мудрость такого молчания? Кому это надо? Я знаю, что это выглядит парадоксально, но когда ваш любимый человек охвачен приступом ярости и саморазрушения, бессмысленно и абсурдно вести «разумный» разговор, реагируя на его слова. (Если существует физическая опасность, сочувственное молчание — не самая лучшая реакция. В этом случае необходимо предпринимать быстрые и правильные действия.)
Зачастую, когда эпизод уже прошел, ваш любимый человек, как алкоголик, у которого помутилось сознание, не помнит, что он говорил. Более того, если использовать против человека, страдающего депрессией, его слова, сказанные в порыве ярости, то это либо разрушит и без того хрупкое равновесие, вновь усилит напряженность, либо даст начало новому приступу гнева. Ни одна из этих ситуаций нежелательна.
Как я интуитивно понял, твоя роль в таких ситуациях — это роль маяка, который без всяких комментариев просто сигналит, что берег близко. Безмолвный луч не вредит. Он просто говорит: «Я здесь. Я слушаю. Я забочусь». Он предлагает своего рода связь, показывающую путь к безопасности.
Позднее, когда настроение улучшится или настанет спокойная фаза, вы можете по инициативе любимого человека поговорить с ним о том, что он помнит. В такие моменты следует оставить все «поводы» для взрыва эмоций, ибо эмоции здесь неуместны.
Порой ваш любимый человек может обидеться на ваше молчание, разгневаться и раздосадоваться. Если это произойдет, я предлагаю вам ответить так: «Я просто хочу послушать. Когда ты закончишь, я буду рад поделиться своими чувствами. А теперь я уделю тебе внимание».
Я усвоил небольшой, но важный урок: мне не следует автоматически реагировать на то, что говорит моя мама, когда она в депрессии. Если вы поборете в себе желание взорваться, это уже будет небольшой победой и, кроме того, в этом есть двойное преимущество: вы позволите любимому человеку почувствовать, что его слушают. Возможно, для вас этот простой урок станет источником утешения в ваших попытках поддержать любимого человека.