Разговор с психотерапевтом вашего любимого человека

Семья является важной частью «команды», борющейся за выздоровление, однако бывают такие ситуации, когда вам как с терапевтической, так и с этической и юридической точек зре­ния трудно включаться в процесс настолько, насколько хотелось бы. Психотерапевт вашего любимого человека, стараясь не по­дорвать доверие, которое чрезвычайно важно для выздоровле­ния, может уполномочить пациента самостоятельно контроли­ровать свое лечение.

Все специалисты в области медицины и психологии связаны законами, которые требуют от них сохранения конфиденциаль­ности отношений «пациент—врач». Без письменного согласия вашего любимого человека психотерапевт не может поделиться с вами информацией о проводимом лечении.

Закон, защищающий конфиденциальность, создает для ва­шего любимого человека соответствующую безопасную обстанов­ку, дающую возможность обсуждать на сеансах психотерапии все, что для него важно, не боясь разоблачения или предательства.

Вплоть до настоящего времени я долго рассказывал о страте­гиях, которые вы можете применять, чтобы помочь любимому человеку бороться за выздоровление от депрессии. Однако в не­которых ситуациях бывает очень важно, чтобы близкие вмеши­вались как можно меньше. Например, в семьях, где допускалось физическое, сексуальное или психическое насилие, конфиден­циальность просто необходима.

Правильное равновесие между вашей включенностью в пси­хотерапию в роли сильного союзника и защитой конфиденциаль-

ности вашего любимого человека, страдающего депрессией, явля­ется чрезвычайно важным аспектом эффективной терапии. Пси­хотерапевт зачастую предпринимает излишние меры предосто­рожности, чтобы защитить пациента, пока не произведена тща­тельная оценка динамики самого пациента и его семьи. Этот про­цесс может занять более длительное время, чем вам хотелось бы.

У меня был один случай, когда проявились эти аспекты. Ме-линда, двадцатитрехлетняя дочь моей пациентки Кэти, недавно вернулась домой, порвав со своим другом. Позднее, после того, что произошло с Мелиндой, Кэти стало очень беспокоить пове­дение дочери. Мелинда перестала следить за собой, она до полу­дня не вставала с постели, и однажды Кэти обнаружила, что ее дочь после обеда вызывает себе рвоту.

Кэти позвонила психотерапевту Мелинды, и они вместе, хотя и не без труда, уговорили Мелинду лечь в больницу, чтобы об­следовать ее и, возможно, назначить лечение.

К большому удивлению и разочарованию Кэти, пока прово­дилось обследование, психиатры держали ее на расстоянии. Когда же она обнаружила закапанные слезами листки с мрачными и жуткими стихами Мелинды, случайно забытые в комнате, ей ста­ло совсем не по себе. Кэти принесла их в больницу и отдала пси­хиатру. Он почти ничего не сказал об этом, только спросил Кэти, как она обнаружила эти «писания».

Вопрос психиатра убедил Кэти в том, что персонал больни­цы подозревает, что она сама виновата в депрессии дочери. Она чувствовала, что ее желание быть полезной было истолковано как вторжение, и это ее очень расстроило. Кэти разозлилась на пси­хиатра, стала оправдываться и ушла из больницы вся в слезах. Правда была в том, что Кэти уже испытывала чувство вины по поводу состояния дочери.

В нашей совместной работе мы нашли способ, как Кэти мо­жет рассказать о своем расстройстве психиатру, чтобы не заста­вить его отстраниться. Кэти, психиатр и я беседовали о ее беспо­койстве, а также о ее желании быть полезной и в то же время не вмешиваться. Она поведала нам о своих страхах. Психиатр, в свою очередь, выразил необходимость объединить все полученные данные так, чтобы сохранить конфиденциальность. Он был

'';.:,., :.. ; ;;::.

..

 

убежден, что Кэти сможет сыграть свою важную роль в выздо­ровлении Мелинды.

На обследование Мелинды и оценку ее отношений с Кэти потребовалось около десяти дней, после чего медперсонал по­чувствовал, что правильный баланс между индивидуальным ле­чением, приемом необходимых лекарств и включением Кэти в семейную терапию, наконец, найден.

На «сильного союзника» госпитализация и ожидание могут действовать угнетающе. В это время соответствующая поддерж­ка может помочь вам развить терпение во имя окончательной пользы.

У психотерапевтов есть различные стратегии, касающиеся проблемы конфиденциальности. Законы о конфиденциально­сти представляют собой ориентирующие принципы, согласно которым следует принимать все решения. В разных штатах эти законы имеют некоторые отличия, но все штаты следуют опре­деленным основополагающим принципам. Пациенты облада­ют правом конфиденциальности, которое означает, что если ваш любимый человек является полноправным взрослым граж­данином, психотерапевт должен попросить его дать письмен­ное согласие о том, что он не возражает, чтобы вы или кто-либо еще знали о его диагнозе и лечении. Отклонения от принципа конфиденциальности для каждого случая могут быть свои: они применяются по отношению к определенным людям в опреде­ленное время. Вы можете почувствовать необходимость боль­ше участвовать в заботе о вашем любимом человеке и иметь больше информации. Вы можете попросить вашего любимого человека сказать психотерапевту, что он хотел бы, чтобы вы уча­ствовали в процессе лечения, и подписать соответствующий документ. Если ваш любимый человек сочтет это возможным, то он скажет врачу: «Хорошо, говорите моим близким все, что они хотели бы знать обо мне», а затем заверит свое заявление подписью.

Психотерапевт может также вовлекать в процесс лечения чле­нов семьи. Поскольку депрессия часто сопровождается чувством отвергнутости, психотерапевт может попросить человека, стра­дающего депрессией, привести кого-нибудь из членов семьи. Он

 

может предложить пациенту привести на сеанс жену или позво­нить родным и сообщить, что с ним случилось.

Сколько информации раскрывается на сеансе — это тоже ка­верзный вопрос. Психотерапевт может побудить вас или вашего любимого человека рассказать на сеансе о своих трудностях, но чтобы это выглядело так, словно вы на самом деле ничего о них не рассказываете. Например, психотерапевт может сказать: «Если ты чувствуешь себя отвергнутой, потому что твой муж по вечерам лежит на диване и смотрит телевизор, то давай обсудим это на нашем следующем семейном сеансе».

Из этих правил конфиденциальности существуют определен­ные исключения. Врач или психотерапевт могут нарушить кон­фиденциальность без согласия пациента, если они чувствуют уг­розу самоубийства. В этом случае они делают все возможное, что­бы предотвратить самоубийство. Это «все возможное» обычно определяется тем, что любой разумный психиатр сделал бы в та­кой ситуации. Он может госпитализировать пациента без его согласия и/или позвонить его родным и подключить их к помо­щи, чтобы они не допустили самоубийства.

Если пациент угрожает совершить акт насилия над каким-то человеком, говоря, например, «я собираюсь убить свою жену», и специалист убежден, что это настоящая угроза, в большинстве штатов от него требуется предупредить потенциальную жертву и полицию.

В Калифорнии и некоторых других штатах считается, что если у психотерапевта есть веские основания подозревать, что паци­ент хочет напасть на пожилого человека, на взрослого, находя­щегося на иждивении, или на ребенка, то он обязан нарушить конфиденциальность и сообщить о подозреваемом покушении местным властям или полиции.

Если человек, находящийся на лечении, является подростком или ребенком, то окончательная ответственность за конфиден­циальность возлагается на родителей, за исключением случаев жестокого обращения или совращения со стороны родителей. Если подросток раскрывает тайну о своем употреблении нарко­тиков и алкоголя или о сексуальных связях, психотерапевт про­водит разделяющую черту: если об этих моментах следует расска-

зать, поскольку они связаны с депрессией и тягой к самоубий­ству, то я предпочел бы, чтобы подросток рассказал о них роди­телям на совместном сеансе, чем сам разгласил бы его тайну ро­дителям и тем самым подорвал доверие, которое установил с па­циентом.

В любой ситуации психотерапевт в первую очередь должен считаться с интересами пациента.