Когда человек начинает верить, что не от объективных, не зависящих от него причин, а, наоборот, от него самого исходят его проблемы, это вызывает угрызения совести, раскаяние, самобичевание, словом, мучительные, неприятные ощущения. Но, с другой стороны, подобная переоценка резко изменяет роль и место человека в ситуации, которая, как оказывается, порождена им самим. Он попадает в ее центр, он становится демиургом в своей ситуации. Это далеко не всегда совпадает с реальностью, однако именно такого видения психотерапевт добивается прежде всего. Перенос клиентом себя в центр ситуации, когда у него формируется "стихийно-идеалистский" (точнее - субъективно-идеалистический, "стихийно-солипсистский") взгляд на свои проблемы, я и называю "психотерапевтической лестью". Это сопровождается и болезненными, горькими чувствами, и одновременно чувством облегчения. Такая позиция в принципе глубоко органична, естественна для человека. Ему действительно свойственен стихийно-эгоцентрический взгляд на мир. Вольно или невольно человек всегда смотрит со своей "колокольни". Формулы человеческой гносеологии: "Человек - мера всех вещей", "Человек - вот правда!" Подразумевается, что человек не какое-то родовое обозначение, а попросту Я, я сам. В наиболее прямом и непосредственном виде это мироощущение, как известно, проявляется у детей и связано с двумя вещами: ощущением своего бессмертия и своего "почти-всемогущества". Нормальный ребенок, которого любят родители, - самое естественно-религиозное, непосредственно-религиозное существо. Это вовсе не значит, что он "верит в Бога" в том смысле, в котором мы говорим о взрослых людях. Он просто живет рядом со своим Богом, живет буквально как "сын Божий". В самом деле: все, чего бы он ни пожелал, находится в принципе в пределах возможностей его Бога-Отца. Ребенок чувствует и знает, что стоит ему по-настоящему попросить, и он это получит (а вот взрослый, когда молится, на коленях, уже не уверен в результате). Связь взрослого религиозного чувства с инфантильным отношением к отцу прослежена многими авторами, начиная с Фрейда. Но для нас сейчас важнее другое. Мир маленького ребенка - это мир его всемогущества, в пределах которого он верит, что может получить практически все - надо только как следует захотеть и попросить.
По мере расширения контактов с человеческим миром "золотой мир детства" сужается. Сталкиваясь с объективными обстоятельствами, с волей и желаниями других - посторонних, чужих нам - людей, мы начинаем переходить со стихийно-идеалистической, стихийно-эгоцентрической, стихийно-солипсистской позиции на вынужденно-объективную точку зрения. Фрейд называл это соотношением принципов удовольствия и реальности. Пиаже детально проследил, как детская логика начинает подчиняться объективным законам физического мира.
В итоге взрослый человек, в полную противоположность ребенку, приходит к такому образу мира, о котором рассуждает Левин (и сам Толстой) в "Анне Карениной". "В бесконечном времени, в бесконечности материи, в бесконечном пространстве выделяется пузырек-организм, и пузырек этот подержится и лопнет, и пузырек - я.
Это была мучительная неправда, но это был последний, единственный результат вековых трудов мысли человеческой в этом направлении."
Однако мысль "среднего" человека не трудится "в этом направлении" и потому все эти идеи он принимает легко, не задумываясь над ними, в сущности, эмоционально не соотнося их с собой (другой вопрос, который мы обсуждать не будем - как это удается?). Не "мучительной неправдой" кажется все это человеку, а весьма банальной правдой, только... не имеющей к нему никакого отношения.
Но есть сфера, непосредственно задевающая каждого, где невозможно так же спокойно считать себя песчинкой, атомом, которым играют мощные и непонятные силы. Это - сфера межличностных отношений.
Человеку жизненно важно таким образом выстроить свою экологическую нишу, свои отношения с близкими ему людьми, чтобы, интуитивно соотнося свои желания и свои возможности, устанавливая между ними консенсус, вновь оказаться в среде, где ты "все можешь": добиться от любящего тебя человека того, что нужно тебе, или из любви к нему пересмотреть свои желания и опять же прийти к согласию. Словом, тут ты не песчинка, не "трость, ветром колеблемая", а в определенной мере - творец своего (пусть резко ограниченного) мира. Самый страшный удар, который по нему наносится - это как раз резкое разрушение ощущения своей власти над ним, глубокого родства с этим миром. Вспомним Яго - тонкого психолога, "антипсихотерапевта". Чем он "подсек" Отелло? Пока он долго говорит о коварстве и изменах "вообще венецианок", Отелло спокоен. И вдруг дедукция: "А что ж супруга Ваша, другая, полагаете?" Тут не одно подозрение, дело гораздо сложнее. Дездемона - не из "Вашего ребра", она подчиняется объективным законам иного, не зависящего от Вас мира. Весь мир Отелло взорван изнутри: он больше не хозяин в своем доме, да и в своей душе.
Чувство бессилия в межличностных отношениях, их неподвластности, неподчиненности своей воле, а значит - чувство отчужденности, отключенности от них - одно из самых мучительных для человека потому, что оно противоречит его органическому эгоцентрически-инфантильному мироощущению. В данном случае я не вкладываю в слова "инфантильный" и "эгоцентричный" никакого оценочного смысла. Речь идет просто о ядре личности, той эмоциональной пуповине, которая поддерживает человека в мире людей и, стало быть, - поддерживает его отношение к самому себе.
Как же человек сопротивляется ударам? К мелким, текущим неприятностям, к проблемам, не затрагивающим этого ядра, он выработал (интуитивно) стратегию экономии душевных сил: не задумываясь, не копаясь в себе, не тревожа совесть, списывать все на внешние обстоятельства. Пока речь идет об обстоятельствах действительно "внешних", удается и впрямь винить случайности. Ту же стратегию (которую, впрочем, он называет "объективным анализом ситуации") человек старается применить и сталкиваясь с более серьезными проблемами. Однако здесь-то он и ударяется лбом в капитальную психологическую трудность. В самом деле - можно без ущерба для своего ощущения, самооценки, для всего своего внутреннего мира сказать: "Меня обокрали в автобусе, я пострадал, и мои качества тут ни при чем". Это психологически удобнее, чем признаться: "Я сам виноват, был рассеян, невнимателен и т.д.". В первом случае себя жалко, во втором - только будут мучать зряшные угрызения совести. Но если я говорю себе: "Меня бросила жена, потому что полюбила другого и это от меня не зависит", то отсюда уже следует мое полное бессилие перед жизнью, неумение изменить что-то в самых важных сферах человеческих отношений. Тут толстовское ощущение тотального бессилия "пузырька-организма" становится глубоко личностным, трагическим.
Как же выйти из этого положения? Какую линию "психологической обороны" выстроить?
Одна из главных задач в подобной ситуации - любой ценой сохранить самоуважение. Простейшая линия самообороны идет, например, по пути грубой лести в собственный адрес: "Я бы мог, да не больно-то и хотелось". Фактически сюда входят три компонента: а) я все могу в отношениях с данным человеком; б) я могу, но я не хочу; в) не хочу потому, что он - плохой, а я хороший. Если человек способен удержаться на этой линии самообороны, то он, очевидно, не пойдет дальше, не обратится к психотерапевту.
К психотерапевту приходит тот, кто уже не может себе больше внушать, что он все может, но не хочет, не хочет потому, что он - хороший, а другой плохой. Для психотерапевта главное - выхватить решающее звено цепи, спасти исходную, жизненно необходимую для клиента посылку: я - могу. В моих силах строить отношения с людьми, дружить, любить, вызывать уважение, приязнь. Вот что надо укрепить в человеке любой ценой. И чем выше "психологическая цена", которую он уплатил, тем прочнее конечный эффект психотерапии. Ситуация как бы выворачивается наизнанку: чем болезненнее, обиднее для клиента разговоры с психотерапевтом, тем больше "психотерапевтическая лесть".
"Ходов" тут много. Но суть одна. Сохранить ощущение возможностей и сил, а для этого продемонстрировать - но только достаточно тонко - все тот же общий принцип, заставить человека прийти к мысли: "Я думал, что хочу, а на самом деле, в силу неких обстоятельств, не хотел... Но коли так, значит, я, оказывается, не мог захотеть по-настоящему?" Не наводит ли это, другим концом, на то же чувство своего бессилия и бессмысленности жизни? Нет, не наводит. И вот почему. Тут усилиями психотерапевта осуществляется еще одна подстановка: мне мешали некие факторы, хотя и действительно лежащие "внутри" моей психики, но (и здесь в дело вступает теория) они не составляют ядра моей личности, они преодолимы, особенно теперь, когда я их знаю, когда я их выявил. От этих "внутренних факторов" я в силах отказаться и тем самым вернуть чувство собственного могущества в пределах своего мира, чувство гармонии с миром.
Так достигается основной эффект - начинает брезжить свет в конце тоннеля. К человеку возвращается вера в себя и чувство смысла жизни. И чем мучительнее был путь, чем больше обидного и плохого он узнал о себе в процессе психотерапии, тем больше награда, тем крепче он верит в своего мучителя-спасителя, в своего Милого Лжеца.
Но почему лжец? Не хочу ли я тем самым принизить психотерапевта, сделать его каким-то продавцом опиума для народа?
"Лжец" потому, что, хотя и впрямь от человека многое зависит, но, конечно, далеко не все, тут психотерапевт ему льстит*.
/* Хотелось бы обратить внимание на любопытную параллель с астропсихологией. Известен девиз - "Звезды правят профанами, мудрый управляет своими звездами". Или аналогично: "Звезды склоняют, но не принуждают". Так-то оно так, но иногда влияние астропсихологических факторов Пространства настолько мощно и значительно, что вероятность реализации тех или иных событий приближается к абсолютной достоверности. Как в известной гипотезе студентов-инженеров: "Связка из десяти ломов, по-видимому, в воде будет тонуть". Так что очень и очень часто следует рассматривать ободряющие призывы к "управлению собственными звездами" не более, чем в качестве "психотерапевтической лести". Задачей же консультанта является выяснение тонких особенностей грядущего события и точное определение должного порядка индивидуального поведения клиента с тем, чтобы нейтрализовать деструктивные влияния и максимально использовать благотворные воздействия с пользой для него. Очень и очень часто спорить с влияниями гороскопа не более разумно, чем плевать против ветра... (прим. сост.)/
А насчет "принижения" - что же "принижающего" в добросовестной работе?
Радзиховский Л.А. Милый лжец // Журнал "Человек", М., 1990, No 1.