Среди всех загадок психологии наиболее таинственно выглядит проблема сознания. «Центральной тайной человеческой психики.» называет сознание А. Н. Леонтьев (1975). «Испытанием величайшей тайны» называет осознание Ф. Перлз (1995). Величие этой тайны подчеркивают попытки ее раскрыть, ибо полученные результаты скорее наводят ужас, чем обнадеживают. Сознание, подводит обескураживающий итог своим изысканиям Ж.-П. Сартр, есть то, что оно не есть, и не есть то, что оно есть. Д. Деннетт использует другую терминологию, но приходит к столь же печальному выводу. Он объясняет сознание как операции в параллельной архитектуре мозга (мозг для него — это виртуальная машина «в духе фон Неймана»), но как такие операции, которые не были заранее спроектированы (Dennett D., 1991). Если я правильно понял автора, то его вполне можно перефразировать «в духе Сартра»: сознание конструируется в компьютере-мозге так, что оно есть то, что не было сконструировано, и не есть то, что было сконструировано. Подобным же парадоксом — но, пожалуй, в еще более закрученном виде — терроризируют читателей М; К. Мамардашвили и А. М. Пятигорский: «Поскольку не все в психике может быть рассмотрено объективно и в той мере, в какой оно не может быть рассмотрено объективно — есть сознание, постольку то в психике, что является нам вне сознания, может быть... приурочено к сознанию в качестве его состояния»[28]. Концовка этой фразы содержит более менее внятное противоречие: даже то, что является нам вне сознания, есть состояние сознания. Но, конечно, еще эффектнее первая часть, содержащая грамматическую структуру двойного отрицания; сознание есть то «не все в психике», что не может быть рассмотрено объективно...
Каждому человеку известно, что он обладает сознанием, т. е. способен осознавать окружающий мир и собственные переживания. Мы воспринимаем мир и самого себя с непосредственной очевидностью. Если я, допустим, хочу есть, то мне не надо ни с кем советоваться, чтобы узнать, действительно ли я хочу есть. А если слышу шум дождя на улице, то понимаю, что, выходя из дома, должен взять зонтик, а не затыкать уши. И незачем выяснять, если я читаю книгу, действительно ли это я читаю, а не кто-то другой. Я просто знаю обо всем этом — и все тут. Казалось бы, в чем проблема? Сам по себе факт наличия сознания настолько исходно очевиден, что еще в XVII в. Р. Декарт говорил о нем как о самом достоверном факте на свете, а в XIX в. один из основателей современной психологии У. Джемс называет уверенность людей в существовании сознания самым фундаментальным постулатом психологии.
Итак, с одной стороны, ни у кого не возникает сомнения, что сознание существует. Но с другой - каждому очевидно только существование своего собственного сознания. Как, например, установить, есть ли сознание у животных или у новорожденных детей? Они же не могут сообщить свое мнение по этому поводу и рассказать, что они на самом деле чувствуют. Вообще, то, что переживается мной как очевидное, не может быть передано другому лицу в качестве столь же очевидного. Если у меня болят зубы, то другой может мне поверить, что они у меня болят, может посочувствовать, вспомнив, как у него болели зубы, но не может переживать так, как я, мою зубную боль. Мое переживание всегда эгоцентрично, так как только я его испытываю. (Как писал В. Маяковский, «гвоздь у меня в сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете».)
Часто говорят, что у животных сознания нет и быть не может. Но разве можно это высказывание как-либо проверить? Ведь о наличии сознания у кого-то другого, кроме себя, я могу только предполагать, но не знать. А на вопросы ни одно животное (есть у него сознание или нет) никогда не сможет ответить. Еще менее похоже на проверяемое утверждение, что наше сознание не исчезает вместе со смертью тела, а перемещается в некие другие сферы, — в этом случае даже спрашивать некого. Как же можно объяснить сознание?
Все мы как-то представляем себе, что такое сознание, но только до тех пор, пока не задумываемся об этом. А стоит задуматься, тут-то и возникают проблемы: как объяснить то, что и так очевидно? Ведь объяснить — это значит найти такой способ рассуждения, чтобы непонятное и неясное стало очевидным. Однако возникновение сознания не может быть следствием каких-то процессов самого этого сознания (в противном случае сознание должно было бы существовать еще до того, как оно возникло), а значит, природа сознания не может быть дана нам с той непосредственной очевидностью, которая присуща самим объясняемым явлениям сознания. Хотя бы поэтому любое рассуждение о сознании всегда будет сложнее и туманнее, чем то переживание ясности, изначальной очевидности, которое дается нам сознанием. Но может ли удовлетворить объяснение, которое превращает ясное в более туманное? <…>
Сознание ускользает от объяснения. Впрочем, прежде всего надо договориться, как вообще можно что-либо (объяснить. Существует много разных путей познания: логический, мистический, практический, путь естественной науки и путь науки гуманитарной. И надо выбрать сам путь, на котором мы будем искать объяснение, в соответствии с этим выбрать язык, на котором мы сможем это объяснение описать, и, наконец, выбрать критерии, позволяющие принимать решение об успешности (удовлетворительности) сделанного объяснения.