Психологические феномены и патопсихологические синдромы при психических заболеваниях

Проявления разнообразных психических заболеваний представ­лены в нескольких видах; симптомах и синдромах расстройств, на основании которых производится клиническая или патопсихологи­ческая диагностика болезненных проявлений, а также психологи­ческих феноменов, отражающих типичные изменения некоторых сфер психической познавательной деятельности. В связи с этим, можно говорить, с одной стороны, о патогномоничных (определя­ющих диагноз болезни) и патопластических психопатологических и патопсихологических проявлениях; с другой, о психологических особенностях преморбида и изменений личности, связанных с те­кущем или прошедшим психическим заболеванием.

Психологические, патопсихологические и психопатологические особенности основных психических заболеваний могут затрагивать функционирование практически всех познавательных процессов и индивидуально-психологических параметров в целом. В данном раз­деле подробнее освещены нарушения и особенности функциониро­вания отдельных сфер психической деятельности при наиболее час­то встречающихся в практике клинического психолога психических расстройствах и заболеваниях — невротических и личностных рас­стройствах, шизофрении, органических и эпилептических психи­ческих расстройствах.

Невротические расстройства

Неврозами, или невротическими расстройствами в современной психологической и психиатрической литературе называют функци­ональные расстройства психической деятельности, возникающие как реакция на значимые психотравмирующие события (конфликты) и обусловленные несовершенством механизмов психологической за­щиты и антиципационной несостоятельностью. При неврозах выяв­ляются разнообразные симптомы, затрагивающие нарушения прак­тически всех познавательных процессов. Часть из них являются па-тогномоничными и определяющими развитие невротических рас­стройств, другая часть отражает изменения, обусловленные самой болезнью.

Внимание. Расстройства внимания не являются специфичными для невротических расстройств. Их появление связано с основные проявлениями болезни. Как правило, клинически и патопсихологи-чески можно заметить нарушение концентрации и устойчивости вни­мания, быструю истощаемость и замедленность переключения вни­мания. Клинически расстройства внимания проявляются рассеянно­стью, невозможностью сосредоточиться на какой-либо деятельнос­ти, быстрой утомляемостью. Нарушения внимания входят в струк­туру астенического синдрома, являющегося типичным проявлени­ем невротических расстройств.

Память. Нарушения памяти являются одними из характерных и частых, но неспецифических проявлений при невротических рас­стройствах. Как правило, отмечаются нарушения механического за­поминания. Другие нарушения памяти описываются лишь как со­путствующие. По мнению, А.М.Вейна и Б.И.Каменецкой, мнести-ческий дефект у больных неврозами связан с патологическими эмо­циональными состояниями.

Патопсихологические исследования последних лет (В.Д.Менде-левич, В.Т.Плещинская) указывают на тот факт, что наряду с нарушениями процесса запоминания, при неврозах страдают и иные мнестические функции, в частности, воспроизведение и забыва­ние, специфически изменяется соотношение непосредственной и опосредованной памяти. Клиническое исследование пациентов с раз­личными формами невротических расстройств показывает, что для большинства обследованных больных события, вызывающие невроз оказываются неожиданными (неспрогнозированными). Анализ мне-стических особенностей психической деятельности больных пока­зывает,что у подавляющего большинства пациентов события, вызывающие невротические расстройства, часто идентичны тем, ко­торые и ранее приводили пациентов либо к ситуационным невроти­ческим реакциям либо сопровождались психосоматическими нару­шениями. Парадоксальным оказывается тот факт, что, несмотря на то, что пациентам должен быть известен психотравмирующий ха­рактер событий на основании собственного прошлого опыта, они как и прежде исключают наиболее значимое и потенциально пси-хотравмирующее событие из вероятностного прогноза. Оно оказы­вается вновь неспрогнозированным.

Показательным в этом отношении может служить клиническое наблюдение за пациенткой П., которая четырежды лечилась в отде­лении неврозов после однотипной психотравмы — измены супруга. Каждый раз после нормализации семейных взаимоотношений и га­рантий со стороны мужа в том, что адюльтер не повторится, она вновь исключала из прогноза психотравмирующий (нежелательный) исход событий, не извлекая опыта из прежних однотипных ситуа­ций. Анализ случая больной Н. позволяет задаться вопросами о при­чинах незафиксированности в памяти и неизвлечения пациенткой необходимого опыта из прежних конфликтных ситуаций. Сами па­циенты, описывая сходные феномены, указывают, как правило, на тот факт, что они “не помнили”, как разрешались прежние кон­фликтные ситуации и что им предшествовало.

В качестве гипотезы нами было выдвинуто предположение о пре­обладании специфических особенностей мнестических процессов (ха­рактера запоминания) у больных неврозами, опосредованных анти-ципационными нарушениями. Ряд патопсихологических экспери­ментов, позволяющих оценить влияние особенностей организации антиципационной деятельности на организацию материала в памя­ти, подтвердил выдвинутую гипотезу. Изучению подвергался про­цесс непреднамеренного (непроизвольного) запоминания. Патопси-хологический эксперимент по схеме, предложенной Б.Ф.Ломовым, включал в себя два эксперимента. В первом испытуемый должен был вынимать из урны пронумерованные шары, предварительно предсказывая номер каждого из них. При этом он знал, что в одной серии в урне находились 10 шаров, пронумерованных от 1 до 10, а в другой — 10 шаров, из которых 5 были пронумерованы “едини­цей”, а остальные — по порядку от 2 до 6. Во втором эксперименте в задачу испытуемого входило предсказание выпадения грани иг­ральной кости. В одной серии в его присутствии бросали тетраэдер, грани которого были пронумерованы от 1 до 4; в другой — куб, грани которого были пронумерованы соответственно 1, 1, 1, 2, 3,4: Протоколировались результаты ряда предсказаний и ряда дей­ствительных результатов. Затем испытуемым предлагалось воспро­извести последовательность действительных исходов и собственных предсказаний.

Оказалось, что показатели непреднамеренного запоминания у больных неврозами отличаются от показателей психически здоро­вых лиц. По результатам первого эксперимента (с шарами) в усло­виях равновероятного исхода событий пациенты с неврозами при­мерно одинаково (соответственно 19,6% и 1.9,2%) воспроизводили как собственные предсказания, так и реальное выпадение шаров (в контрольной группе данные показатели оказались на уровне 29,2% и 22,8%). При неравновероятном исходе событий показатели боль­ных и здоровых практически не различались. Вторая серия экспери­ментов с тетраэдром и кубом позволила выявить еще большие раз­личия в группах (соответственно при равновероятном — 26,1% и 29,2% у больных при 41,3% и 36,8% у здоровых; при неравноверо­ятном - 35,5% и 32,4% и 52,5% и 35,6%).

Исследование нарушений мнестических процессов при невроти­ческих расстройствам указывают на два важных вывода. Первый заключается в том, что у больных неврозами нарушен процесс не­преднамеренного запоминания житейских событий. Данное наруше­ние проявляется в снижении способности запоминать как собствен­ные прогнозы развития ситуаций, так и их фактический ход. Вто­рой вывод указывает на то, что у больных неврозами не обнаружи­вается столь явной для здоровых тенденции к более полному запо­минанию рядов собственных предсказаний по сравнению с рядами действительных событий. Особенно ярко это представлено при рав­новероятных прогнозах.

Особый интерес представляет факт примерно равного непредна­меренного запоминания собственных прогнозов и действительных событий. Можно допустить две трактовки полученного результата, либо данный мнестический феномен базируется на повышении удель­ного веса запоминания реальных исходов событий, либо на умень­шении запоминания собственных прогнозов. Данные клинических наблюдений убеждают в том, что второй путь более убедителен — пациенты пропорционально больше, чем здоровые запоминают дей­ствительные (реальные) события по сравнению с прогнозируемы­ми. На этот процесс оказывает влияние и то, что воспоминанияносят интенсивный негативный эмоциональный оттенок. В этом со­стоит сущность невротической “фиксации на препятствии”. Т.е. можно отметить специфическую для пациентов “селекцию воспринимаемомой информации” в сторону запоминания невротизирующей реаль­ности, особенно в условиях, когда прогнозирование развития ситу­ации не совпадает с реальностью. Однако, кататимный механизм не является ведущим в становлении выявленного мнестического фено­мена. Более адекватной представляется трактовка относительного увеличения непреднамеренного запоминания реальных событий, базирующаяся на нарушении антиципационных процессов. Извест­но, что эффективность воспроизведения предсказаний зависит от того, подтверждалось или не подтверждалось предсказание, а под­твержденные предсказания у здоровых составляют большую часть воспроизводимого материала. Учитывая тот факт, что у пациентов, страдающих неврозами, расхождение прогнозов с реальностью но­сит сущностный характер, запоминание собственных предсказаний блокируется их ошибочностью (неэффективностью прогнозирова­ния). Вследствие этого, больной непреднамеренно больше запоми­нает фактов из действительного развития ситуаций, и у него не происходит адекватного запечатления последовательности событий, что и в дальнейшем не способствует формированию адекватной ан-тиципационной модели будущего.

Мышление. Качественные расстройства мышления не являются специфичными для невротических расстройств. Ассоциативный про­цесс остается, в целом, логически выверенным. При невротической депрессии отмечается замедление мышления; при ананкастических невротических проявлениях появляются обсессии — навязчивые мысли, воспоминания.

Интеллект. На роль интеллекта в генезе неврозов указывают H.J.Eysenck и S.Rachman. Эти авторы на основании эксперимен­тально-психологических исследований рассматривали вопрос о зна­чении уровня интеллекта в развитии неврозов. Для больных невро­зами кривая распределения интеллекта, по результатам исследова­ний H.J.Eysenck и S.Rachman оказалась более пологой, чем у здоро­вых. Иными словами, в группе больных неврозами было гораздо меньше лиц со средним интеллектом, чем в контрольной группе, и на оба крайних отрезка приходился больший процент лиц, страдав­ших неврозами, чем в контрольной группе. Эти важные данные позволили исследователям сделать вывод о том, что у людей со средним интеллектом невроз развивается реже, чем у отклоняю­щихся от среднего уровня в сторону более высокого и более низко­го интеллекта.

Отечественные исследователи, занимавшиеся изучением значе­ния уровня интеллекта и мыслительных способностей для возникновения невротических расстройств, отмечали важность когнитив­ных механизмов для неврозогенеза. Ф.Б.Березин писал о том, что повышение вероятности возникновения интрапсихических конф­ликтов при выраженных изменениях в системе человек-среда связа­но не только с мотивационными, но и с информационными про­цессами. По его мнению, в необычной среде важное значение при­обретает когнитивная (познавательная, связанная с анализом и со­поставлением информации) оценка ситуации и реакция индивиду­ума на эту оценку. Установление роли когнитивных элементов в развитии стресса позволило утверждать, что истинный медиатор общего адаптационного синдрома по своей природе когнитивен. Не­соответствие между когнитивными элементами (когнитивный дис­сонанс — по L.Festinger) влечет за собой возрастание напряженно­сти тем большее, чем более значимо для индивидуума это несоот­ветствие.

Квали4)икация роли интеллекта в психической травматизации представлена в работах Г.К.Ушакова, который поддерживает точку зрения о том, что “принятое положение о том, что ведущим, а подчас и единственным дефектом психики лиц, у которых отмеча­ется склонность к возникновению пограничных нервно-психичес­ких расстройств является недостаточность их аффективно-волевой сферы, все больше и больше подвергается пересмотру”.

Г.К.Ушаков выдвигал следующее теоретическое обоснование вышеприведенному мнению: “Если принять традиционную уста­новку: психическая травма действует на эмоционально-волевую сферу, вызывая пограничное состояние, то необходимо, во-пер­вых, занимать одностороннюю позицию в анализе психического и личности, а во-вторых, односторонне оценивать содержание и струк­туру составляющих элементов “ситуации” (обстоятельств жизни). Последняя никогда не адресуется к психике только по каналам, поставляющим эмоционально-волевую информацию. Ситуация все­гда сложно преобразуется и в рассудочной деятельности человека. А в таком случае само содержание и качества целостной реакции на ситуацию во многом определяются возможностями полной и адек­ватной оценки ее индивидуумом”.

По мнению S.Bach, интеллектуальная сфера и познавательные процессы невротиков характеризуются рядом особенностей, к ко­торым можно отнести общую низкую способность к обучению и усвоению нового. Кроме вышеперечисленных позиций хорошо из­вестно, что E.Bleuler в свое время воспользовался понятием “относительное слабоумие” для обозначения практической беспомощнос­ти невротиков и психопатов при формальном отсутствии у них рас­стройств мышления и интеллекта. При этом он подчеркивал кон­траст между формально высоким интеллектом и беспомощностью в решении практических жизненных задач, связанной с невозможно­стью всесторонней оценки обыденных явлений. Т.е. можно гово­рить, что интеллектуальная деятельность в сфере обыденных отно­шений, основанная на здравом смысле и разуме препятствует фор­мированию невротических расстройств, тогда как противополож­ные ее основания способствуют возникновению неврозов.

Особо отметим роль антиципационных способностей, входящих в структуру т.н. коммуникативных способностей человека. Этиопа-тогенез невротических расстройств в соответствии с антиципацион-ной концепцией неврозогенеза (В.Д.Менделевич) неразрывно свя­зан с антиципационными процессами. Неврозогенез видится как результат неспособности личности предвосхищать ход событий и собственное поведение во фрустрирующих ситуациях, что обуслов­лено преморбидными особенностями “потенциального невротика”, условно названными антиципационной несостоятельностью. Лич­ность, склонная к невротическим расстройствам, исключает из ан­тиципационной деятельности нежелательные события и поступки, ориентируясь всегда лишь на желательные. В связи с этим, попадая в неспрогнозированную, неблагоприятную и вытесненную в связи с этим из “ситуационного сценария” жизненную коллизию, чело­век оказывается в цейтноте времени для применения совпадающего поведения.

И даже, если система психологической компенсации у него фун­кционировала нормально, то в условиях расхождения прогноза и при крайней выраженности эмоциональных переживаний (обиды, разочарования, недоумения), связанных с этой прогностической ошибкой, человек может не использовать потенциальных возмож­ностей к совладанию с ситуацией и заболеет неврозом. Адаптивное значение для преодоления трудных жизненных ситуаций имеют та­кие стратегии как “антиципирующее совладание” и “предвосхища­ющая печаль”, которым для большей продуктивности должен быть предоставлен определенный промежуток времени. По мнению А.В. Брушлинского, имеется отчетливая связь саморегуляции и предвос­хищающих форм мышления.

Выделение антиципационных способностей в структуре интел­лекта в приведенной выше интерпретации не является традиционным. Даже о прогностических способностях как психофизиологи­ческих характеристиках имеются в литературе лишь отдельные упо­минания, что связано, в первую очередь, с рассмотрением процес­сов вероятностного прогнозирования, как правило, с позиций пси­хофизиологии. Однако, клинические сравнения и результаты пато-психологических экспериментов больных неврозами и “неврозоус-тойчивых личностей” дают основание с большей уверенностью го­ворить о психосоциальных корнях антиципационных способностей коммуникативного уровня.

Известно, что на уровне животного мира прогрессивная эволю­ция возможна только в том случае, если животные имеют возмож­ность подготовиться к предстоящим событиям. Сходное предполо­жения можно также признать верными и в случае с человеческой личностью: развитие в процессе социализации человека антиципа­ционных способностей эволюционно обусловлено. Оно направлено на упреждение запредельных для психики переживаний, на более полноценную и качественную адаптацию личности к социуму.

Эмоции. Эмоциональные расстройства являются основными в квалифицировании тех или иных форм невротических расстройств. Из аффективных симптомов и синдромов наиболее часто отмечают­ся депрессия, астения и слабодушие, страхи и фобии, ангедония, тоска и тревога. Эмоциональные феномены представлены обидой, разочарованием, аффектом недоумения, гневом.

Воля и мотивация. Потребностно-мотивационный аспект изуче­ния неврозогенеза и клиники невротических расстройств, как изве­стно, был присущ фрейдизму. S.Freud отстаивал точку зрения о биологичности, конституциональности характера потребности (в его представлении — сексуальной), блокирование которой в условиях общественной жизни с морально-нравственными регламентациями и фатальностью приводит личность к неврозу. Ученики и последо­ватели S.Freud несколько отошли от представлений своего учителя. Так, К.Ногпеу на основе эмпирического анализа собственной пси­хотерапевтической практики описала десять “невротических” по­требностей. Их “аномальность” заключена как в их содержательной противоречивости, так и в формальных характеристиках структуры и способов реализации: навязчивой компульсивности, низкой сте­пени осознанности и подконтрольности, а также присущей всей системе невротических потребностей принципиальной ненасыщае­мости. Не перечисляя все десять потребностей, отметим лишь неко­торые из них:

• потребность в любви и одобрении; особенностью реализации этой потребности невротиком является ее “всеядность” в отношении объекта любви — желание быть любимым всеми и каждым, а в сущности, полное безразличие к партнеру, рассматриваемому как “вещь” или “товар” (E.Fromm);

• потребность в поддержке, стремление иметь сильного и опекаю­щего партнера, который избавит от страха покинутости и одино­чества. Невротик никогда не уверен, что его действительно лю­бят, и всегда стремится “заработать” любовь, как в детстве по­слушный ребенок примерным поведением стремится заслужить родительскую похвалу. Отсюда повышенная зависимость от объек­та любви и превентивное “бегство” в независимость;

• потребность властвования, доминирования, лидерства может рас­пространяться на все сферы жизни независимо от того, обладает ли человек достаточной компетентностью для достижения пер­венства. Отсюда сосуществование противоположных тенденций:

постоянного стремления “все выше, и выше, и выше...” и чувства неуверенности в себе, желание властвовать, но при этом отказ от принятия на себя ответственности за бремя власти;

• потребность в публичном восхищении, признании, которые ста­новятся мерилами самоценности.

По данным E.J.Phares, K.C.Wilson, М.М.Йууег подтверждается преобладание у невротика “внешнего локуса контроля”, “полезави-симости”, а также феноменов “внешней мотивированное™” во всех сферах жизни. Это свидетельствует о том, что невротическая струк­тура потребностей определяет и другие формально-стилистические особенности личности. Невротики чрезвычайно зависимы от мне­ний и оценок значимых других, конформны в отношении обще­принятых традиций и авторитетов (H.A.Witkin); повышенно тре­вожны и уязвимы в ситуации неуспеха, даже в случае успеха изби­рают стратегию низких или средних целей, так как успех приписы­вают не собственным способностям, а везению (A.Beck). Неспособ­ность влиять на ход событий делает таких людей легко подвержен­ными депрессии; Я-концепция характеризуется полярными каче­ствами — ригидностью или нестабильностью образа Я и самооце­нок, низким уровнем самоуважения и самоприятия.

По мнению Е.Т.Соколовой существует еще две важные особен­ности невротических потребностей. Первая из них связана с общей направленностью личности невротика — его эгоцентризмом и “по­требительской” ориентацией. “Если обладание составляет основу мо­его самосознания, ибо “я — это то, что я имею”, то желание иметь должно привести к стремлению иметь все больше и больше” — писал E.Frornm. И далее:”...алчному всегда чего-то не хватает, он никогда не будет чувствовать полного “удовлетворения”... алчность ...не имеет предела насыщения, поскольку утоление такой алчности не устраняет внутренней пустоты, скуки, одиночества и депрессии”. Иными словами, потребности невротика не обладают устойчивой опредмеченностью, а следовательно, существуют скорее в форме навязчивого влечения, чем социально опосредованного зрелого мо­тива.

Другая особенность потребностей (открывающаяся, как прави­ло, только в процессе психотерапии или проективного'исследова-ния), по мнению Е.Т.Соколовой, состоит в их удивительной спо­собности к трансформации, защитной мимикрии. Угроза фрустра-ции или нежелательных социальных санкций, или сложившимуся образу Я порождает “реактивные образования” — потребности — “перевертыши”. Так, фрустрированная потребность в любви может выступить в сознании в виде прямо противоположного чувства — враждебности, отвержения.

В мотивационном аспекте существенным для познания процессов неврозогенеза может считаться понятие А.Н.Леонтьева об “одно-или многоверщинности” мотивационной сферы. Так, “одновершин-ность” мотивационной сферы в сочетании с узостью содержания ведущей деятельности может в некоторых случаях привести при тяжелом заболевании к ипохондрическому развитию личности, со­здать сложности при построении системы замещающей деятельнос­ти. В то же время многовершинность мотивационной сферы создает большие возможности для замещения, построения новой ведущей деятельности. Вместе с тем иногда наблюдается и такое явление: l при условии неполного осознания болезни широта, многовершин­ность мотивационной сферы несет в себе опасность некритического отношения к своему состоянию. Некритичность не позволяет забо­левшему человеку овладеть своими многочисленными побуждения­ми, “пожертвовать” некоторыми из них. Таким образом, возникает проблема формирования контроля за своим поведением, проблема формирования опосредован ия.

В потребностно-мотивационный аспект проблемы невротических расстройств позволительно включить и исследования В.С.Ротенбер-га и В.В.Аршавского по оценке роли так называемой поисковой активности, отражающей определенные волевые качества человека, в патогенезе невротических и психосоматических расстройств. Выд­винутая авторами концепция поисковой активности включает в себя и анализ невротически измененной поисковой активности, причем невроз понимается авторами как следствие неразрешенного интрап-сихического мотивационного конфликта при недостаточной эффек­тивности механизмов психологической защиты. Именно в после­днем параметре усматривается существо вопроса: фактический от­каз от поиска способов реализации вытесненного мотива приводит к невротическому типу реагирования. По мнению В.С.Ротенберга и В.В. Аршавского невротическая тревога представляет собой резуль­тат специфического отказа от поиска, когда невротические меха­низмы защиты выступают в роли своеобразной психологической компенсации. Так же, как и в случае, к примеру, с ипохондрией и фобиями. Возникновение таких невротических расстройств, как ипо­хондрия и фобии, открывает для человека возможность активных целенаправленных действий. Он может искать у врачей помощи от своих заболеваний, обследоваться, соблюдать режим жизни и лече­ния, избегать ситуаций, вызывающих страх. Таким образом, при формировании этих невротических расстройств появляется возмож­ность для поисковой активности, которую В.С.Ротенберг и В.В.Ар-шавский называют вторичной. В отличие от нормального поиска невротический поиск направлен не на изменение самой неприемле­мой ситуации или отношения к ней. Этот поиск направлен только на устранение последствий самой ситуации, т.е. тревоги. Он не ис­ключает отказа от поиска (вытеснения), а сосуществует с ним. По­иск в рамках невротического состояния не направлен на устранение ситуации, т.е. на решение невротического конфликта. Тем не менее есть все основания предполагать, что эта своеобразная поисковая активность выполняет в какой-то степени защитную функцию по отношению к соматическому здоровью.

В рамках мотивационного аспекта можно отметить и существен­ный для неврозогенеза диссонанс между прогнозируемым и реаль­ным результатами, становящийся дополнительной причиной инт-рапсихического конфликта и еще одним источником невроза.Все это многообразие сведено к нескольким основным типам:

1. Конфликт типа желаемое-желаемое (аппетенция-аппетснция) имеет место в том случае, если индивидуум должен выбирать однуиздвух равно желаемых потребностей. Субъект при этом испытывает оди­наково выраженную потребность реализовать обе возможные линии поведения. Хотя обе они оцениваются как желаемые, необходимость пожертвовать однойиз них обусловливает фрустрирующий характер ситуации.

2. Конфликт типа нежелаемое-нежелаемое (аверсия-аверсия) свя­зан с необходимостью выбора между двумя равно нежелательными возможностями. При этом имеются конкурирующие потребности из­бежать каждой из альтернатив, одна из которых неизбежно фрустри-руется.

3. Конфликт типа желаемое-нежелаемое (аппетенция-аверсия) обычно описывается как стремление индивидуума к какой-либо цели, от достижения которой его удерживает страх или иной отрицатель­ный стимул, ассоциирующийся с желаемой целью или ее окружени­ем (Ch.N.Cofer, M.H.Appley) т.е. как конкуренция между равно выра­женными потребностями достичь цели и избежать связанного с ней же отрицательного стимула.

Изучение конфликта аппетенция-аверсия улиц, находящихся в однотипной фрустрирующей ситуации, по мнению Ф.Б.Березина, позволяет считать, что его можно представить как конфликт между путем и результатом. При таком подходе выделяются два варианта .этого типа конфликта. При первом конфликт определяется необхо­димостью выбора между потребностью достичь какого-то результа­та ценой нежелательных переживаний и потребностью избежать этих переживаний, которая удовлетворяется только ценой отказа от ре­зультата. Поскольку в этом случае нежелаемое предшествует желае­мому, такой вариант конфликта — нежелательный путь к желаемо­му результату — обозначается как конфликт аверсия-аппетенция. При втором варианте потребность реализуется непосредственно бла­годаря определенной форме поведения, а нежелаемые являются от­рицательными последствия, представляющие собой предвидимый (хотя и отдаленный) результат этой формы поведения. Такой вари­ант конфликта обозначается как желаемый путь к нежелаемому ре­зультату, как конфликт аппетенция-аверсия.

Потребностно-мотивационный аспект невротических расстройств и изучения неврозогенеза отражает повышенную значимость эмо­ционально-волевого комплекса. Это положение подтверждается раз­работкой так называемых мотивационных теорий личности, кото­рые, с одной стороны, исследуют процессы личностного роста, гармонизации и адаптации психически здоровой личности, с дру­гой, пытаются ответить на вопрос о механизмах дисгармоничного развития личности, причинах и факторах, вызывающих невроти­ческие изменения поведения.

Сознание и самосознание. Нарушений сознания в патопсихоло-гическом и психопатологическом понимании у больных неврозами не обнаруживается. Нельзя говорить о невротических нарушениях, если больной дезориентирован в месте и времени, а также непра­вильно идентифицирует себя. Типичными могут считаться лишь нарушения процессов самосознания и самооценки. Начиная с работ, выполненных во фрейдистском русле, в частности, с описанного А.Адлером комплекса неполноценности “невротической личности” интерес к этой теме не ослабевает.

В литературе принят термин “Я-концепция”, обозначающий “со­вокупность всех представлений индивида о себе” (R.Waley, M.Rosenberg) Описательную составляющую Я-концепции называ­ют образом Я; составляющую, связанную с отношением к себе или отдельным своим качествам, — самооценкой; совокупность частных самооценок как принятие себя; поведенческие реакции, вызванные образом Я и самоотношением, образуют поведенческую составляю­щую Я-концепции. Таким образом, самосознание, рассматриваемое со стороны своей структуры, представляет собой установочное об­разование, состоящее из трех компонентов — когнитивного, аф­фективного и поведенческого, которые имеют относительно неза­висимую логику развития, однако в своем реальном функциониро­вании обнаруживают взаимосвязь (Е.Т.Соколова).

M.Rosenberg выделил следующие параметры, характеризующие, по его мнению, уровень развития самосознания личности. Во-пер­вых, это степень когнитивной сложности и дифференцированное™ образа Я, измеряемый числом и характером связи осознаваемых личностных качеств: чем больше своих качеств вычленяет человек и относит к своему Я, чем сложнее и обобщеннее эти качества, тем выше уровень его самосознания. По мнению Е.Т.Соколовой степень когнитивной дифференцированности образа Я определяет прежде всего характер связи осознаваемых качеств с аффективным отно­шением к этим качествам. Низкая дифференцированность характе­ризуется “сцепленностью”, “слитностью” качества и его оценки, что делает образ Я чрезмерно “пристрастным”, обусловливает лег­кость его дестабилизации и искажения под влиянием разного рода мотивационных и аффективных факторов. Степень когнитивной диф­ференцированности определяет, в какой мере человек “зависим от поля” (G.Witkin), в частности, от прямых и ожидаемых оценок значимых других, способна ли его самооценка отстраиваться, эман­сипироваться от оценок других, в какой мере собственная само­оценка является той “решеткой”, системой эталонов, которая опре­деляет отношение к жизненному опыту и саморегуляции поведения. Во-вторых, эта степень отчетливой выпуклости образа Я, его субъек­тивной значимости для личности. Этот параметр характеризует как уровень развитости рефлексии, так и содержание образа Я в зави­симости от субъективной значимости тех или иных качеств. Следует добавить, что и субъективная значимость качеств и их отражение в образе Я и самооценке могут маскироваться действием защитных механизмов. Например, у транссексуалов и лиц с косметическим дефектом кожи, как показали экспериментальные исследования Е.Т.Соколовой, ценность и самооценка своих психических качеств в противовес физическим, телесным оказывается компенсаторно завышенной. В-третьих, это степень внутренней цельности, после­довательности образа Я, как следствие несовпадения реального и идеального образа Я, противоречивости или несовместимости от­дельных его качеств.

Более четкая психологическая интерпретация этого измерения самосознания представлена В.В.Столиным в его концепции “лично­стного смысла Я”. Будучи соотнесенными с мотивами и целями субъекта в его реальной жизнедеятельности, качества его личности могут обладать “нейтральностью” или личностным смыслом; после­днее определяется тем, насколько они препятствуют или благопри­ятствуют реализации жизненных замыслов субъекта. Отдельные ка­чества или одна и та же черта могут приобретать также конфликт­ный личностный смысл ввиду вовлеченности субъекта в различ­ные, иногда “перекрещивающиеся” деятельности. “Переходя в со­знание, личностный смысл выражается в значениях, т.е. когнитив­но, например, в констатациях черт (умелый, ловкий, неловкий, терпеливый и т.д.) и в переживаниях — чувстве недовольства собой или гордости за успех” (В.В.Сталин). Упорядоченность, внутренняя согласованность или, напротив, конфликтность самосознания зави­сит таким образом, от личностного смысла Я.

Четвертым измерением уровня развития самосознания M.Rosenberg считает степень устойчивости, стабильности образа Я во времени. Итоговым измерением самосознания, по мнению Е.Т.­Соколовой является мера самопринятия, положительное или отри­цательное отношение к себе, установка “за” или “против” себя. По мнению многих отечественных авторов изучение самосознания у больных неврозами представляется весьма актуальным в связи с вопросами диагностики, а также разработки их патогенетической терапии и методов реабилитации.

Самосознание человека неразрывно связано с особенностями его личности (А.А.Меграбян). Самосознание формируется в ходе разви­тия личности на основе познания окружающего мира и социальных, человеческих отношений. Степень самосознания во многом опреде­ляется способностью человека к тонкому рациональному (когни­тивному) и чувственно-конкретному познанию чужого “Я” и отношения к себе других людей. А.Г.Спиркин отмечал, что человек начинает верно относиться к себе лишь после того, как он научает­ся правильно относиться к другим людям и прислушиваться к тому, как они оценивают его самого. В работах многих авторов имеются указания на связь самосознания со способностью человека к само­анализу, с самостоятельностью и оригинальностью его суждений, общительностью, уровнем мотивации и уровнем притязаний лич­ности, с особенностями эмоционального склада, зрелостью миро­воззренческих установок. АА.Меграбян считал, что чрезмерная аф-фективность и кататимное, эмоциональное мышление способны от­рицательным образом влиять на самосознание человека, в частно­сти при заболевании неврозами.

Расстройства иных сфер психической деятельности (ощущений. восприятия) не являются типичными и специфичными для невро­тических расстройств.