Представления, будучи связаны с ощущениеми мышлением,имея субъективный характер, - внутренне противоречивый психический процесс. В психологической науке проблема представлений ~ один из самых запутанных вопросов. При его решении большинство авторов, начиная с Г. Гельмгольца, на первый план выдвигали субъективность представлений, оставляя в тени их материальную основу и связь с действительностью. Результатом такого (стр. 214) подхода является определение представлений не как образов реальных объектов, а как их знаков, символов, иероглифов.
Разрывая единство материального и идеального, объективного мира и отражающей его психики, психологи-идеалисты неминуемо приходили к выводу о том, что представления отражают не материальный, объективный мир, а идеи, возникающие в сознании человека. Взгляды на представления как психический процесс, отражающий не объективную реальность, а субьективные состояния, чувства, идеи в знаках или символах, в конечном итоге приводят к отрицанию возможности познания внешнею мира, к агностицизму. Критикуя подобные точки зрения на процесс отражения, В. И. Ленин писал: “Бесспорно, что изображение никогда не может всецело сравняться с моделью, но одно дело изображение, другое дело символ, условный знак. Изображение необходимо и неизбежно предполагает объективную реальность того, что “отображается”. “Условный знак”, символ, иероглиф суть понятия, вносящие совершенно ненужный элемент агностицизма”1. (Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм // Полн. собр. соч. Т. 18. С.248)
Знаковые теории отражения, возникшие в философии и общей психологии, получили широкое распространение в психологии слепых. Затруднения, испытываемые слепыми при восприятии объективной действительности, узость круга их представлении, фрагментарность и схематизм образов, вербализм знаний - все служило обоснованием для утверждения невозможности отражения слепыми объективного мира. Особенно веские доказательства того, что в представлениях слепых отражаются не реальные вещи и явления, а субъективные состояния, тифлопедагоги-идеалисты видели в принципиальном, по их мнению, различии симультанного и дистантного зрительного и сукцессивного и контактного осязательного восприятия.
Именно на этом основании утверждалось, что слепые представляют себе пространство, время и телесность предметов совершенно иначе, чем нормально видящие.
Одним из первых в тифлопсихологии сформулировал основное положение знаковой концепции М. Сизеран, который утверждал, что “ощущения (представления. - А.Л.) - только знаки, которыми душа пользуется, как желает... оценка и определение значения их зависят от контекста, в который они вписываются, от внутреннего строя души, которая их принимает”2. (Цит. по Кн.: Бюрклен К. Психология слепых. - М., 1934. С. 224.) Вслед за ним ряд ученых (стр. 215) определяют представления слепых как “суррогаты действительности”, “уменьшенные схемы”, “численные словесные символы”, “соединение одних симультанных восприятий с другими” и т.п. Но запутанность терминологии не может скрыть самого главного - отрицания связи представлений с действительностью. Подобные утверждения приводят В.И. Руднева и других тифлопсихологов к мысли о том, чго слепой ничего не может знать об окружающем его мире, его представления ограничиваются разрозненными, синтетически не воспринимаемыми деталями, находящимися в зоне действия рук.
Остальное жепространство для него непостижимо и заменяется идеей пространства.
Утверждение знаковости и суррогатности представлений слепых опиралось на широко распространенное среди тифлопсихологов мнение о существовании принципиальных различий между зрительным и осязательным восприятием, высказанное еще в начале XVIII в. Дж. Беркли, писавшем, что “никогда не бывает, чтобы мы видели и осязали один и тот же объект. То, что видится, есть одна вещь, а то, что осязается, - совершенно другая вещь”. Это происходит потому, продолжал Беркли, что “наименование идей и комбинирование их в группы совершенно произвольно”'. (Беркли Дж. Опыт новой теории зрения. - Казань, 1912. С. 27.)
Характерно, что противопоставление зрительных образов осязательным в тифлопсихологии имело место несмотря на то, что уже давно была доказана возможность отражения одних и тех же свойств и признаков объектов в восприятиях различных модальностей. Указывая на эту возможность, Ф.Энгельс писал: “Осязание и зрение до такой степени взаимно дополняют друг друга, что мы часто на основании зрительного облика какой-нибудь вещи можем предсказать ее тактильные свойства”2.2 Энгельс Ф. Диалектика природы // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С.548.
Возможность отражения визуально, и гаптически одних и тех же физических, пространственных и временных параметров объективного мира была блестяще доказана И.М. Сеченовым (см. гл. 8, § 2). Заимствованные из зарубежной тифлопснхологии и некритически воспринятые некоторыми учеными положения об абсолютной симулманности зрения и сукцессивности осязания и неправомерная их поляризация привели к убеждению, что осязание не дает (стр. 216) целостного восприятия большей части объектов, за исключением занимающих небольшое пространство и имеющих несложную конфигурацию. А отсюда было уже недалеко до утверждения, что слепые представляют себе пространство, время и телесность объектов в совершенно иных образах, нежели зрячие, и результате чего в их психике происходят резкие и своеобразные изменения. Эти изменения настолько серьезны, что умственный мир слепых, по мнению Г.И. Челпанова, должен принципиально отличаться от мира зрячих, причем отличие это настолько разительно, что их: психическая жизнь остается для зрячих непостижимой.
Таким образом, и это вполне закономерно, представители идеалистической психологии приходят от утверждения знаковости ощущений, принципиального отличия восприятия и представлений слепых, от чувственных знаний зрячих к утверждению непознаваемости мира слепыми и невозможности объективного изучения внутреннего мира самих слепых.
Не стоило бы уделять столько внимания теоретическим построениям сторонников знаковой концепции, не подтвержденным, кстати сказать, ни практикой слепых, ни экспериментально, если бы они не влияли на теорию обучения. Утверждения о невозможности чувственного познания слепыми окружающего мира в совокупности его пространственных, материальных и временных свойств имели далеко идущие последствия. В частности, слепой рассматривался как логический тип, лишенный возможности мыслить образно, в связи, с чем в школе насаждались вербальные методы обучения. На тех же основаниях пропагандировались различные приемы, подменяющие непосредственное чувственное отражение, например, сомографирование, сущность которого заключалась в моделировании объектов при помощи тела. Использование этого приема основывалось на положении, согласно которому для слепых восприятие собственного тела доступнее, чем восприятие объектов внешней среды. Все это ограничивало возможности слепого, тормозило развитие его психики, приводило к тому, что он действительно становился “человеком иного рода, нежели зрячий” (К. Бюрклен).
Рассмотренные в длиной главе особенности представлений слепых свидетельствуют о том, что их образы памяти в большей своей части менее точны, полны и обобщены, чем у нормально видящих, что зрительные и осязательные образы имеют существенные различия, однако представления, которыми оперируют слепые, (стр. 217) в той или иной степени адекватно отражают действительность. Лучшим тому доказательством является практическая деятельность слепых в нашей стране.В процессе этой деятельности они не только познают,но и в меру своих сил преобразуютмир.