Поскольку среда воздействует на все органы чувств как целостность, в конечном счете не очень важно, на информацию какой модальности опирается человек. Дж. Гибсон полагал, что восприятие – это поиск информации, в которой модальности взаимозаменяемы, что способствует лучшей ориентировке и адаптации. М. Вертгеймер, щелкая по уху свою восьмиминутную дочь, обнаружил, что в 61 % случаев она поворачивала головку куда надо (что, впрочем, не намного превышает случайную вероятность).
Э. Мелтзофф и Р. Болтон давали 29‑дневным младенцам пустышки разной формы – гладкие или шишковатые, но так, чтобы дети их не видели. Затем они предъявляли им модели сосок визуально и обнаруживали, что дети дольше разглядывали ту пустышку, которая была им уже знакома [1,2, 8].
Интересная информация о взаимодействии тактильного и зрительного анализатора была получена благодаря опытам Т. Бауэра с мнимым стереопредметом, который моделировался при помощи поляризирующих свет очков. Новорожденные (начиная с четырехдневного возраста), которые, хотя и не очень успешно, все же умели хватать предмет или воздух в отсутствие реального предмета, начинали плакать при появлении иллюзорного предмета, который они не могли схватить. Значит, существует примитивное единство тактильных и зрительных ощущений. Более взрослые младенцы тоже проявляли беспокойство, если не находили мнимого предмета. Но у младенцев в возрасте около шести месяцев зрительное поведение меняется: они начинают смотреть на свою руку, хватающую воздух, пытаются проверить, продолжают ли их руки слушаться, пробуют использовать параллакс и только после этого протягивают руку за предметами, с которыми все нормально.
Между четырьмя и пятью месяцами, когда зрение становится доминирующей модальностью, младенец хватает и видимый, и невидимый предметы. После шести месяцев роняет предмет, который не может видеть. Таким образом, дифференциация зрения от тактильных ощущений состоит в том, что младенец перестает судить о присутствии предмета по тактильным ощущениям [2].
Взаимодействие тактильной и зрительной информации изучалось Р. Балларджеон, которая, используя опыты с вращающейся ширмой, моделировала различные способы перекрытия предметов в пространстве [2, 10]. Если трехмесячному младенцу предъявлялось «невозможное» событие, при котором взаиморасположение предметов противоречило естественному, то оно воспринималось дольше, чем возможное. То есть существует представление о субстанциальности вещей еще до тактильного опыта. Дальнейшие исследования показали, что дети могут воспринимать также такие качества как сжатие (упругость), непрерывность существования предметов, даже если они спрятаны.
Рано заявляет о себе и взаимодействие зрительной и слуховой информации. Младенцы умеют протягивать руку в темноте в сторону источника звука. Э. Аронсон в своих опытах помещал мать младенца за прозрачной перегородкой, а звук ее голоса передавался через наушники. Если звук смещается в сторону, уже трехнедельный ребенок выражает беспокойство, ожидая, по‑видимому, что голос должен исходить изо рта, и отрицательно реагирует, если источник звука находится с другой стороны. Более старшие младенцы используют двойную ориентировку – смотрят на видимый источник и поворачивают голову в сторону источника звука, а у совсем маленьких одновременной ориентировки нет, они поворачивают голову в сторону точки посередине расстояния между источником звука и ртом.
Подобные неоднозначные результаты, по мнению Т. Бауэра, говорят о том, что в ходе развития ослабляется первоначальная сенсорная интеграция и усиливается дифференциация, что соответствует направлению общеэволюционного процесса и представляет собой основу для научения.
Итак, восприятие младенца не складывается из примитивных изображений, оно основано на анализе последовательных и одновременных изображений. По‑видимому, дети способны многое воспринимать, но хуже по сравнению со взрослыми перерабатывают, не могут соотносить между собой разные показатели, а в результате созревания способность к переработке информации усиливается [1,2, 10].