Эволюция представлений о предмете социальной психологии

 

Социальная психология – область знания, занимающаяся изучением особенностей социального взаимодействия и взаимовлияния людей и их социального контекста. Отталкиваясь от положения о социальной сущности человека как производной его взаимодействия с непосредственным социальным окружением, фиксирует внимание на процессах и эффектах межличностного взаимодействия в рамках объединений различного уровня сложности. Изучаемый круг вопросов ранжируется от интраличностных процессов (например, формирования и проявления самости, социальной идентичности, социального познания, переживания и т.п.) до межличностных взаимоотношений.

Официальной датой конституирования как самостоятельной области знания считается 1908 год – год опубликования «Введения в социальную психологию» McDougall и «Социальной психологии» Ross. Примечательно, что первая из них посвящена «естественным склонностям и способностям человеческого мышления» (1908, с. 18), а вторая – «планам и настоящему, возникающему между людьми как следствие формирующихся ассоциаций» (1908, с. 1), т.е. имеющих весьма отдаленное отношение к предмету социальной психологии в современном его понимании. В данном вопросе существует определенная контрадикция между Американской и Европейской традицией. В Американской, наиболее мощной, социальная психология конституируется как новая дисциплина, предметом которой являются индивидуальные и интраличностные процессы, как и в психологии в целом (McDougall, 1908; Simmel, 1908). В Европейской традиции предмет социальной психологии исходно видится в исследовании роли социальных (структурных контекстов) в отношении индивидуальных процессов (Lindner, 1871; Durkheim, 1908; Ross, 1908).

Признание и наиболее интенсивное развитие социально-психологических исследований происходит в период между Первой и Второй Мировыми войнами. Именно после Первой Мировой войны социальная психология развивается как наука об индивидах, основывающаяся на экспериментально-поведенческой методологии. Доминирование этой исследовательской методологии отражает общее стремление психологической науки быть признанной естествознанием как «равной среди равных». Последнее становится возможным при соблюдении тех же «правил игры», т.е. использования позитивистской методологии с ее принципами операционализма и верификации. Отсюда доминирование экспериментальных исследований, в основном реализующихся по стимульно-реактивной схеме. Расхождения в ориентациях на интра-индивидуальные и социально-контекстуальные процессы приводят к параллельному существованию психологической и социологической социальной психологии, имеющих свои ассоциации, периодические издания и центры, игнорирующие друг друга. Подобная отчужденность двух «самостоятельных» социальных психологий сохранялась вплоть до 1990-х годов. Более известной и распространенной, но и более поверхностной, искусственной, является психологическая социальная психология. Психологическая социальная психология фокусируется на психологических процессах и путях понимания влияния социальных стимулов на индивида, адаптируя экспериментальную методологию. Менее распространенной, но более глубинной традицией, является идущая от интеракционистских разработок Cooley и Mead, социологическая социальная психология. Социологическая социальная психология концентрируется на взаимности общества и составляющих его индивидов, рассматривая в качестве своих основополагающих задач объяснение социального взаимодействия. В качестве исследовательской методологии доминируют наблюдение в естественных условиях и опрос, преимущественно глубинное интервью.

Не смотря на проявляющуюся тенденцию к интеграции и нахождению точек соприкосновения, различия подходов и взаимное непонимание по прежнему имеют место. Определенные различия имеют место и между Американской и Европейской социально-психологическими традициями. Эти различия менее выражены и определенны по сравнению с предыдущими. В общем же они сводятся к доминированию ориентации на индивидуализм в первой и социальность – во второй. Tajfel, обсуждая проблему социального измерения, обосновывает, что «социальная психология должна включать в качестве своих теоретических и исследовательских приоритетов прямую заинтересованность во взаимоотношениях между психологическим функционированием человека и широкомасштабными социальными процессами и событиями, формирующими это функционирование и формируемыми им» (1981, с. 7). Doise конкретизирует эти различия в предлагаемой дифференциации четырех типов объяснения или «уровней анализа» социально-психологического исследования: «(1) Интрапсихологический уровень фокусируется на механизмах, посредством которых люди организуют свое восприятие и оценку социального окружения (уровень 1). (2) интериндивидуальный и ситуационный уровень, охватывающий интериндивидуальные процессы в том виде, в котором они реализуются в данной ситуации; различные позиции, занимаемые индивидом и принимаемые во внимание по отношению к ситуации (уровень 2). (3) Социально-позиционный уровень, охватывающий экстраситуационные различия в социальных позициях, таких как принадлежность к различным группам и категориям членства участников (уровень 3). (4) Идеологический уровень, относящийся к системам представлений, репрезентаций, оценок и норм, разделяемых субъектом в ситуации эксперимента (уровень 4)» (1986). Doise утверждает, что американцы более концентрируются на первом и втором уровнях как в теории, так и в исследованиях, в то время как европейцы – на третьем и четвертом уровнях.

Особое место в существующем многообразии подходов принадлежит советской социальной психологии, пытавшейся найти свой третий путь, основанный на попытках воплощения идей марксисзма-ленинизма с их претензией на разработку и внедрение уникальных возможностей диалектико-материалистической методологии. В качестве основополагающего принципа провозглашался принцип единства сознания и деятельности, в качестве метаподхода – деятельностный подход. Неопределенность как первого, так и второго привела к отсутствию какой-либо строгой метатеоретической основы, что, в свою очередь, в качестве следствия, привело к заимствованию зарубежного исследовательского инструментария и технологии при внешней приправке его соответствующим идеологическим соусом, а также туманными утверждениями о преимуществах марксистско-ленинского подхода. Единственной категорией, имеющей претензии на оригинальное происхождение является категория «общение», в содержании которой действительно присутствует несколько продуктивных для развития социальной психологии идей. Наряду с общими различиями в исследовательских ориентациях с позиций американской, европейской и, с определенной долей условности, советской социально-психологических традиций, можно говорить о различиях с позиций теоретических перспектив или традиций.

Применительно к современной социальной психологии с большей или меньшей определенностью можно говорить об экспериментальной, когнитивистской, интеракционистской, психодинамической, экзистенциально-феноменологической, гендерной и социально-конструктивистской перспективах, обладающих определенными оригинальными идеями, исследовательскими средствами и достижениями. В целом, существующее многообразие подходов сегодня воспринимается как способствующее углублению представлений о сущности изучаемой феноменологии и способствующее взаимообогащению и развитию. В области теоретических построений констатируется отсутствие какой-либо универсальной и всеобъемлющей теории (Hewstone, Manstead, 1999). Присутствие огромного количества мини теорий приводит к фрагментации социально-психологических представлений и все большему осознанию необходимости разработки интегрирующего их теоретического основания. Одну из наиболее известных и неоднозначно воспринимаемых попыток разработки такого рода метатеории представлены в рамках теории социальных репрезентаций (Moscovici), пытающейся разрешить одну из фундаментальных проблем социальной психологии – разрыв академической психологии и психологии обыденного сознания или здравого смысла. Проблема нахождения способов и средств максимально возможного адаптирования исследовательского инструментария к экзистенциальной феноменальности и пространственно-временной континуальности социального бытия личности и ее окружения наиболее активно обсуждается сегодня. Становится все более очевидной ограниченность возможностей лабораторного эксперимента, жестко структурированных опросных методов и наблюдения, ориентированных на количественную исследовательскую методологию. Осознание ограниченности возможностей позитивистского подхода приводит к обострению дискуссий о соотношении количественных и качественных методов в социально-психологическом исследовании. Излишне оптимистичное отношение к возможностям качественных методов по отношению к социально-психологической феноменологии (глубинное интервью, полевое наблюдение, фокус-группы и т.п.) обострило проблему соотношения идиографии и номотетики в социально-психологическом исследовании. Становится очевидным, что постижение подлинной глубины человеческих переживаний во всей их поточности и континуальности, недоступно количественным методам и в большей степени доступно методам качественным. В то же время, углубление в идиографию индивидуального случая особенно характерное для экзистенциально-феноменологического подхода, приводит к потере возможности конструирования номотетики, что, в свою очередь, лишает исследователя возможности вынесения каких-либо сравнений и соотнесений. К числу наиболее известных методов решения данной проблемы относятся сенсмейкинг (Dervin, 1972) и подход с позиций обоснованной теории (Glaser, Strauss, 1967).

Одним их возможных компромиссов, предполагающих возможность гармонического сочетания продуктивных возможностей количественных и качественных методов, представляет методологическая триангуляция, рассматриваемая многими исследователями как третий путь. Оригинальную версию такого рода представляет методологический подход интегративной эклектики путем триангуляции (Янчук, 1999).