Проблема перспектив развития современной социальной психологии и персонологии в последние годы обсуждается в контексте перехода из эпохи модернизма, ассоциируемого с европейским рационализмом, к постмодернизму. Перечень основных претензий, выдвигаемых исследователями к позитивизму, господствующему в эпоху модернизма, был представлен в предыдущих разделах диссертации, здесь же уместен анализ возможных перспективных линий развития психологического знания в эпоху постмодернизма.
Критика фундаментализма в науке была представлена в работах ряда философов, занимавшихся проблематикой развития научного познания (Т. Адорно, Т. Кун, К. Поппер, В.С. Степин, П. Фейерабенд, Ю. Хабермас, М. Хоркхаймер и др.). Красной нитью всех этих исследований является констатация уязвимых мест позитивистского подхода к процессу познания в контексте получения средств доступа к объективной действительности. Уязвимость этого подхода определяется, прежде всего, опосредованностью такого доступа, во-первых, инструментальными возможностями, а, во-вторых, личностью самого исследователя, являющегося социальным существом, вовлеченным в контекст культуры и своего социального окружения.
Доминирование же в психологическом исследовании позитивистских оснований опять-таки во многом обусловлено человеческим или психологическим фактором. Как убедительно показано в ряде работ, анализирующих исторический аспект становления и развития психологического знания, позитивистская ориентация исходно была предопределена стремлением психологии к конституированию как научной области естествознания (Г.М. Андреева [1994; 1997]; J.F. Brennan [1994]; C. Franklin [1982]; C.F. Graumann [1996]; D. Hothersall [1995]; H.H. Kendler [1987]; T.H. Leahey [1994]; W. Viney [1994]). При общем понимании существенных отличий человеческой природы от объектов физической природы в силу обладания символическим и рефлексивным ее аспектами, тем не менее, понадобилось несколько десятилетий для того, чтобы этот вопрос хотя бы начал обсуждаться. Окончательное же развенчивание позитивизма как единственной научной методологии происходит лишь со сменой, с наступлением эпохи постмодернизма в культуре.
Этот переход и определяет перспективы современного психологического знания. Анализируя состояние психологической науки в эпоху постмодернизма K.J. Gergen выделяет четыре ее фундаментальные особенности:
«Исчезновение предмета исследования». С его точки зрения наиболее фундаментальный вопрос, поставленный постмодернистами, сводится к утверждению о том, что «наш язык о мире оперирует как зеркало этого мира. В большей степени рассуждения о мире оперируют на основе социальных процессов, которые в свою очередь кристаллизируются в понятиях различных теоретических правил и предметов выбора». Следовательно, предмет исследования размывается и становится множественным.
Переход «от универсальных свойств к контекстуальному отражению». Вместо поиска универсальных свойств и качеств «постмодернистское мышление приглашает исследователя к принятию во внимание исторических обстоятельств вопроса. Каковы корни предпочитаемых рассуждений, каковы ограничения, что не устраивает? Для представителей постмодернизма наиболее существенной становится критическая саморефлексия».
«Маргинализация метода». При модернизме исследовательская методология переживает виртуальный апофеоз. Экспериментальная методология ставит человека «в позицию механического автомата, поведение которого является продуктом внешнего ввода, таким образом, отрицая его активность и личную ответственность. Более того, такая методология порождает искусственное обособление между исследователем и субъектом, утверждая первичность знания, достигаемого через отношения отчуждения».
«Большая повесть о прогрессе». В рамках модернистского подхода прогресс научного познания рассматривается как процесс поступательного преодоления трудностей на пути достижения истинного знания. В постмодернизме «ставится под сомнение как само понятие истины, так и исследования как средства ее достижения» [1997, c. 23-25].
В психологии эпохи постмодернизма избирается курс на обеспечение тесной связи психологической науки с повседневной прозаикой жизни человека в условиях экзистенциально-феноменального бытия в условиях непосредственного социального окружения. Но в качестве ведущей цели определяется не предоставление единственно верных истин, а предложение альтернативных позиций, отражающих многообразие трактовок и возможных решений, объяснений того или иного явления. Вместо занятия нейтральной позиции психолог приглашается к идентификации с позицией личности, профессионала и политика. Активность, деконструкция, диатропика, полилинейность берутся на вооружение представителями гендерной, дискурсной, критической, экзистенциально-феноменологической традиций (K.J. Gergen [1992]; M.M. Gergen [1988]; W. Hollway [1989]; I. Parker, J. Shotter [1990] и др.). В рамках такого подхода людям предлагаются возможности выбора, альтернативы, применимые к пониманию повседневной жизни (C. Antaki [1988]; G.R. Semin, K.J. Gergen [1990]; J. Potter, M. Wetherell [1987]; S. Moscovici [1984; 1998]).
Постмодернизм призывает ученых присоединиться к сумятице культурной жизни – стать активным участником конструирования культуры. «Вместо того, чтобы говорить “это по причине этого” психолог постмодерна “говорит о том, каким это может стать”. Надо обрести смелость преодолеть барьеры здравого смысла, вводя новые формы теории, интерпретации, интеллектуальности» [K.J. Gergen, 1997, c. 27]. В этой связи K.J. Gergen предлагает понятие «генеративной теории», призванной преодолеть конвенциальное мышление и таким образом открыть новое альтернативное мышление и действия. По его мнению, посредством такого теоретизирования ученые могут внести свой вклад в формы культуры понимания, объединения символических ресурсов, доступных людям в их непосредственной жизни. Постмодернистская психология пытается соединить психологов и общество.
J. Shotter, анализируя перспективы развития психологии, акцентирует внимание на необходимости изменения позиции и характера психологического исследования. С его точки зрения, необходим переход с позиции отстраненного, «обособленного проверяющего теорию созерцателя, к позиции заинтересованного, интерпретирующего, проверяющего процедуру, включенного наблюдателя»; с «одностороннего стиля исследования к двусторонней интерактивной модели» [1997, c. 58]. И далее, он конкретизирует эту мысль следующим образом: «вместо образа (а) “мышления как (пассивного) зеркала природы”, (b) “знания как точной репрезентации” и “исследователя как внешнего наблюдателя”» предлагается ряд других образов: «образ (а) ученого “как одного из членов сообщества “действующих вслепую” людей, исследующих собственное окружение, используя стек или другие подобного рода инструменты”; (b) для которых “знание значимо как средство обращения с ним, «знания происходящего вокруг», путях коммуницирования между ними”; и (с) “мышления как активно «создающего смыслы» относительно инвариантных свойств, открываемых при помощи инструментально обеспеченных исследований собственного окружения” – изменения с познания посредством ”наблюдения за”, на познание посредством нахождения “в контакте или соприкосновении с” изучаемым феноменом (там же).
Таким образом, психологическая наука должна изменить свою исходную позицию, пересмотрев как исследовательскую процедуру, обязанную включать в плоскость рассмотрения поточность и континуальность феноменологии, так и способы легитимизации обретенного знания, предполагающие изменение отношения к экзистенциальным переживаниям. В более детализированном виде это изменение, по мнению J. Shotter, должно предполагать следующее:
8. «от ориентированности на теорию к практике, от теоретизирования к практическому обеспечению, инструктивному описанию;
9. от заинтересованности в обстоятельствах к заинтересованности в активности и использовании “мыслительных средств” или “психологических инструментов” собственного изобретения;
10. изменения от того, что происходит в головах индивидов к интересам (в большей части социальным) к природе окружения и к тому, к чему это может приводить, что позволяет или чему способствует»;
11. переход от процедур, используемых кем-либо к согласованию, диалогу друг с другом;
12. и исходной позиции отражения (когда поток взаимодействий приостанавливается), к локальным исходным точкам, вплетенным в исторический поток социальной активности в повседневной жизни;
13. от языка репрезентации реальности к его роли как координатора многообразия социальных действий, с его репрезентативной функции, реализующейся в ряде лингвистически конституированных социальных отношений;
14. от доверия нашему жизненному опыту как основе понимания мира, к рассмотрению социальных процессов его конструирования; и наиболее важно,
15. от исследования, основанного на фундаменте, исходно принимаемом как авторитетный – провозглашающий приемлемость результатов вне времени, – к образцам исследования, предполагающим возможность корректирования ошибок, находимых в локальных ситуациях и обстоятельствах» (там же, с. 59).
J. Shotter подчеркивает: «Таким образом мы уходим от индивидуалистской, третьесторонней, внешней позиции созерцающего наблюдателя, исследователя, коллекционирующего фрагментированные данные с социально «сторонней» позиции наблюдения за реализующейся активностью, соединяющего пробелы между фрагментами при помощи изобретательного воображения теоретических категорий, к более интерпретативному подходу; уходим от использования выведения – утверждения (конечно, на некотором основании) что по существу ненаблюдаемые, субъективные сущности, предположительно внутриличностные, все же существуют, к моделям герменевтического изучения; от теоретических к более практическим интересам, связанным с вспомогательными средствами и способами, неизбежно применяемыми нами при проведении исследований» (там же, с. 60).
В контексте изложенного все больше исследователей начинает осознавать ограниченность индуктивного подхода, реализующегося в эмпирических исследованиях, и выдвигают в качестве более продуктивной альтернативы герменевтический подход (Х.-Г. Гадамер [25], Е.Л. Доценко [1997], С. Крипнер и Р. де Карвало [1993], П. Рикёр [1995], А.Н. Славская [1994], A.P. Bochner [1985], J. Shotter [1997], и др.).
С. Крипнер и Р. де Карвало отмечают, что психологическое исследование может включать в себя «феноменологическое исследование, герменевтическое истолкование значений, изучение жизненного пути и отдельных исторических случаев, а также многие другие исследования с использованием качественных данных и (или) реконцептуализированных квазиэкспериментальных процедур» [1993, c. 124]. J. Shotter показывает, что в отличие от описательно-фиксирующего характера традиционного эмпирического подхода, подход герменевтический предполагает процессуальный подход к феномену «включающие созидание, конструирование его сущности. Более того, видение объекта вовлекает активные психологические процессы конструирования, включающего социально порождаемое знание» [1997, c. 61]. Основной задачей исследования становится освобождение от какого-либо предустановленного миропорядка: «1 – вместо наскоро сделанного мысленного нахождения такого порядка, мы обязаны рассматривать активность, которая начинается с неопределенной и полностью не детализированной “тенденции”, которая становится открытой для последующей детализации; а также 2 – вместо размышлений о возможности делания “открытий” специально подготовленными людьми, владеющими особыми методами, … мы должны рассуждать в понятиях как “нахождения”, так и “делания” (там же, стр. 61-62).
Целью научного психологического познания является не только описание, что тоже является существенным, но и рассмотрение той роли, которую играет знание в повседневной жизни, как оно передается в обществе, как это общество сохраняет память о прошлом и предъявляет себе в настоящем. Формулируя задачи “нарративной психологии”, J.-F. Lyotard выделяет три типа исследовательской компетентности – «знать как», «знать как излагать», и «знать как слушать» [1984, c. 21].
Вышесказанное, предполагает пересмотр практически всех вопросов, изучаемых в психологии в новом свете, предполагающем выяснение именно процессуальной природы человеческой активности, обусловленной контекстами реального бытия в условиях непосредственного социального окружения и их экзистенциально-феноменального переживания, формирующего участия языка. «Наука обязана обладать ресурсами для иронизирования в отношении собственных провозглашений», – подчеркивает J. Shotter [1997, c. 67–68].
В первую очередь необходимо переосмысление соотношения таких базовых для социальной психологии и персонологии категорий как «личность», «ситуация» и «активность», используемых для описания изучаемого феноменального поля социального бытия личности и ее окружения. Во многих работах показано, что они должны рассматриваться в континуальной экзистенциально-феноменальной диалектической взаимозависимости. Любое акцентирование на одном из компонентов данной базовой триады неизбежно приводит к ограниченному пониманию сути описываемой феноменологии и гипертрофированию одних ее аспектов в ущерб другим (A. Bandura [1965; 1986]; K. Gergen [1992]; W. Mishel [1993]; R. Sapsford с соавт. [1998]; V.A. Yanchuk [1999] и др.).
Анализ перспектив развития социальной психологии и персонологии показывает их зависимость от нахождения оптимальных решений относительно ориентиров в теоретическом многообразии, обусловленном различием онтолого-эпистемологических оснований существующих подходов, определенностью в концептуально-понятийном аппарате, нахождением продуктивного компромисса в методе исследования и действенных средств преодоления авторской предубежденности, обусловленной приверженностью к определенным парадигмальным координатам (V. Caracelli, J. Greene [223]; K. Gergen [1992]; B. Latour [384]; J.H. Korn [1997]; D. Miell, R. Dallos [1996]; J. Morse [1991]; N. Pidgeon, K. Mischel [1998]; C. Robson [1998]; R.S. Rogers с соавт. [1995]; R. Sapsford с соавт. [1998]; L. Westbrook [1994]; B.M. Wildemuth [1993] и др.).
S. Kvale, описывая возможный сценарий будущего развития психологического знания, отмечает ее движение «от археологии психики к культурному ландшафту представления мира» [1997, c. 53]. Это должно предполагать «поворот лицом к укорененности человеческого существования в специфических исторических и культурных ситуациях, открытость инсайтам, поставляемым искусством и человечеством. Основные исследовательские вопросы должны включать лингвистическое и социальное конструирование реальности, взаимозависимость локального контекста и самости в сети взаимоотношений. И это должно требовать принятия открытой, ориентированной на перспективу и неопределенную природу знания и его проверки в практике. Это должно предполагать многометодный подход к исследованию, включая качественное описание многообразия отношений человека с миром и деконструкции текстов, пытающихся описать эти отношения. Остается открытым вопрос насколько радикально и быстро эти изменения займут свое место в психологической науке, имеющей прочные индивидуалистические и рациональные корни» (там же).
Рисуя контуры будущего персонологии, L.A. Pervin обозначает «многообразие, плюрализм и расширение горизонтов» как определяющие перспективу ее развития [1990, c. 725]. Комплексность личности обусловливает комплексность ее рассмотрения с позиций разных подходов и перспектив. Время гегемонии каких либо методов закончилось. Формируется «готовность к установлению связей с различными теоретическими перспективами, а также дисциплинами и поддисциплинами» (там же). Решающим фактором здорового развития персонологии является формирование готовности «серьезно относиться к вкладу альтернативных подходов», «исследованию феноменов максимально возможным числом разнообразных способов», «возвращения к старым проблемам посредством их изучения как старыми, так и новыми методами» (там же). Современная персонология «фокусируется на личности как системе, включая взаимодействие между постоянством и многообразием, стабильностью и изменчивостью, интеграцией и конфликтами, также как и изучением людей в различных контекстах и на протяжении достаточно длительного времени существования паттернов, в мире их внутренних мыслей и чувств, а также публичного поведения» [там же, с. 726].
Представленный анализ рассуждений ведущих представителей психологической науки о перспективах ее развития создает основания для определения основных задач нашего исследования, направленного на нахождение соответствующих решений по определенным аспектам наиболее актуальных проблемных вопросов. К числу таковых относятся:
Определение в исходных онтолого-эпистемологических основаниях, предполагающее нахождение продуктивного, возможно компромиссного, решения (К.А. Абульханова-Славская; А.Г. Аллахвердян с соавт.; В.С. Библер; Е.Л. Доценко; А.А. Митькин; В.И. Слободчиков, Е.И. Исаев; А.В. Юревич; В.А. Янчук; K. Л. Хьелл, Д. Зиглер; К.С. Холл, Г. Линдсей; A. Bandura; H. Coolican; K.J. Gergen; M.M. Gergen; S. Kvale; S.W. Littlejohn; R. Harre; N. Hayes; W. Mischel; L. Pervin; N. Pidgeon, K. Henwood; R. Sapsford, A. Still, M. Wetherell, D. Miell, R, Stevens; T.A. Van Dijk и др.).
Определение в способах теоретизирования и оценочно-критериальных основаниях доказательства научности результата психологического исследования (А.Г. Аллахвердян с соавт.; К. Халл, Г. Линдсей; K.J. Gergen; K.J. Gergen, M. M. Gergen; C. Franklin; R. Harre; J.L Kincheloe, P.L. McLaren; L. Laudan; S.W. Littlejohn; B. Markowsky; I.I. Mitroff, R.H. Kilmann; N.R. Pandit; L.A. Pervin; R. Sapsford, A. Still, M. Wetherell, D. Miell, R. Stevens; R. Stevens и др.)
Согласование концептуально-понятийного аппарата, различных традиций и подходов, предполагающее проведение работы по его инвентаризации, согласованию, приведению к единому знаменателю, по крайней мере, для предотвращения дискуссий, возникающих ввиду такого рода несогласованности (А.Г. Аллахвердян c соавт.; Е.Л. Доценко; Е.А. Климов; В.А. Янчук; K. Л. Хьелл, Д. Зиглер; К.С. Холл, Г. Линдсей; M. Augustinos, I. Walker; S. Duck; J.D. Greenwood; S. Littlejohn; J. McClure; D. McAdams; W. Mischel; L. Pervin; A. Tesser и др.).
Определение отношения к существующему многообразию парадигмальных координат, конституированных в психологическом знании, с точки зрения возможного нахождения потенциала кооперации усилий и возможностей в деле углубления психологического понимания исследуемой феноменологии (Г.А. Ковалев; K. Л. Хьелл, Д. Зиглер; К.С. Холл, Г. Линдсей; А.В. Юревич; В.А. Янчук; T.D. Cook; R. Harre; I.E.Jr. Hyman; J. McClure; L. Pervin; M. Maruyama; N. Pidgeon, K. Henwood; R. Sapsford, A. Still, M. Wetherell, D. Miell, R. Stevens; D. Sperber, D. Premack, A.J. Premack; T.A. Van Dijk; V.A. Yanchuk и др.).
Определение в проблеме метода исследования, выражающееся в дебатах о соотношении количественных и качественных методов (объективистских – интерпретационных) (V. Caracelli, J. Greene; B.P. Allen; B. Latour; H. Coolican; T.D. Cook; D. Miell; J. Morse; N. Pidgeon, K. Henwood; C. Robson; L. Westbrook; B.M. Wildemuth и др.).
Решение проблемы личностного фактора в исследовании и интерпретации его результатов, без обсуждения которой становится невозможным обсуждение путей повышения адекватности психологического исследования (Вартофский; Х.-Г. Гадамер; М.Л. Мамардашвили; А.В Юревич; В.А. Янчук; М. A. Braniggan; G.N. Gilbert, M. Mulkay; M.E. Gorman; R.A. Griggs, R. Randsell; M.J. Mahoney; E.L. McDonagh; C. R. Mynatt, M. E. Doherty, R. D. Tweney; R. A. Neimeyer, W. R. Shadish, E. G. Freedman, A. Houts, B. Gholson и др.).
| Глоссарий |
| Психология масс (Crowd psychology) — изучение психики (см. групповая психика) и поведения масс и толп, а также переживаний индивидов внутри толпы. Групповое сознание (Group mind) — концепция надличностной природы и независимости коллективной психики социальных групп. Гедонизм (Hedonism) (психологический термин) — доктрина, согласно которой любая активность мотивируется стремлением к удовольствию и желанием избежать страданий. Индивидуализм (Individualism) — доктрина, выдвигающая на первый план права, ценности и интересы личности, из которых должны выводиться и по которым должны оцениваться все права и ценности общества (этический и политический индивидуализм). Доктрина, согласно которой должны отвергаться любые трактовки личностных или социальных явлений, если они не выражены исключительно с позиций личностей (методологический индивидуализм). Подход, центрированный на личности (Individo-centered approach) — любой подход к изучению социального поведения и социальных действий, исключительно или в основном базирующийся на изучении переживаний и поведения индивида. Психическая инфекция (Mental contagion) — гипотетический механизм, обуславливающий распространение аффектов и идей в массах. Позитивизм (Positivizm) — доктрина, в соответствии с которой знание должно основываться на природных явлениях и их временных и пространственных отношениях, вьшвленных и проверенных методами (методологией) эмпирической науки. Подход, центрированный на социуме (Socio-centered approach) — любой подход к изучению индивидуального или общественного поведения, опирающийся на регулирующую роль общественной/социальной структурной среды. Социология (Sociology) — наука об обществе, занимающаяся социальными системами/структурами, такими, как общественные отношения, общественные институты и целые сообщества. Внушение (Suggestion) — техника и/или процесс, с помощью которых человека вынуждают переживать и действовать определенным образом, заданным источником внушения, напр, гипнотизером. Утилитаризм (Utilitarizm) — доктрина, согласно которой личностные и общественные действия определяются пользой от их последствий или надеждой на эту пользу (психологический утилитаризм). Доктрина, согласно которой целью социального действия должно быть максимальное счастье для наибольшего числа людей (этический утилитаризм). Volkerpsychologie (психология народов — нем.) — ранняя форма (XIX — XX вв.) исторической и сравнительной социокультурной психологии, занимавшаяся культуральными продуктами (язык, мифы, обычаи и т.д.) социального взаимодействия. |
| Вопросы для обсуждения |
| 1. Каковы отличительные особенности севреоамериканской, европейской и отечественной социально-психологических традиций? 2. Каковы особенности конституирования социальной психологии как научного знания? 3. Каковы отличительные черты двух направлений — «психологической социальной психологии» (ПСП) и «социологической социальной психологии» (ССП)? 4. Какие основные проблемы рассматривала социальная философия, предшествовавшая социальной психологии? 5. Что подразумевается под термином «групповое сознание» и как: использовалось для объяснения поведения толпы? Обсудите основные характеристики психологии народов (Volkef psychologie). 6. Каковы главные совпадения и различия между американским и европейским направлениями социальной психологии? Когда социальная психология стала самостоятельной дисциплиной и какие наиболее заметные изменения произошли в ней с тех пор? |
| Для дополнительного чтения |
| 9. Андреева Г.М. Социальная психология. – М.: Изд-во, 2000. 10. Андреева Г.М., Богомолова Н.Н., Петровская Л.А. Современная социальная психология на Западе. Теоретические ориентации. М., 1978. 11. Андриенко Е.В. Социальная психология – М.: Издательский центр «Академия», 2000. 12. Бехтерев В.М. Коллективная рефлексология // Бехтерев В.М. Избранные работы по социальной психологии. М., 1994. 13. Введение в практическую социальную психологию /Под ред. Ю.М.Жукова, Допетровской, О.В.Соловьевой. М., 1994. 14. Еникеев М.И., Кочетков О.Л. Общая, социальная и юридическая психология: Краткий энциклопедический словарь. – М.: 1997. 15. Майерс Д. Социальная психология. – СП б: Питер, 1997. 16. Социальная психология: саморефлексия маргинальности. М., 1995. 16. Шульц Д., Шульц Л. История современной психологии. – М.; СП б., 1998. |
| Основной источник |
| 3. Перспективы социальной психологии – М.: Изд-вщ ЭКСМО-Пресс, 2001. 4. Андреева Г.М. К истории становления социальной психологии в России / Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14, № 4, с. 6-17. |