Как заметил еще Поливанов[18] и показал Аллен в работе об абазинском глагольном комплексе, сходные с инкорпорацией структуры возникают в абхазо-абазинском. Еще до знакомства с этой статьей Аллена, занимаясь абхазским, я обратил внимание на слова типа l-bzi-up, которые на основании перевода можно было бы считать эквивалентом целой фразы: «собака (морф l-) хорошая (bzi) [есть (-up)]». Но, как это и обычно для полисинтетического инкорпорирующего языка, имя существительное в составе такой инкорпорации выступает в виде усеченного (суб)морфа: полная форма названия «собаки» (с артиклем а-) при его изоляции звучит как ala. Возможна фраза ala l-bzi-up «собака (по-собачьи) хорошая есть», в которую инкорпорация входит составной частью.
Представление слова или основы частью, усеченной до одного слога или одной фонемы (или до одной буквы с ее двухфонемным названием), характеризует современные сложносокращенные слова. Их появление в новоевропейских языках относится к началу позапрошлого века[19], но бурное развитие связано с политическими, технологическими, экономическими, бюрократическими преобразованиями последующего времени, особенно в тоталитарных государствах: такие специфические для них структуры, как спецслужбы, всегда обозначаются аббревиатурами. В докладе на московском семиотическом симпозиуме 1962 г. я разбирал, в частности, и на примере лагерной лексики только что перед тем напечатанного «Одного дня Ивана Денисовича» Солженицына аббревиатуры, о которых на материале разных языков тогда замышлял написать большую работу. Связь сложносокращенных слов с новыми техническими изобретениями не ускользнула гораздо раньше от языкового чутья Хлебникова: в научно-фантастической прозе он вездеход-самолет-амфибию называет Ходнырлет (<ход-иmь + ныр-ять+ лет-ать), Нырлетскач (ныр-яет + лет-ает + скач-ет); он использовал тот тип слоговых сокращений, где слог может совпадать с корнем или основой, что делает аббревиатуру близкой к словосложению[20]. Новый взлет числа сложносокращенных слов к концу XX-го в. связан с компьютерной и информационной революцией, ср. распространение полусокращенных сочетаний типа e-mail. Хотя аббревиатуры давно начали сравнивать с инкорпорацией, между ними есть существенная грамматическая разница: сложносокращенные слова обычно характеризуют именные части («фразы») предложения, но они не используются в глагольных фразах и весьма редко включают в себя предикат (случаи псевдо-сокращений вроде английского IOU, основанного на омонимии названий букв и односложных слов : I «я» + owe «должен» + you «вам», пока стоят изолированно).
Общим с усечением морфа при инкорпорации и с выделением субморфов в синхронии может быть тот объяснимый простыми теоретико-информационными закономерностями процесс, при котором в языке действует принцип наименьшего усилия (по Ципфу) или экономии изменений (по Мартине, лень по Поливанову). То, что лат. aqua «вода» превращается в однофонемное слово в современном французском языке, a староиспанское Vuestras Mercedes «ваши милости» становится испанск. Ustedes «Вы» (вежливое личн. мест. 2л. мн.ч.), является следствием статистически обусловленного изнашивания самых употребительных слов языка, которое осуществлялось на больших отрезках времени. Современная аббревиация, представляющая собой едва ли не самый заметный инновационный процесс в большом числе распространенных языков новейшего времени, приводит к очень быстрым заменам в значительной части словаря. Поэтому теоретически это явление кажется важным и для установления границ возможностей исторического языкознания[21]: от скорости и степени изнашивания морфемы и ее результирующей длины зависит надежность реконструкции.
При вызываемом изнашиванием превращении всех морфем в односложные и одновременной утрате однофонемных или во всяком случае кратких служебных морфем (что вызывается, повидимому, совместным действием изнашивания и грамматической тенденции к анализу[22]) слово становится одноморфемным и односложным. Для сохранения минимальных различительных фонологических возможностей в таких изолирующих («аморфных») языках используются тоны. Соблазнительной кажется возможность предположить такой процесс в предыстории каждого из изолирующих тоновых языков с односложными и одноморфемными словами в Юго-Восточной Азии, Африке и Америках. Пока только для некоторых из этих языков, как для вьетнамского, есть достаточные сравнительно-исторические данные для реконструкции исчезнувшей флексии. Но кажется возможным построить такую диахроническую типологию, где для каждого типа языка указывались бы вероятные пути в прошлом и возможное будущее (как и по отношению к подобной типологии изменений по аналогии у Куриловича, внутренняя лингвистика определяет несколько возможностей, выбор между которыми зависит от внешних факторов).
4. В чем разница между предложением, словосочетанием и словом:don’t-touch-me-or-I’ll kill-you sort of сountenance.
Начиная с первых лет университетских занятий (в 1947-1951гг.) я заинтересовался возможностью поставить в современной английской фразе целое предложение в качестве атрибута перед определяемым им именем. Оно себя ведет синтаксически так, как если бы это было прилагательное, но в переводе на русский ясна семантическая полная независимость этого отрезка (в примере, вынесенным мной в начало этого раздела: «лицо с выражением, как бы говорящим: 'Не притрагивайтесь ко мне, не то убью'»). Мой интерес к грамматической стороне таких, как он говорил, «образований» (которых больше всего я встречал в детективах) поддерживал один из моих замечательных университетских учителей A. И. Смирницкий. Мне казалось, что в этих построениях не меньше изобретательности, чем в сверхдлинных словосложениях эпического санскрита вроде deva-gandharva-manuşy/o/raga-rakşasa- «богов, гандхарвов- «кентавров»(?)[23], людей (manuşya-) , змей (uraga-[24]), демонов» из «Махабхараты», которую мы в то время читали с другим моим незабываемым университетским учителем М.Н.Петерсоном (Хлебников, в университете основательно занимавшийся санскритом, под возможным его влиянием изобретал в прозе такие русские сложные слова, как стадо-рого-хребто-мордо-струйная река, но любопытно, что он образовывал при этом, как и в стихах, подобных Грудо-губо-щеко-астая/ Руко-ного-главо-астая [25], тот тип сложных прилагательных, который под греческо-церковнославянским влиянием давно сложился в русском языке, в XVI I I в. использовался Ломоносовым и в пародиях на его оды Сумароковым, а на рубеже XX в. появляется в форме, напоминающей хлебниковскую, в письмах Чехова). У позднего Гете среди черт, делающих его индивидуальный стиль сопоставимым с классическим санскритом, находят и такие словосложения, как Fettbauch-Krummbein-Schelme (=“fettbäuchige, krummbeinige Schelme”[26] =“жирнобрюхие кривоногие мошенники”~ жиробрюшнокривоножножулье). В занятиях подобными английскими атрибутивными образованиями привлекало и то, в какой мере в них (даже больше, чем в глагольных формах полисинтетических и инкорпорирующих языков, с которыми Е.Д. Поливанов не без основания сравнивал современный китайский[27]) нечеткой оказывается граница между словом и предложением. Поражала и свобода, с которой сочиняются такие вполне новые обороты: языковому творчеству пределы здесь не поставлены. Некоторые из моих американских друзей разуверяли меня в значимости приема, по их мнению вульгарного. Но в последние годы я убедился , как часто он проникает в ежедневную печать (особенно в газетные и журнальные заголовки), да и в некоторые литературные сочинения. Постепенно коробки и ящики, куда я складывал вырезки и выписки из разных английских и американских изданий со все новыми примерами этих образований, стали переполняться и вытеснять меня из комнаты, и так заваленной бумагами и оттисками. В книге прозаика Ричарда Форда, описывающей спортивного журналиста и отчасти стилизующей его язык, я нашел с десяток выражений, подобных hug-a-friend church «церковь, где словно обнимаешь друга». В статьях некоторых популярных журналистов встречается по несколько таких выражений подряд. От явления речи они не перешли еще в явление языка и быть может поэтому пока почти не замечены многими современными лингвистами, хотя в прежних английских грамматиках о них и писали. Но эти все чаще встречающиеся обороты указывают на возможный путь, который мог бы привести английский язык к изменению соотношения основных грамматических единиц со сдвигом в сторону инкорпорации (в смысле работ Поливанова по современному китайскому).