Но вот уже прошел XVII съезд партии

Но вот уже прошел XVII съезд партии. Уже прошел XVII съезд партии, где около трехсот делегатов голосовали против Сталина после чего подавляющее большинство участников съезда было репрессировано. Стихи свои репрессированным друзьям Ахматова позже включает в цикл Венок мертвым. Стихи друзьям это был способ показать независимость позиции и избранность родственных душ. IX. Любовь, Россия и вера. Любовь, Россия и вера это три главные темы ахматовской поэзии.

Быстрая и широкая популярность Ахматовой по первоначальному могла казаться несколько подозрительной. В мире, насыщенном сложной и высокой поэзии русского серебреного века, вдруг прозвучало, что то очень простое, но в своей простоте как будто снижавшее высокий, почти мистический том, усвоенный русской поэзией, начиная с Владимира Соловьева и пророческих зорь раннего символизма. Женская лирика о любви и влюбленности, об изменах и верности, о боли и радости, о встрече и разлуке.

Женская лирика о любви, и почти только о любви, совершила нечто насущное в самой русской поэзии, очищая ее изнутри и указывая ее как раз тот путь, которую она всей своей мистической взволнованностью, всей своей болью искала. Русский серебряный век незабываем и не повторим. Никогда ни до, ни после не было в России такой взволнованности сознания, такого напряжения исканий и чаяний, как тогда, когда, по свидетельству очевидца, одна сторона Блока значила больше, была насущнее, чем все Содержание толстых журналов.

Свет этих незабываемых зорь навсегда останется в истории России. Но теперь, спустя столько лет и каких лет мы не только можем, мы должны сказать, что была в этом серебряном веке и своя отрава, тот тайный яд, о котором говорил Блок. Была великая правда вопрошаний и исполнений и какая то роковая двусмысленность в ответах и утверждениях. И ни в чем, быть может, двусмысленность эта не проявилась столь истинно, как именно в главной великой поэзии в теме любви.

С Трех разговоров Владимира Соловьева вышло в русскую поэзию, в самую ткань поэтического опыта и творчества, странное и, надо прямо сказать, соблазнительное смешение мистики и эротизма. Не одухотворение любви верою и не воплощение веры в любви, а именно смешение планов, в котором не удостоверилось плоть, но и не воплощался дух. Мы знали, какой личной трагедии обернулось это смешение в жизни Блока, как Стихи о Прекрасной Даме обернулись надрывом Балаганчика и каким то каменным отчаянием страшного лица с его ледяными метелями.

И вот простые женские, любовные стихи Ахматовой такие, казалось бы незначительные на фоне всех этих взлетов и крушений, в атмосфере этого мистического головокружения, на деле было возвратом к правде той простой человеческой правде о грехе и раскаянии, боли и радости, чистоте и падении, которая одна потому что она правда имеет в себе силу нравственно возражения.

Сама того не зная и не сознавая, пила стихи о простой и земной любви, Ахматова делала это действительно по-женски, просто и без само оглядки, без манифестов и теоретических обоснований правдой всей своей души и совести. И потому в конечном итоге, она имела право сказать, что творчество ее Не для страсти, не для забавы, Для великой земной любви. В Ахматовой серебреный век нашел свою последнюю правду правду совести. И не случайно, конечно, совесть является единственным настоящим излом ее поздней и замечательной Поэмы без героя Это я твоя старая совесть Разыскала сожженную повесть.

Эта совесть приходит к ней новогодний вечер и освещает правдой смутную и двусмысленную, как маскарад, давнюю петербургскую повесть всех этих запутанных и тропических жизней, всей этой эпохи, эта совесть дает ее силу, с одной стороны, Отмахнуться, испугаться, отпрянуть, сдаться И замаливать давний грех, а, с другой стороны, все, включая и сам грех, побеждает жалостью и верностью, небесной правдой великой земной любви из за которой она на правую руку надела перчатку с левой руки прямой путь к голой, страшной, как распятое тело, но уже действительно ничем не победимой любви Реквиема.

Ахматова и Россия. Каждый русский поэт имеет свой образ России, каждый на своем творческом пути так или иначе, раньше или позже, но говорить о России, включает ее в свою поэзию. Поэзия Ахматовой не обращена к России как к объекту любви или значительно какой то особой судьбы. Тут тоже можно говорить о женском отношений Ахматовой к России, которые воплощается в чувстве какой то почти утробной от нее неотделимости.

Ахматова несколько раз говорит о своем сознательном отказе от эмиграции, от ухода с родины. В первый год революции на голос, призывавший ее такому уходу, она отвечает Но равнодушно и спокойно Руками я замкнула слух, Чтоб этой речью недостойной Не осквернился скорбный дух. Но и в этом мне кажется, вся суть ахматовского отношения к России стихи эти совершенно свободных от какой бы то ни было идеологии.

Идеологический подход к Родине этот подход мужской, и таков был, по существу, всегда подход к ней в русской поэзии, причем под идеологией я разумею совсем не обязательно политическую идеологию, ибо возможна и оправданна идеология и художественная. И такой идеологический поход может не только оправдать, но и сделать нравственно неизбежным и необходимым уход, ибо уход этот ради родины, во имя ее есть проявление верности ее. Но в том то все и дело, что для Ахматовой такого выбора не было, ибо она не относится к России, а есть как бы сама Россия, как мать не относится к семье, а есть сама семья.

У Ахматовой совсем нет стихотворений патриотических. Даже в страшнные годы войны, осады Ленинграда родина является ей всегда в образе матери, и притон почти всегда страдающей так сказать, реальной матери, матери реальных детей. Что такое победа, что ей сказать Пусть женщины выше поднимут детей, Спасенных от тысячи тысяч смертей Так мы долгожданной ответим.

Родина, Россия это реальные люди, и реально в них прежде всего их страдание. И родина это тоже живой, свой город, о котором столько писала, который так любила Ахматова, про который в разлуке писала Разлучение наше мнимо Я с тобой не разлучима. Вера Ахматовой. И тут опять не обойтись без сравнения. Уже столько было сказано о религиозном вдохновении, о романе с Богом русской литературы. Действительно, вся она, на глубине своей, была всегда отнесена к последним вопросам бытия, так или иначе решала для себя вопрос бытия, так или иначе решала для себя вопрос о Боге. Но и тут Ахматова стоит особняком.

Как и любовь, как и Россия, вера для нее не тема и не прблема, не что то внешнее, о чем можно страдать, соглашаться, не соглашаться, раздумывать, мучиться. Это снова что то очень простое, ее почти бабья вера, которая всегда живет, всегда присутствует, но никогда не отчуждает в какую то внешнюю проблему. Ни пафоса, ни громких слов, ни торжественных славословий, ни метафизических мучений.

Эта светит из нутри и изнутри не только указывает, сколько погружает в какой то таинственный смысл. Так, никто, кроме Ахматовой не заметил, что Блока хоронили в день Смоленской иконы Божьей Матери. И Ахматова не объяснила нам, почему это важно. Но в этом удивительном стихотворении о погребении Блока словно сгоревшего в отчаянии и страдании поэта. И, ничего не объясняя и не разясняя в его страшной судьбе, утешила, примерила, умиротворила и ее поставила на место, все приняла и все простила А Смоленская нынче изменится.

Синий ладон над травою стелится, И стремиться пенье панихидное, Не печальное нынче, а светлое. И приводит румяные вдовушки На кладбище мальчиков и девочек Поглядеть на могилы отцовские А кладбище роща соловьиная, От сиянья солнечного замерло. Принесли мы Смоленской заступнице, Принесли Присвятой Богородице На руках во гробе серебряном Наше солнце, в муке погасшее Александра, лебедя чистого. Этой верой пронизан Реквием. И тут тоже она присутствует не как какой то высший смысл, объединяющий и анализирующий неслыханное человеческое страданье.

Она просто есть, и самая страшная бессмыслица, самое бездонное горе не способны ее поколебать. Вот вынесен приговор вот свершилось непоправимое И упало надменное слово На мою еще живую грудь. Ничего я ведь была, готова Справлюсь с этим как нибудь. Все в этом удивительном, потрясающем справлюсь с этим как нибудь. Больше сказано о вере Ахматовой, чем любой поэт сказал в специально религиозном стихотворении о своей вере. Тут все и приятие, и смирение, и жалость, и слабость, и таинственная победа словно праздник за моим окном.

Она перенесла все свое поколение ни с чем в русской поэзии не сравнимое поколение. Она разделила, приняла всю его страшную судьбу и по праву была наследницей носительницей всей его славы. Через все наше поколение она пронесла, ни разу не изменив, правду и совесть, то есть то, чем всегда светила нам подменная русская