Этот двухэтажный коттедж в селении Штрудисхамн, стоявший на берегу фьорда в нескольких милях от Скагена, мало чем отличался от загородных домов подобного типа. Некое удивление мог вызвать высокий глухой забор из дикого камня, ограждавший дом, но скандинавы люди сдержанные, привычки совать нос в чужие дела за ними не наблюдается, и, если хозяину по душе отгораживаться от мира таким барьером, что ж, это его право.
Впрочем, хозяина дома почти никто не видел. Он постоянно жил в городе и лишь изредка приезжал сюда один или в компании друзей. Они не стреляли в пустые бутылки, не устраивали потасовок друг с другом и, главное, не привозили с собой женщин.
Они приезжали на одной, двух или трех автомашинах, железные ворота пропускали их, захлопывались, окна коттеджа освещались, иногда доносилась из дома музыка, музыка серьезных людей, обладающих вкусом, – Бах, Шуберт, Лист, Эдвард Григ.
Рано поутру гости и хозяин покидали дом на берегу фьорда, все погружалось в покой и тишину, изредка нарушаемую звуком открывающейся рядом с воротами двери, через нее выходили за продуктами в лавку постоянные обитатели коттеджа: садовник Юхан и его жена Хелен, горничная и кухарка. Эти люди не отличались разговорчивостью, а впрочем, никто и не пытался через них узнать что-либо о доме с забором, в скандинавских странах не поощряется чрезмерное любопытство.
Скаген не так уж далеко расположен от Поморска, порядка девяти градусов по широте. И в тот ясный, солнечный день нежаркое в Скандинавии солнце смотрелось и в воды пролива Блю-фьорд, и в воды Поморского залива, и сопки здесь были похожие, и судов в гаванях порта, пожалуй, не меньше, только вот в положенное время наступила в окрестностях Скагена ночь – ведь он не был, как Поморск, расположен за Полярным кругом.
В этот раз хозяин коттеджа, которого знали как мистера Гэтскелла, а определенный круг людей называл Биллом, принимал необычного гостя. В Берген прибыл эмиссар центра, инспектирующий работу разведывательных резидентур и выступающий в этой командировке под именем Джона Хелборна.
– Итак, – сказал Хелборн, закуривая сигарету от любезно протянутой Гэтскеллом зажигалки, – вы определенно считаете, что на сейфе этого эсэсовца Шеллинга можно поставить крест?
– Так считает Мороз, а я склонен верить ему.
– Обидно, черт возьми, что все документы попали в руки красных. Теперь тем «консам»[8], которых хозяева Шеллинга оставили в России, пришел конец.
– По словам Моряка, там должна быть и валюта, – сказал Гэтскелл.
– Мы планировали использовать ее как гонорар для Моряка – Форлендера. На этих условиях он и согласился отправиться в самое пекло, хотя ему очень не хотелось этого. Видимо, предчувствовал свой конец.
– Я поручил Морозу выяснить подробности его провала, – сообщил хозяин дома.
– Да, Мороз... – задумчиво проговорил Джон Хелборн. – Мы не виделись с ним лет пятнадцать... Мой старый товарищ, вместе начинали, и не одно дело провернули вдвоем. Вы довольны им, Гэтскелл?
– Еще бы! – ответил Билл. – Я докладывал уже вам, мистер Хелборн, что Мороз передает через Волка материалы операции «Сорок четыре». Надеюсь, это в какой-то степени смягчит удар, который нанесли нам в связи с провалом «Сорок пятой». Пришлось пожертвовать Беном...
– Не расстраивайтесь, Гэтскелл, – сказал эмиссар центра. – Не моя задача – утешать вас, но неофициально скажу вам, что история с сейфом свалилась на нас неожиданно, в связи с предложением Форлендера. Она не планировалась заранее и носила характер экспромта. А наши боссы сейчас все чаще и чаще призывают аппарат центра перенимать у русских их приверженность к плановому началу в любом деле. «Сорок четвертая» как раз и проходит по разряду плановых, заметьте, плановых, стратегических операций. Гигантский горнорудный комбинат «Поморскникель» имеет для Советов большое оборонное значение. Куда там тягаться с этим комбинатом нескольким паршивым агентам военного времени, половина из которых, пожалуй, уже на том свете или пришла с повинной в органы госбезопасности. Никель, редкие металлы – вот тема, достойная такого мастера, как Мороз! В очередной передаче сообщите, Гэтскелл, что он представлен к повышению в звании и премирован крупной суммой. Но не раньше, конечно, чем мы получим материалы по операции «Сорок четыре». Когда приходит теплоход «Уральские горы»?
– Не позднее пятого сентября...
...На второй день стоянки теплохода «Уральские горы» старший помощник капитана Валерий Николаевич Яковлев появился на судне рано утром, распорядился по всем заведованиям и вскоре ушел, передав второму штурману, что до вечера будет занят делами в конторе. Вновь на борту он появился уже в половине пятого и сразу приказал вызвать к себе директора ресторана. Из каюты они вышли вдвоем и направились осматривать помещения, находящиеся в ведении Митрохина. Когда Яковлев возвращался обратно, в пассажирском коридоре он встретил Еремина.
– Здравствуйте, чиф! – приветствовал доктор Валерия Николаевича. – Иду глядеть хозяйство Митрохина. Не хотите ли со мной?
– Здравствуйте, доктор. Загляну на минутку в каюту и присоединюсь к вам.
Дверь каюты старпом закрыл неплотно и, стоя к ней спиной, не заметил, что она приоткрылась. Подошедший в это время второй штурман Михаил Нечевин успел увидеть, что Яковлев распечатал конверт и, вынув из него листок бумаги, прочитал. Затем старпом медленно опустил руку с листком, снова поднес его к глазам и, вдруг яростно скомкав, сунул в карман кителя. Возбуждение старпома некоторым образом передалось Нечевину, ему почему-то стало не по себе и совсем расхотелось встречаться сейчас с Яковлевым, хотя он и шел к нему по делу. Михаил отступил назад, свернул по коридору вправо и вошел в гальюн. Стоя за тонкой дверью, он слышал, как старпом стремительными шагами прошел мимо.
Когда все стихло, второй штурман направился к трапу. С палубы он увидел, как Валерий Николаевич быстро идет в сторону проходной порта.
– Старпом что-нибудь передал? – спросил Нечевин матроса. – Ну, мол, пошел куда... Или, может, меня спросил?
– Ничего не было, товарищ штурман, – ответил матрос. – Пробежал молча – вот и все.
Ресторан «Дары моря» располагался на главной улице Поморска. Несмотря на исключительно рыбный ассортимент блюд, ресторан пользовался популярностью у возвратившихся с Атлантики промысловиков, всегда был полон, и часто в зале слышался усиленный микрофоном голос руководителя оркестра:
– По просьбе моряков БМРТ[9] исполняется...
Было здесь тесно и в этот августовский вечер. Оставалось уже менее двух часов до полуночи, а у входной двери продолжали стоять человек десять, кто жаждал отведать окуня в кляре, бельдюгу по-саамски или фирменное блюдо из рыбы «капитан». За столиком, что неподалеку от служебного входа, сидели двое. На пустовавшие рядом места находилось немало охотников, но один из сидевших за столом неизменно вежливым тоном отклоняя их притязания, заявляя, что эти места заняты, они ждут друзей.
Через три стола сидел второй штурман с теплохода «Уральские горы». Михаил Нечевин плохо слушал, что говорит ему его приятельница Марина, переводчица из «Инфлота», отвечал невпопад. Дело в том, что в одном из двух мужчин, сидевших у служебного входа, второй штурман узнал директора судового ресторана Демьяна Кирилловича Митрохина. Танцуя с Мариной и приблизившись к столу Митрохина, он увидел, как тот украдкой передал своему соседу небольшой сверток. С этого момента Михаил не выпускал Митрохина из поля зрения и даже танцевать уходил с неохотой.
Но он был не один в своем интересе к поведению директора ресторана. За Митрохиным наблюдал молодой человек, сидевший неподалеку. Но в отличие от Нечевина этот парень умел скрывать свою заинтересованность и потому, вроде бы не обращая никакого внимания на директора ресторана, весело проводил время в обществе симпатичной девушки.
Вечер для Михаила Нечевина, взявшего на себя нелегкое бремя сыщика, был безнадежно испорчен. В одиннадцатом часу Митрохин и его приятель расплатились по счету, причем второй штурман успел заметить, что платил митрохинский собеседник, и направились к выходу.
Михаила так и подмывало подняться и направиться следом, и потому он нервничал. Девушка разобиделась, и вообще все летело кувырком.
Утром следующего дня Михаил Нечевин попросил прибывшего на борт капитана принять его. Оставшись с Игорем Александровичем в каюте наедине, второй штурман поделился своими подозрениями в отношении поведения директора ресторана.
Юков взволновался, дотошно выспросил обо всем своего помощника, поблагодарил за бдительность и велел держать язык за зубами, а он, капитан, дескать, официально проинформирует кого следует, пусть второй не тревожится больше и без нужды за Митрохиным не следит, поскольку может насторожить его и спугнуть, тут уж справятся соответствующие товарищи сами, мешать им не нужно. На том они и закончили разговор. Об убийстве диспетчера Подпаскова никто еще не знал.