В СЛАВНОМ ГОРОДЕ АСТРАХАНИ

 

Отъезжая в Астрахань, перелистал справочники, биб­лиографии, «почитал литературу предмета» и перебрал в памяти решительно все, начиная с народных песен о том, как «ходил-то гулял все по Астрахани» Степан Тимофее­вич Разин и как «во славном городе Астрахани проявился добрый молодец, добрый молодец Емельян Пугач».

Поселившись в Астрахани в «Ново-Московской», вста­вал на рассвете, «домой» возвращался к ночи: по асфальту обсаженных липами улиц бегал на Кутум, на Канаву, на Паробичев бугор, в район Емгурчев, на улицу Узенькую, на улицу Володарского, которая раньше называлась Ин­дейской. Названия какие! На Индейской в XVII веке стоял караван-сарай индийских купцов. Как не вспоминать тут историю на каждом шагу: Золотую Орду, падение Астра­ханского ханства перед войском Ивана Грозного, изгнание восставшими астраханцами Заруцкого с Мариною Мнишек, вольницу Разина, приверженцев Пугачева, персидский по­ход Петра?!

Здесь умер и похоронен грузинский царь Вахтанг VI — поэт и ученый, обретший в петровской России политическое убежище, и другой грузинский царь — Теймураз II.

Два года провел здесь А. В. Суворов, родился И. Н. Ульянов — отец В. И. Ленина, побывал Т. Г. Шев­ченко, прожил пять лет возвращенный из сибирской ссыл­ки Н. Г. Чернышевский. Земляк астраханцев — замеча­тельный русский художник Б. М. Кустодиев. Рассказ «Мальва» Горького связан с его пребыванием в Астраха­ни. В годы гражданской войны Астрахань выстояла под натиском белых: с гордостью произносится в городе бла­городное имя Сергея Мироновича Кирова, руководившего героической обороной.

Здесь долго играл актер удивительной силы П. Н. Орленев. Отсюда родом народные артисты В. В. Барсова, М. П. Максакова, Л. Н. Свердлин.

В Астрахани ценят искусство. Издавна славилась она художественными коллекциями. Знаменитая картина Лео­нардо да Винчи в собрании Эрмитажа, известная под на­званием «Мадонна Бенуа», в свое время была куплена в Астрахани.

Здесь есть чем заняться историку, есть что искать уче­ному-следопыту: имеются сведения, что именно в окрест­ностях Астрахани в 1921—1922 годах в последний раз ви­дели древний — XVI века — список «Слова о полку Игореве», принадлежавший до революции Олонецкой духовной семинарии, а потом находившийся в руках преподавателя семинарии Ягодкина.

Говоря об Астрахани, как не сказать о рыбе, о нефти, о соли; я побывал в порту, на рыбоконсервном комбинате. Но станешь рассказывать — скажут: «Отдалился от темы». Потому обращусь к цели своего путешествия.

Прежде всего явился в отдел культуры облисполкома, затем отрекомендовался в редакции газеты «Волга». Посоветовано встретиться с астраханской интеллигенцией, про­вести беседы с читателями районных библиотек, напечатать статью о бурцевских материалах, выступить в воскресенье по радио. Идея привлечь пионеров одобрена. План архив­ных поисков разработан самый широкий. Обещана помощь.

Отыскал воспитанницу Саратовского университета — литературоведа Свердлину Софью Владимировну. Вручил письмо от профессора Ю. Г. Оксмана. Выражена готов­ность помочь. С этого часа по Астрахани начали бегать двое. Задания обсуждали совместно, делили поровну. Раз­бежимся в разные стороны... Через три часа возвращаюсь на угол Советской и Кирова, еле плетусь — Свердлина би­тый час дожидается, читает книжку или остановила зна­комых.

Дошло дело и до Дворца пионеров. Прихожу — собра­ны самые маленькие. Как завел я про чемодан, переутоми­лись уже через пять минут: вертятся, мученики, радостно отвлекаются — книжка упала, на улице камера лопнула, зазвенел номер от вешалки. «Эх, думаю,— надо было ком­сомольцев привлечь! Посоветовали!»

Но вот произнес слово «Астрахань»... И то, что произо­шло вслед за этим, можно сравнить только с остановив­шимся кинокадром: никто не мигнет, позы не переменит — все застыло!

Только закрыл рот — тянут руки.

— Что такое архив?

— Где Актюбинск?

— Пожалуйста, расскажите сначала!

Эх, неопытность моя в педагогике! Надо было начинать с Астрахани!

А руки все тянутся.

— Сколько весил чемодан Бурцевых?

— В какой школе училась Рина?

— Как фамилия человека, у которого Архипов купил картинки?

— Чемодан тоже остался в архиве или только бумаги?

— Что надо искать — продиктуйте.

Редкие молодцы!

Диктую вопросы. Прошу пересказывать эту историю всем астраханцам. Уславливаемся насчет часа, когда буду ждать их в гостинице. Уже попрощались — вопрос:

— К нам мамин дядя приехал из Гурьева. Ему можно сказать про это? Или только таким, кто ходит голосовать?

— Можно и дяде!

Положился на них и вам посоветую: действовали с ред­ким энтузиазмом.

Сижу в кабинете Токарева. Беседуем. Делаю пометы для памяти: у Рины было несколько писем Шаляпина, альбомы Репина, письма художника Сергея Григорьева к самому А. Е. Бурцеву. Три полотна Саламаткина из бурцевского собрания есть на Кутуме. Художница Нешмонина приобрела в свое время несколько неплохих рисунков. Много вещей находилось в руках Гилева.

— Кто такой?

— Художник. Бывал у Бурцевых еще до войны. Воен­ные годы провел в Астрахани. Часто навещал дом на ули­це Ногина, когда приехала Рина и стала распоряжаться коллекцией... У него были Шишкин, Крыжицкий, Крачковский... Федотова как-то показывал здесь... Много дру­гих вещей было от Бурцевых: он их хороший знакомый. Как будто разошлось все это по частным коллекциям — в Москве и в Поволжье...

Дневник Лейкина? Еще недавно его видели в Астрахани в руках этого... Гены Гендлина! Говорил кто-то, что там есть упоминания про Чехова.

Токареву запомнилось: дочь Бурцевой говорила, что имущество их хранится не только на улице Ногина, но и в других местах. Где? Обо всем этом мог знать Алексей Архипов, который первым тогда прибежал в галерею. Мож­но ему написать: он в Казани, в художественном училище. Только проще побывать на квартире, где жили Бурцевы, поговорить с Полиной Петровной Горшеневой — хозяйкой. Она в Хлебпищеторге работает. Там разговаривать нелов­ко, а лучше домой...

Я к ней уже заходил — никак не застану. «А вы при­ходите, как встанете,— говорят.—Хоть в половине шесто­го, хоть в пять. Она товар принимает. Уходит — темно на дворе».

И вот наконец я на чердаке этого дома — чердаке, ко­торый старался представить себе в продолжение долгих месяцев,—у входа в светелку с окошечком, с выструган­ным добела полом, где когда-то стояла корзина. Беседуем с Полиной Петровной — хозяйкой,— и оба невеселы.

— Здесь у них все и было... Я уже слыхала про вас: мальчонка соседский тут прибегал. «У вас, говорит, на подловке ценности сколько лежало, а вы не устерегли. Писатель — из Москвы — приходил, велел сдавать тетрад­ки писателей или письма, что есть...» Вы мне скажите,— она ждет от меня оправдания,— могла я знать, что сложено тут у Рины? Как я стану вещи ее проверять? Чужое. Мне не доверено. Три года лежало — не трогали. И после не стали брать.

Я ее понимаю!

Рассказывает: Рина приехала тогда — каждый день поднималась сюда, разбирала, приводила с собой компа­нию.

— Бумаги у них так и веяли... Прощалась — наказы­вала: «Если кто от меня заходить будет — пускайте, это свои, для них тут отложено». После являются: «Рина про нас говорила?» — «Идите». Потом, уже когда остатки оста­лись,— пожарник: «Чья бумага?» — «Жильцов старых».— «Оштрафовать бы вас разок для порядка! Хорошо не сго­рели!» — Смел в кучу да на сугроб...

Кажется, лучше родиться глухим, чем слышать такое!