К Юлу Антонию

 

Тот, держась на крыльях, скрепленных воском,

Морю имя дать обречен, как Икар,

Кто, о Юл, в стихах состязаться дерзко

С Пиндаром тщится.

 

Как с горы поток, напоенный ливнем

Сверх своих брегов, устремляет воды,

Рвется так, кипит глубиной безмерной

Пиндара слово.

 

Фебова венца он достоин всюду —

Новые ль слова в дифирамбах смелых

Катит, мчится ль вдруг, отрешив законы,

Вольным размером;

 

Славит ли богов иль царей, героев,

Тех, что смерть несли поделом кентаврам,

Смерть Химере, всех приводившей в трепет

Огненной пастью;

 

Иль поет коня и борца, который

С игр элидских в дом возвратился в славе,

Песнью, в честь его, одарив, что сотни

Статуй ценнее;

 

С скорбною ль женой об утрате мужа

Плачет, ей до звезд его силу славит,

Нрав златой и доблесть, из тьмы забвенья

Вырвав у смерти.

 

Полным ветром мчится диркейский лебедь

Всякий раз, как ввысь к облакам далеким

Держит путь он, я же пчеле подобен

Склонов Матина:

 

Как она, с трудом величайшим, сладкий

Мед с цветов берет ароматных, так же

Средь тибурских рощ я слагаю скромно

Трудные песни.

 

Лучше ты, поэт, полнозвучным плектром

Нам споешь о том, как, украшен лавром,

Цезарь будет влечь через Холм священный

Диких сигамбров.

 

Выше, лучше здесь никого не дали

Боги нам и рок, не дадут и впредь нам,

Даже если б вдруг времена вернулись

Века златого.

 

Будешь петь ты радость народа, игры,

Дни, когда от тяжб отрешится форум,

Если бог к мольбам снизойдет, чтоб храбрый

Август вернулся.

 

Вот тогда и я подпевать отважусь,

Если только речь мою стоит слушать,

Цезаря возврат привечая: «Славься,

Ясное солнце!»

 

«О, триумф!» — не раз на его дороге,

«О, триумф!» — не раз возгласим, ликуя,

И воскурит Рим благосклонным вышним

Сладостный ладан.

 

Твой обет — волов и коров по десять,

Мой обет — один лишь бычок, который

Уж покинул мать и на сочных травах

В возраст приходит.

 

У него рога — словно серп на небе

В третий день луны молодой; примета

Есть на лбу — бела, как полоска снега, —

Сам же он рыжий.