«Сводят с ума меня губы речистые…»
Сводят с ума меня губы речистые, алые губы;
Сладостный сердцу порог дышащих нектаром уст;
Взоры бросающих искры огней под густыми бровями,
Жгучие взоры — силки, сети для наших сердец;
Мягкие, полные формы красиво изваянной груди,
Что услаждают наш глаз больше, чем почки цветов…
Но для чего мне собакам показывать кости? Наукой
Служит Мидасов камыш тем, чей несдержан язык.
«В белую грудь ударяя себя на ночном твоем бденье…»
В белую грудь ударяя себя на ночном твоем бденье,
Славный Адонис, Клео сердце пленила мое.
Если такую ж и мне, как умру, она сделает милость,
Без отговорок меня вместе с собой уведи.
«Мертвым внесли на щите Фрасибула в родную Питану…»
Мертвым внесли на щите Фрасибула в родную Питану.
Семь от аргивских мечей ран получил он в бою.
Все на груди были раны. И труп окровавленный сына
Тинних-старик на костер сам положил и сказал:
«Пусть малодушные плачут, тебя же без слез хороню я,
Сын мой. Не только ведь мой — Лакедемона ты сын».
«Восемь цветущих сынов послала на брань Деменета…»
Восемь цветущих сынов послала на брань Деменета.
Юноши бились — и всех камень единый покрыл.
Слез не лила огорченная мать, но вещала над гробом:
«Спарта, я в жертву тебе оных родила сынов!»