Донна крепко сжала губы. Потом снова открыла рот, чтобы опровергнуть слова Мамы чем-то остроумным. Но сказать было нечего. Мама обвинила её в том, что она судит о роботах по их внешности, а не по тому, насколько они разумны: чем это отличается от расизма? И, если она не могла ничего возразить против первого, то, положа руку на сердце, как она могла спорить со вторым?
Она не расистка. Она была уверена в этом. Но с какой бы стороны она на это мысленно ни посмотрела – Мама в это время молча наблюдала за ней – вывод, сделанный роботом, казался ужасно неизбежным.
– Там, откуда я прилетела, – осторожно начала Донна, покусывая губу и отводя взгляд от Мамы, – всё иначе.
Она набралась храбрости и посмотрела в суровое лицо Мамы.
– У нас нет... – она кивнула в стороны машины. – Роботов. Таких, как ты. И таких, как Уейоу.
Она снова запнулась, подбирая слова.
– Вы – все андромедяне – вы такие... такие... странные. Не обижайся, – спешно добавила она. – Не совсем странные. Просто необычные. Другие. Дома, в Чизвике, самое похожее на разговор с машиной, что у меня было, так это когда я кричала на копировальный аппарат.
Она снова покачала головой:
– Разве это не естественно: видя, что что-то выглядит непохоже на человека и ведёт себя не так, как люди, предположить, что и думает оно не так, как люди?
>ЭТО МОЖНО ПОНЯТЬ, – согласилась Мама.
Наступила долгая пауза.
– Но это ведь не дает это предположение верным, – тихо сказала Донна. – Ведь не делает?