Ю́рий Миха́йлович Ло́тман (28 февраля 1922, Петроград — 28 октября 1993, Тарту) — советский литературовед, культуролог и семиотик. Член ВКП(б) с 1942 года.
Один из основоположников Тартуско-московской семиотической школы. Член-корреспондент Британской академии наук (1977), член Норвежской академии наук (1987), академик Шведской королевской академии наук (1989) и член Эстонской академии наук.
Ю.М. изучал следующие этапы в истории русской культуры: декабристов и Пушкина. В 1952 г. Ю.М. защитил в Ленинградском университете кандидатскую диссертацию о творческих взаимоотношениях Радищева и Карамзина, после чего опубликовал целый ряд работ об этих писателях. Статья “Радищев и Мабли” (1958), в свою очередь, открывала большую серию трудов ученого, посвященных русско-западноевропейским культурным связям (главным образом, русско-французским, но еще и русско-немецким, русско-итальянским, русско-английским): “Новые материалы о начале знакомства с Шиллером в русской литературе” (опубликована в 1958 г. в Германии на немецком языке), “Руссо и русская культура XVIII века” (1967), “К проблеме „Данте и Пушкин"” (1980) и много других.
Комплекс карамзинских трудов Ю.М. — один из самых значительных в его наследии. Пересмотр прежних односторонних мнений о Карамзине, выявление “республиканских” и “утопических” элементов в мировоззрении молодого русского путешественника, виртуозное раскрытие не художественных и завуалированных, а реальных дат пребывания Карамзина в Париже во время Великой французской революции, анализ сложного сочетания монархизма и своеобразного “либерализма” у позднего Карамзина, научно-художественный характер “Истории государства Российского” — таков перечень лишь основных открытий ученого. Главное — Ю.М. один из первых “реабилитировал” Карамзина, снял с него безобразные клейма, результат примитивного, вульгарно-социологического подхода к классику.
Параллельно Ю.М. изучал жизнь и творчество писателей и общественных деятелей начала XIX века, принадлежавших к следующим после Карамзина и Радищева преддекабристским поколениям: А. Ф. Мерзляков, В. Г. Анастасевич, Андрей Тургенев, Андрей Кайсаров, кн. П. А. Вяземский и др. В их мировоззрении исследователь прослеживал просветительские традиции XVIII века, раскрывал сложное, противоречивое соотношение дворянского и разночинно-демократического самосознания.
Во время работы над диссертацией Ю.М. снова расширяет круг своих научных интересов, начинает основательно изучать декабристов, Пушкина, Лермонтова. Первой его обобщающей работой (написанной совместно с Б. Ф. Егоровым и 3. Г. Минц) стала статья “Основные этапы развития русского реализма” (1960). Лотману принадлежит в этой статье значительная часть, посвященная первой половине XIX века. В том же году он публикует свой первый крупный труд о Пушкине: “К эволюции построения характеров в романе „Евгений Онегин"”.
В дальнейшем Ю.М. еще более интенсивно будет заниматься русской общественной мыслью и литературой пушкинской эпохи, сделав ее главным объектом своих исторических и историко-литературных исследований. И здесь он подвергает различные устоявшиеся точки зрения существенному пересмотру.
Одновременно в этой и в созданной параллельно статье “Идейная структура „Капитанской дочки"” (1962) Ю.М. по-новому раскрывает и художественное, и этическое значение творческих исканий позднего Пушкина, наиболее глубоко выраженных в “Капитанской дочке”: социальные интересы и пристрастия разных сословий антагонистичны, но над ними возвышаются проявления человечности, милосердия, которые и оказываются самыми ценными для Пушкина 30-х гг.; отсюда подчеркивание писателем “незаконных” индивидуальных милостей и Пугачева, и Екатерины II.
Ю.М. написал о Пушкине несколько десятков статей, каждая из которых содержит открытия и заслуживает особого анализа. А вершинами его пушкинианы являются три книги: “Роман в стихах Пушкина „Евгений Онегин". Спецкурс. Вводные лекции в изучение текста” (1975), “Роман А. С. Пушкина „Евгений Онегин". Комментарий. Пособие для учителя” (1980; 2-е изд. — 1983), “Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя. Пособие для учащихся” (1981; 2-й завод — 1982; 2-е изд. — 1983). Первая книга, выпущенная Тартуским университетом, напечатана всего в 500 экземплярах, зато две следующих, изданных ленинградским “Просвещением”, вышли в свет в небывалых количествах: биография — тиражом в миллион экземпляров, комментарий — 550 тысяч.
В первой книге (почти брошюре) пунктирно намечены основные, с точки зрения исследователя, художественные принципы Пушкина, воплощенные в его великом романе в стихах. В свою очередь, в духе общего литературоведческого метода Лотмана, “Евгений Онегин” рассматривается прежде всего как произведение, наполненное нарочитыми и невольными противоречиями, от бытовых деталей (например, в 3-й главе говорится, что письмо Татьяны хранится у автора романа, а в 8-й — у Онегина) до самых существенных структурных признаков: роман и целостен и фрагментарен одновременно, он и кончен и не кончен; упрощения в нем достигаются с помощью усложнений, типическое соотносится со случайным. Ю.М. стремится при этом постоянно показывать динамику, развитие сюжета, персонажей, художественных принципов, поэтому так много говорится о движении, о пульсации, о “мерцании” различных элементов — как будто перед нами не застывшее в истории произведение, а живое существо: так оно и есть, настоящее искусство никогда не мертвеет, настоящее искусство становится самой жизнью и влияет на жизнь общества.
Чрезвычайно важна для понимания пушкинского романа вторая книга — комментарий к “Евгению Онегину”. Ведь каждое поколение живет в мире определенных временных, национальных, социальных, региональных культур, воспринимая и создавая духовные ценности, правила поведения, предметы быта, и далеко не все из них прочно закрепляются на века, тем более что меняющийся культурный контекст может совершенно по-иному их трактовать и использовать, не говоря уже о том, что люди определенной эпохи склонны свою духовную и материальную культуру приписывать и минувшим поколениям. Отсюда так много анахронизмов в художественных произведениях о прошлом, даже недавнем прошлом.
Ю.М. значительно подробнее, чем кто-либо раньше, вскрывает сложное переплетение ассоциаций и намеков, пронизывающих роман, полемических цитат и реминисценций, иронических отсылок, всего того, что включает содержание и форму “Евгения Онегина” в большой контекст мировой культуры.
Ясность и доходчивость стиля пушкинских книг Лотмана опровергают довольно широко распространенный миф о недоступности, непонятности его языка для широких слоев читателей. Конечно, у Ю.М. есть статьи и книги, особенно из области семиотики и структурализма, обращенные к узкому кругу специалистов; в них и термины иногда специфические, и идеи часто излагаются весьма сложные. Но и семиотическая, и структуралистская сферы не отделены от обычного гуманитария непроходимым рвом. Ю.М. всегда стремился расширять круг интересующихся новыми аспектами гуманитарных наук и вникающих в них; ему принадлежит несколько учебных пособий для студентов и преподавателей по литературоведческому структурализму, из которых особенно известна книга “Анализ поэтического текста. Структура стиха”, выпущенная Ленинградским отделением издательства “Просвещение” в 1972 г.
Структурализмом и семиотикой Ю.М. заинтересовался очень рано, на грани 1950-х и 1960-х гг. Этому интересу способствовали неизменное его тяготение к новым методам, теоретический склад мышления (историко-литературные штудии всегда приводили его к теоретическим и типологическим выводам), отвращение от навязываемого сверху вульгарно-социологического метода, интенсивное всемирное развитие семиотики и структурализма.
Семиотика, наука о знаках и знаковых системах, возникла незадолго до начала Второй мировой войны (труды американского философа Ч. Морриса, использовавшего и более ранние идеи Ч. Пирса). Быстрое распространение науки стимулировалось рядом причин, прежде всего — необходимостью, при постоянном усложнении объектов, расширения и углубления уровней научного анализа. В разных областях стали создаваться теоретические надстройки, “этажи” более высокого уровня: у языковедов появилась металингвистика, у философов — метатеория, у математиков — метаматематика. Знак тоже может быть назван “метаязыком” по отношению к обозначаемому; скажем, вместо реального физического предмета мы используем слово, в виде звуков или букв, рисунок, символ, модель. Человеческая культура наполнена знаками, и чем дальше она развивается, тем более сложными знаками оперирует. Уже наш естественный язык является системой знаков, а использование его в научных, публицистических, художественных текстах создает знаковые системы второго порядка, вторичные знаковые системы.
Многоэтажность и сложность знаковых систем и вызвали рождение семиотики. Виды знаков, взаимоотношение их между собою, способы понимания и истолкования — таков предмет семиотики. Широкие культурологические интересы Ю.М. естественно привели его к семиотическим разработкам различных проблем. Самые ранние его труды в этой области — тартуские публикации 1964 г. “Игра как семиотическая проблема и ее отношение к природе искусства” и “Проблема знака в искусстве”, а наиболее обстоятельные исследования — “О метаязыке типологических описаний культуры” (Варшава, 1968) и “Семиотика кино и проблемы киноэстетики” (Таллинн, 1973).
Еще более интенсивными и разнообразными были структуралистские труды Ю.М. Собственно говоря, структурализм можно рассматривать как часть семиотики: раздел семиотики под названием “синтактика” изучает соотношение знаков между собою, их системы и уровни, — а это и есть предмет структурализма.
Структуралистские методы стали затем широко использовать и представители других гуманитарных наук: этнологи, психологи, культурологи, историки, искусствоведы. Ю.М. явился одним из создателей литературоведческого структурализма. Он взял основные методологические и методические предпосылки лингвистических новаторов: разделение изучаемого текста на два “плана” (содержание и выражение), а планов — на систему “уровней” (в плане выражения: синтаксический, морфологический, фонетический; в стихотворениях еще учитываются ритмика и строфика); в пределах одного уровня — четкое разделение (“сегментация”) на соотносящиеся и противостоящие друг другу элементы; исследование структуры текста в двух аспектах: синтагматическом (реальная последовательность элементов и их соотношение) и парадигматическом (типология элементов; нахождение к вариативным элементам “инвариантов”).
Однако Ю.М. уже в ранней своей программной статье “О разграничении лингвистического и литературоведческого понятия структуры” подчеркнул своеобразие: лингвист оперирует планом выражения формально, отвлекаясь от плана содержания, а литературовед и в плане выражения обнаруживает содержательные сферы (грамматический род — мужской или женский — при некоторых образах может иметь глубокий содержательный подтекст, звуковые конфигурации часто тесно связаны со смыслом, некоторые ритмы имеют содержательные ассоциации и т. д.). В основных своих структуралистских книгах: “Лекции по структуральной поэтике. Вып. 1. Введение, теория стиха” (Тарту, 1964), “Структура художественного текста” (Москва, 1970), в упомянутом выше “Анализе поэтического текста” автор подробно развивает свои идеи и показывает их плодотворность при анализе конкретных произведений.
Труды Лотмана удивительно разнообразны и по методам, и по объектам исследований: он занимался не только литературой и общественной мыслью, но еще и историей, историей журналистики, культурологией, бытом, театром, кино, живописью... Всего им опубликовано свыше восьмисот научных и научно-популярных статей и книг (сюда входят и дубли: перепечатки и переводы на другие языки).