Мы провели с Елуаном добрых три часа, гуляя по
городу и упражняясь в сложных вокабулах древнеас-
сирийского языка, и я откровенно устал от прогулки
и от напряжения, которого потребовал от меня наш
разговор.
Наступили предвечерние часы жаркого летнего
дня. Небо было безоблачным и ярким. Скрытый густы-
ми зарослями рододендронов город изящно распола-
гался у подножья горы, с которой я недавно спустился.
Тщательная планировка улиц, обдуваемых свежим ве-
тром с моря, радовала взор. Деревья шумели листвой,
пестрели цветы в газонах. Светясь чистотой и отблес-
кивая стеклами окон, из палисадников кокетливо вы-
глядывали дома. Море сверкало в глубине длинных
улочек там, где мраморные набережные раскрыли
свои влажные ладони навстречу спокойным волнам за-
лива. Закончив дневные дела, расходились по домам
хальцы: ремесленники, чиновники, торговцы, лица их
были сосредоточенными и светлыми. Общая картина
города была безмятежная и умиротворяющая.
Я не знал, сколько сейчас времени, и не представ-
лял себе, где я буду сегодня ночевать. Разговоры об
Небесные селения
отсутствии времени в этом городе были мне и с самого
начала не очень-то понятны, а когда я увидел, что
солнце начало клониться к горам, я на этот счет окон-
чательно успокоился. Когда солнце спряталось за вер-
шинами, я почувствовал, что проголодался, и сообщил
моему собеседнику, что был бы не прочь чего-нибудь
поесть, а заодно и выпить. Любезное предложение
Елуана перекусить и отдохнуть у него дома я принял
с искренней благодарностью.
Мы ужинали за маленьким столиком на кухне Елу-
ана. После трех стаканчиков местного белого вина
и бараньей кулебяки я почувствовал настоящий «халь»
и впервые за день сбросил с себя напряжение от уг-
нетавшей меня неизвестности и тревоги. Кроме того,
я, наконец, снял с себя тяжелую одежду и обувь, в ко-
торой я был, когда переместился в эту местность. Елу-
ан поделился со мной предметами своего гардероба,
после чего пожелал мне спокойного отдыха и удалился,
а я остался на веранде, увешанной связками сушеного
перца и трав, с узкой походной кроватью, застеленной
по-стажерски, то есть плоской подушкой и грубым
шерстяным одеялом. Заснул я, едва успев опустить на
подушку голову, и спал так, как не спал уже много лет,
то есть просыпался лишь для того, чтобы ощутить бла-
женство погружения в сон без сновидений.