Ноябрь 1924 г.
[…] Разрешите мне в нескольких словах коснуться основных моментов, основных мотивов «Иоанны д’Арк» или «Святой Иоанны», как она называется у Б. Шоу.
[…] Я считаю, что пьеса Шоу — совсем современная, и современная, может быть, вопреки желанию самого Шоу, [вернее], вопреки не прямому его желанию, потому что он хотел написать пьесу современную, но он себе очень [напортил] своим огромнейшим предисловием, ибо там развернулись мысли, которые из пьесы как таковой отнюдь не вытекали. [Так], в предисловии Шоу говорит о том, что инквизиторы и судьи, [которые вели процесс Иоанны], — это, в конце концов, обыкновенные люди, которые могли делать только то, что делали, и большего не могли. Но в то же самое время он Кошона представляет так же, как и история, то есть он [характеризует] Кошона, как человека, который всю свою дальнейшую деятельность по отношению к Иоанне предпринял на том основании, что благодаря ей он не был смещен со своей епархии, и потому, что в награду он должен был получить место архиепископа. Ясно, что раз за место архиепископа человек посылает другого человека на костер… то, как бы в предисловии ни старался Шоу, мы не сможем сказать [о нем], что это очаровательное существо. То же самое [можно сказать об] инквизиторе. Шоу утверждает, что у него внешность очень милого человека; а наш грим не отвечает [тем] намерениям, какие были у драматурга. Шоу говорит, что внешность у инквизитора довольно благородная и даже располагающая, но что под этой внешностью таится и очень жестокий и очень хитрый человек; это — точная ремарка драматурга, расходящаяся с тем, что он пишет в предисловии.
[…] Все радуются в тот момент, когда Иоанна соглашается отречься, не потому что им удалось ее спасти; они знают, что она все равно не может быть спасена. Они радуются потому что им необходимо было [получить] ее признание в ереси, {301} чтобы почувствовать себя формально правыми перед народом, ибо народ стоял за Иоанну, народ, выразителем [чаяний] которого она была, и не простил бы этим священникам, если бы они послали ее на костер даже без формальной видимости какой бы то ни было законности. И поэтому стремления всех тайных и явных допросов Иоанны заключались именно в том, чтобы довести ее до такой прострации, когда она [согласится] подписать отречение [и тем самым появится] видимость [соблюдения] законности с их стороны.
Сущность же «Святой Иоанны» заключается в том, что здесь выводятся, с одной стороны, разлагающиеся сословия средневековья — духовенство, рыцарство, дворянство… Эти сословия сталкиваются с Иоанной, идущей от народа, от крепкого крестьянства, которое чутьем понимало, что Франция должна быть спасена, и которое своим революционным темпераментом [вдохновляло] идею национализма, провозглашенную низшим сословием [и] провозвестницей — Иоанной. С этой точки зрения «Святая Иоанна», где показано, что всякое революционное движение в момент распада и разложения общества непосредственно всегда идет от низов, [а героиня] выдвинута массами народными — конечно, вещь актуальная, современная, по современному революционная.
Очень жаль, что Шоу не использовал много выгодных позиций. Шоу не дал в пьесе народ, оставил Иоанну на сцене одинокой; он не смог [развить] те огромные возможности [темы], которые ему предоставлялись.
{302} «Любовь под вязами»[cxxviii]