Эта проповедь, хотя бы и произнесенная с наилучшими чувствами, — проповедь, которая в то время для человека все равно, что для мертвого.
Возникает совершенно ненужный в данное время, хотя, быть может, очень страстный спор.
Софья Марковна говорит: «Надо больше верить в людей». Мастаков отвечает: «Я знаю их лучше вас».
«Софья Марковна: Они добрее, чем вы думаете…
Мастаков: Все меряют жизнь своим горем, все к чужому глухи. Все живут обидами, и каждый ищет — кому отомстить за обиду свою».
Вот к чему приходит Мастаков после того, как он в первом акте говорил, что нужно работать для будущих поколений, нужно строить для людей, надо, чтобы люди были добрее, лучше, счастливее и т. д.
Здесь он говорит: «Каждый ищет — кому отомстить за обиду свою».
Здесь он, конечно, чувствует у своей глотки сжимающую костлявую руку Старика, здесь он чувствует, как Павел ушел от него, не приняв протянутой им, Мастаковым, руки, здесь он видит перед собой это безликое, мещанское, страшное множество людей, эту лжеобщественность, которая стоит перед ним, безжалостная и беспощадная, и он, Мастаков, теряет веру в человека. А если он потерял веру в человека, то ему больше жить незачем.
И последующий выстрел является уже только фактом, завершающим тот большой психологический путь, тот надлом, кризис, катастрофу, происшедшие в психике, в душе Мастакова.
Вот живут люди и вдруг — потоп! На этом сюжете построен «Старик».
Все, что было скрыто, выходит наружу, а люди предстают в совсем особых, до этого невидимых для окружающих качествах и чертах.
Вот плывет пароход, на пароходе пассажиры, все хорошо себя чувствуют, все веселятся, все милы, все вежливы, уступают друг другу место.
Но вот крушение, и вдруг самые сильные мужчины для того, чтобы спастись самим, кидают в воду стариков, расталкивают детей и женщин. Пробуждаются дремавшие чувства. И тут, по существу, происходит то же самое.
Вот живут люди, что-то строят, люди с разным отношением к действительности, с разным отношением к земле. Одни говорят — земля бедная, ее надо обогатить, другой говорит, что земля богатая, надо ее грабить, и сколько ее ни грабят, она {470} не истощается. Происходит кораблекрушение — и все выходит наружу.
И вот тот шаг, который делает Софья Марковна… она говорит Мастакову: «Дайте руку. А мысли эти — прочь! Слушайте — если с вами что-нибудь случится…» — То есть она даже понимает — что-то может случиться, даже говорит об этом. И все же — уезжает. Она говорит: «Если с вами что-нибудь случится… мне будет очень больно! Я привыкла уважать вас и — люблю немножко». Я думаю, что это так. Это правда, в которой таится несчастье. И это та правда, спасительнее которой, может быть, оказалась бы в данном случае ложь, ибо если бы Софья Марковна сказала Мастакову: «Если с вами что-нибудь случится, я не проживу ни одной секунды без вас», — может быть, этого самоубийства и не случилось бы.
Но нет настоящей любви. Она его любит [только] немножко. И, во-вторых, есть вообще перевес жизни интеллектуальной над эмоциональной жизнью в самом характере этой женщины. Даже Старик говорит, что за Мастаковым она на каторгу не пойдет.
Это не некрасовская русская женщина. Она все будет делать, чтобы его из каторги вызволить, она будет вести процесс, платить адвокатам, но на каторгу она за ним не пойдет. […]
Мы разделили пьесу на ситуации. Ситуация — это совокупность обстоятельств, определяющих поведение действующих в данно[м положении] персонажей.
Ситуация заканчивается либо тогда, когда исчерпываются обстоятельства, либо тогда, когда входят новые обстоятельства, изменяющие поведение действующих лиц. Вхождение этих новых обстоятельств […] создает тот стержень, который красной нитью проходит через всю пьесу и последовательно приводит к тому или иному завершению.
Вспомним пушкинское определение: «Истина чувств в предполагаемых обстоятельствах». Предполагаемые обстоятельства, то есть те, которые определяют поведение действующих лиц и являются основой каждой ситуации, а их движение является тем двигателем, который направляет и развивает действие.
Старик — это лакмусовая бумажка, которая показывает нам изнанку жизни.
Совершенно не зря Горький начинает пьесу с новой стройки — стройки во имя людей, во имя будущих поколений, а последний акт переносит на черный двор.
Не зря он говорит [о месте действия], что здесь — черное крыльцо кухни. Старик уползает в щель, в дыру.