Баптизм и труд. Как правило, баптисты работают добросовестно, строго соблюдают трудовую дисциплину. Баптистские проповедники расценивают труд, как долг человека перед богом, как выполнение божественной воли. «Бог смотрит на труд говорят они как на необходимое занятие. Как на обязанность, не выполняя которой человек лишается права не получение хлеба». Они даже ссылаются на Христа – «сына плотника», «образец и в физическом и в духовном труде». Однако, в соответствии со своими основными догмами баптизм отвергает мысль о человеке, как об преобразователе природы и социальных отношений.
Все в природе, говорит он, зависит от бога, от его воли. Без божественной помощи человек сам бессилен что-либо сделать. Значит и результаты труда зависят от бога, от его желания и помощи, от его промысла. Баптисты приветствуют «труд для бога», труд как выражение благодарности богу и способ приобретения его «ответной любви». С этим во многом связана и оценка баптистами воспитательной роли труда. «Труд – это станок, на котором ткется душа человека». Иными словами, в труде верующий должен ставить перед собой определенные цели и, укрепляя в себе первоначальные стимулы, приобретать определенные нравственные качества и черты.
Нетрудно представить себе их характер. Это – убеждение в собственном бессилии, в зависимости от промысла божьего, неприязнь к общественным, мирским интересам, осознание себя послушным орудием, целиком порвавшим с «сокровищами земными». Для этой цели наиболее пригоден труд, который выступает как реализация общественного идеала, т.е. труд, имеющий свое, не зависящее от человека объективное содержание, которое раскрывается в ходе трудовой деятельности.
Для баптиста наиболее ценным оказывается труд, выступающий для верующих в виде «внешнего требования» - божественной заповеди или мирской обязанности. Отсюда в наибольшей мере баптистскому идеалу соответствует тяжелый, тупой труд. «Работай, как муравей и как пчела, не зная ни дня, ни ночи…» Трудовая деятельность, поэтому, утрачивает свой предметный характер и оценивается не с точки зрения ее социальных результатов, а лишь в плане субъективного отношения к ней человека. «Бог есть любовь» В новом завете описан эпизод, из которого следует, что любовь является центральным принципом христианской морали.
На вопрос о том, какая наибольшая заповедь в законе, Христос ответил: «Возлюби Господа Бога своего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим.
Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобна ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя» На сих заповедях утверждается весь закон и пророки». Лозунг любви рекламируется как важнейшее положение баптистской морали. Об этом говорит хотя бы тот факт, что свои молитвенные дома баптисты обычно украшают плакатом: «Бог есть любовь». Согласно баптистской догматике люди не склонны и не способны ни к чему доброму; будучи «чадами греха», они лишены черт высокой нравственности.
Могут ли в таком случае люди следовать высшему требованию христианской морали – требованию любви? Нет, отвечает проповедник. Христианская любовь возникает и проявляется вовсе не как продолжение земных чувств и земного опыта человека. Своим происхождением она обязана исключительно воздействию святого духа. Таким образом, по мнению баптистов, это не обычное, «человеческое», а в корне отличное от него «божественное» свойство. Поэтому любовь возрожденного верующего отличается от низшей любви тем, что она совершенно бескорыстна и означает решительный отказ от эгоистических мыслей и чувств, отречение от «плотских интересов» и « животного блага». Любовь к ближнему в баптизме выступает как чувство особого рода: оно «очищено» от социальной и индивидуальной обусловленности, является для ее владельца не собственным чувством, а результатом осознания в себе божественного духовного начала.
Такая любовь не связана с духовным миром, симпатиями, потребностями самого человека, не несет отпечатка его индивидуальности.
Чувство любви не зависит от объекта, на который направлено: оно не зависит от оценки качеств того или иного человека. Моральный облик человека никакой роли для чувства любви играть должен потому, что она оказывается лишь отблеском другой, «высшей» любви – любви к самому богу. В сущности говоря, это определенное состояние самого верующего – такова его ответная реакция на уведомление о личном спасении. Такова подоплека евангельской любви ко всем людям.
Фактически последняя оказывается оболочкой, скрывающей самодовольное ликование спасенного человека, в сущности глубоко безразличного к другим людям (во всяком случае к их моральным качествам).