РУССКАЯ идея не потому нехороша для Чубайса, что она не хороша, а потому, что она – русская. Адепт «россиянства», он везде по ходу книги ставит слово «россияне», «российский» там, где по смыслу должны стоять слова «русские», «русский». И сам попадает в собственную ловушку.
Даже анализируя дух русских пословиц, которые он цитирует по книге В.Даля с более чем характерным названием «Пословицы русского (!) народа» (само это название наш историософ, конечно же, стыдливо опускает), Чубайс пускается в рассуждения о «мировидении россиян», о том, «что же означало для россиян православие» (27), об отношении «россиян к земле и земледелию» - все это для того, чтобы, наконец, сделать вывод: «Многомиллионное коренное население России (еще один эвфемизм, образец изворотливости! – А.С.) выражает себя в целостном, непротиворечивом… наборе суждений. Анализ поговорок обнаруживает существование единой российской общности» (31). Бедный Даль вращается в гробу, как пропеллер, от такого извращения! Но Чубайс, который если и хотел бы, все равно не может «примазаться» к русскому народу, не в силах перешагнуть через себя: нет русских, есть россияне, которых он задним числом производит в высокий ранг «наших далеких предков» (35)…
И вот он пишет, рассуждая об истории этих самых, якобы общих у нас с ним, «наших предков»: «До сих пор, кажется, еще никто ясно и четко не сказал, что нынешняя Россия – это третье российское государство на нашей территории. Та Русь-Россия, что существовала с VIII до начала XX века, принципиально отличается от иного российского государства, имевшего не только другое название – СССР – и другие символы… В Российской Империи ключевые ценности выражались понятием Русская идея. Нынешнее государство – третье в отечественной истории – Россия - Российская Федерация начало формироваться с 1991 года в результате распада СССР. Идейно-мировоззренческий статус этого государства является предметом острой политической борьбы, и по сей день он четко и однозначно не определен… Здесь не действует прежняя конституция, не существует власти советов и советско-коммунистической символики, нет правящей КПСС и нет коммунистической идеологии. Значит, новая Россия не равняется ни РСФСР, ни уменьшенной СССР. Но нынешняя Россия не является, и это очевидно, прямым продолжением Российской Империи хотя бы потому, что мы не живем в православной самодежавной монархии”.
Для нас-то, русских, ясно, что наша современная Родина – не российское, а русское государство, и не третье, а, как минимум, пятое: Киевская Русь – Московское царство – Российская империя – СССР – Россия. Преемственность (для нас) видна тут самая прямая: ибо Россия на всем протяжении своей государственной истории едина как государство русского народа. Именно и только в этом единственный смысл ее развития как единого целого во всех своих фазах. Перейдя в XVIII веке из фазы русского национального государства в фазу империи, мы через триста лет вновь возвращаемся в свое национальное государство в конце ХХ века, хотя и в гораздо более широких границах.
Для Чубайса такая преемственность органически неприем-лема. Именно поэтому он и ведет исчисление истории с имперского периода (при этом подложно удлинняя его на тысячу лет), когда в состав населения начинают входить многие народы, в том числе евреи.
Именно поэтому же он и утверждает облыжно, что в империи-де “ключевые ценности выражались понятием Русская идея”. На самом же деле официальная идеология была бесконечно далека от этого. Все Романовы, за исключением, в некоторой степени, Александра Третьего, были нормальными «имперцами», а отнюдь не русскими националистами, и сторонились Русской идеи, которая пробивалась на свет только в трудах оппозиционеров – декабристов, славянофилов – или крайне правых идеологов, ничего общего не имевших с официозом.
Чубайс лжет, ибо ему чрезвычайно важно показать, что Русская идея - не есть нечто живое, существующее в нашем мире вместе с нами, развивающееся, эволюционирующее. Нет: это мумия, чья жизнь закончилась в дореволюционной России и эмиграции. Отмерла вместе с Империей. Соответствующая глава и называется с учетом этого: «Русская идея, в чем она состоит и можно ли к ней вернуться?» Как известно, в настоящее не возвращаются, возвращаются в прошлое.
3. Торги старьевщика…
ЧУБАЙС подходит к Русской идее, как паталогоанатом, с ланцетом и в перчатках, - чтобы препарировать ее, «разъять, как труп». Как Сальери – музыку.
Выбранные для пяти (!) эпиграфов к соответствующей главе авторы – все, как на подбор, классики, почтенные покойники: Достоевский, Соловьев, Бердяев, Вс.Иванов, Ильин... Современные философы упоминаются только те (Гулыга, Троицкий), что трудятся в старом, давно пересохшем русле, проложенном перечисленными выше авторами, - проще говоря, популяризируют идеи классиков. Чубайсу не приходит, очевидно, в голову, что Русская идея – динамическая модель, у которой множество живых и мертвых соавторов, осуществляющих как преемственность, так и полемику, и эволюцию. Ни один политолог, идеолог, разрабатывающий современную русскую идею, им даже не упомянут.
В итоге, обозначая параметры традиционной Русской идеи, Чубайс (ссылаясь, для верности, на «большинство россиеведов, пытающихся отыскать позитивный смысл концепта») называет «относительно устойчивый и ограниченный набор характеристик»: «соборность и коллективизм, монархизм, православие, эсхатологизм, патриотизм» (13). Такой вот немудрящий пересказ «своими словами» известной формулы «православие, самодержавие, народность».
Музей. Лавка антиквара. Благородные руины. Склеп.
Материал, взятый Чубайсом для самостоятельного анализа Русской идеи, также подчеркнуто архаичен. Это – стихи некоторых произвольно отобранных дореволюционных поэтов XIX-XX вв., русские пословицы, собранные Далем, и собственно русская история, осмысленная автором в меру своих познаний. В итоге он слегка поправляет вышеприведенную формулу: «Мы выделили три важнейших представления, составлявших основу русской идеи – православие, соборность (в другом месте – «общинный коллективизм». – А.С.) и собирание земель. Все эти три идеи, работавшие много столетий на формирование первого российского государства, в нынешней новой России приобретают иной смысл и звучание и не могут быть использованы в прежнем виде» (41). «К концу прошлого столетия все составляющие русской идеи вошли в полосу кризиса» («Историзм…», 15).
Была дедовская шуба, да износилась. Моль съела. Носить нельзя.
«Не волнуйтесь, господа, Русская идея – в прошлом, она мертва и не воскреснет!»
И как тут не согласиться: в таком виде – да, разумеется, не воскреснет.
МЕЖДУ ТЕМ, на самом деле Русской национальной идеи в сколько-нибудь цельном виде до сих пор у нас не было вовсе. Она не умерла, да и не могла умереть, поскольку только еще нарождается. До революции, в условиях имперского строительства, русская национальная идея не была и не могла быть востребована. А та идея, что существовала (и вполне укладывается в приведенные Чубайсом формулы) под именем Русской, - это, по сути, российская государственная идея, выражающая исключительно идеологию имперского строительства. Некоторая «русская» специфичность этой идеологии была задана русским происхождением имперского этноса – и только.
Напомню, что наша нация на всем протяжении истории вплоть до недавнего времени никогда не выдвигала собственно русский национальный (то есть, в первую очередь, кровный и исторический) принцип в основу национальной идентичности. Он хоть и присутствовал в сознании («ты скажи, богатырь, какого роду-племени», «чую, русским духом пахнет!» и т.д.), но не доминировал. А в качестве идентификационной доминанты выдвигались другие принципы: вначале чисто административный (подчиняешься руси, русским князьям – значит, русский; отсюда, кстати, и сама лексическая форма притяжательного прилагательного «русский», отвечающего не на вопрос «кто?», а на вопрос «чей?»), затем территориально-государственный (живешь вместе с русскими, служишь России – значит, русский), конфессиональный (православный – значит, русский), культурно-языковой (русский по духу, по культуре, по традициям – значит и впрямь русский)… Дефективность, точнее - самоубийственность подобной парадигмы выявилась с крушением созданной русскими Российской империи и в еще большей, может быть, степени – с крушением созданного евреями СССР.
Современный этап развития Русской идеи именно и состоит в преодолении ветхого наследия, которое Чубайс пытается выдать за некую неизменяемую ценность, застывшую в прошлом, как муха в янтаре. Но сегодня все меньше становится русских людей, которые согласны считать это наследие за таковую ценность, и все больше начинают понимать необходимость русской самоидентификации по крови и истории. Национальная идея по определению не может быть вненациональной, наднациональной.
В этом и состоит эволюция (даже, если угодно, революция) Русской идеи в условиях, если перефразировать Чубайса, перехода к Новой России. Но ему этого понять не дано.