Намерение расширить доступность образования не получило должной реализации. Более того, оно во многом дало обратные результаты, так как ЕГЭ превратился в средство отсева из школы. Как отмечалось в «Первом сентября», «интерес к ребенку теперь только один: сколько баллов он может принести школе на ЕГЭ. Неперспективных школа выталкивала»[276].
ЕГЭ как ожидаемый «механизм уменьшения социально-экономических различий» также не сработал. По признанию профессора Высшей школы экономики А. Эфендиева, «репетиторы, которых раньше находили в вузах, теперь уходят в школы, и оказалось, что сегодня 30 % сельских ребят прошли подготовительные курсы, действующие теперь на селе»[277].
Надо ли после этого пояснять, что желаемого сокращения поля коррупции не произошло. Напротив, оно резко расширилось, захватив школу.