Вторая попытка неореформаторов и ее оценка в образовательном сообществе

9 декабря 2004 г. Правительство РФ на своем заседании рассмотрело подготовленный Министерством образования и науки документ «О приоритетных направлениях развития образовательной системы Российской Федерации». Поскольку множество критических замечаний в адрес документа было высказано и до, и во время этого заседания, правительство поручило до 15 февраля 2005 г. доработать документ с учетом замечаний и с непременным участием «заинтересованных органов исполнительной власти, научных и общественных организаций».

Однако и на этот раз никакой доработки документа так и не последовало. Как не последовало его публикации и обсуждения в обществе и педагогических коллективах. Министерство еще раз пренебрегло указаниями правительств, вновь пойдя на определенный административный риск. Но риск от публичного погрома документа был много опасней. (К тому же Минобрнауки уже поднабралось опыта и освоило, что правительство почти никогда не проверяет выполнение своих поручений.)

Причины явного убожества названного документа Минобрнауки лежали на поверхности. Они заключались в двух отмеченных ранее обстоятельствах.

Первое – очевидная всем некомпетентность руководства нового министерства в вопросах образования и в столь же очевидная его неспособность собрать профессиональную команду для разработки стратегических направлений развития образования.

Второеподпольная подготовка министерского проекта, закрытая от посторонних взглядов; старательное его утаивание от общества и образовательного сообщества, несмотря, повторю, на прямые указания и президента, и председателя правительства «провести широкое обсуждение подготавливаемого документа в профессиональном сообществе». Минобрнауки такого обсуждения не провело, поскольку обсуждать было нечего. Никакого стратегического документа в сфере образования у министерства попросту не существовало. Потому он и не был опубликован, не был разослан в регионы, не появился он и в Интернете. Потому и пришлось Минобрнауки дважды обманывать правительство, прося о переносе сроков рассмотрения документа, о чем говорилось ранее.

По сути за месяц до заседания правительства, – 5 ноября 2004 г. министр А. Фурсенко вынужден был признаться корреспонденту «Независимой газеты», что министерство «еще не определилось в стратегии образовательной политики». И это на девятом месяце после создания нового суперведомства в ходе «административной реформы». В этой связи все попытки, предпринятые чиновниками министерства убедить правительство, общество, СМИ, что несуществующий документ широко обсуждался и на традиционных августовских педагогических конференциях, и позже на различных совещаниях, – примитивнейшая, беспардонная ложь, свидетельствующая лишь о нравственном уровне этих чиновников, как, впрочем, и министерства.

И тем не менее, худо-бедно, Минобрнауки пришлось ваять ожидаемый правительством документ по новой для него образовательной специальности. Отягощенное некомпетентностью и синдромом «новой метлы», оно отказалось принимать в расчет то, что было сделано ранее. Все требовалось делать либо с чистого, либо с зарубежного листа. Но последним воспользоваться было крайне трудно, поскольку рекомендации Всемирного банка уже встретили жестокий отпор российского общества и в медицине (где предлагалось закрыть в России детские поликлиники и женские консультации), и в науке (в которой рекомендовалось приватизировать почти все научные учреждения).

Пришлось выдавливать все из себя. В итоге получился весьма убогий и что много хуже – вредоносный продукт, хотя резкая общественная и профессиональная критика Минобрнауки все же не прошла бесследно. Под ее влиянием из документа исчезли некоторые наиболее одиозные, если не параноидальные идеи – о трудовой армии, о снижении образовательного потенциала нации путем возврата к десятилетнему школьному обучению, обязательной восьмилетке и др. Но вместе с тем никаких принципиальных изменений в документе не произошло. (Например, оставалась вводимая в школе платность обучения, чего нет ни в одной цивилизованной стране мира и что категорически противоречит Конституции РФ.) Это и многое другое сохраняло почву для общественного протеста против ломки отечественного образования.

Своего рода первым пиком такого протеста, показателем разногласий не только общества и профессиональной среды, но и части властных кругов с предложениями Минобрнауки стали парламентские слушания министерского документа в Совете Федерации 25 ноября 2004 г. Эти слушания выявили по меньшей мере три капитальных обстоятельства.

Первое – Совет Федерации смог сохранить бόльшую степень свободы мысли и совести, чем Государственная Дума, в частности ее Комитет по образованию и науке, почти полностью идущий на поводу Минобрнауки.

Второе – в так называемой властной элите не было согласия по многим вопросам государственной политики, в том числе и в сфере науки и образования. В этой сфере, в частности, взгляды Совета Федерации значительно более соответствовали национальным интересам, чем подходы «рыночных фундаменталистов» в правительстве, в Минобрнауки и идущей у них на поводу Госдуме.

Третье – в ходе слушаний в докладах председателя профильного комитета Совета Федерации В.Е. Шудегова и министра образования и науки А.А. Фурсенко были представлены два принципиально различных взгляда на суть и задачи образования. По существу – две принципиально разные философии образования, которые определяют совершенно разные пути, более того, совершенно разные судьбы отечественного образования.

Доклад председателя профильного сенатского комитета В.Е. Шудегова на парламентских слушаниях развивал социально-гуманитарную философию образования, принятую Законом «Об образовании» 1992 г., который был признан наиболее прогрессивным и демократичным образовательным актом в мире конца XX столетия.

В.Е. Шудегов подчеркивал, что в современных условиях смены политического и социального уклада в России, которая в силу безответственности «реформаторов» сопровождалось крушением жизненных интересов страны, образование в первую очередь должно быть направлено на решение задач преодоления духовного вакуума и национального унижения народа великой державы, построения гражданского демократического общества, воспитания гражданина новой России – свободной самостоятельной личности, способной к осознанному выбору. При этом подчеркивалась и важнейшая задача подготовки современных высококвалифицированных специалистов, конкурентоспособных на мировом рынке труда.

Вместе с тем в своем докладе В.Е. Шудегов жестко констатировал произошедшие кардинальные изменения в образовательной политике и дал им крайне негативную оценку. Эти изменения, по его мнению, были столь велики, что они в корне противоречили «Концепции модернизации российского образования», одобренной президентом, Государственным советом и Правительством РФ в 2001 г. Проведенный Минфином летом 2004 г. с одобрения Минобрнауки разгром Закона «Об образовании», устранение из него всех финансово-экономических обязательств государства перед образовательной сферой, которые подробно перечислил Шудегов, фактически снимали, по его мнению, ключевой тезис «Концепции модернизации…» о возвращении государства в образование и всесторонней его поддержке.

Эту же мысль о фактическом сломе президентской линии в образовании поддержал первый заместитель председателя аналогичного думского комитета О.Н. Смолин. Резко критически на данном примере он раскрыл традиционные механизмы саботажа чиновниками президентских решений в разных сферах общественной жизни.

Отмеченные В. Шудеговым и О. Смолиным кардинальные изменения в образовательной политике обнажали общие тенденции возрождения в правительственных кругах «рыночного необольшевизма» с его стремлением довести до окончательной нищеты науку и образование, которые в любой развитой стране мира считаются национальным приоритетом. Тем самым подсекались корни развития России, в том числе и развития ее экономики, о которой якобы радеют «рыночные фундаменталисты». Точку зрения В. Шудегова и О. Смолина поддержали почти все выступавшие на парламентских слушаниях в Совете Федерации.

Министр образования и науки А.А. Фурсенко в своем докладе дал совершенно иное видение образования. В нем не нашлось места социально-гуманитарным задачам. Доклад был предельно технократичен. Речь шла только о подготовке современных специалистов.

Более того, в своем докладе министр открыл новый, ранее неизвестный человечеству закон «экономического фундаментализма». Воспроизвожу дословно: «Образование – вторичная область по отношению к экономике». Следуя этой логике далее, можно дойти до полного абсурда, который и исповедуют нынешние «экономические необольшевики»: вторичен по отношению к экономике и сам человек. Но это мы, кажется, недавно уже проходили.

Утилитарная зашоренность Минобрнауки только на «экономических функциях» образования, свидетельствующая, что о других его целях и функциях образовательные неофиты не имели представления, подчас граничила с вульгарнейшим, смехотворным примитивизмом. «Образование, – заявил на других парламентских слушаниях уже в Думе один из руководителей министерства, – должно обеспечить опережающее развитие несырьевых секторов экономики». Чтобы сподручнее было решать такие жанровые задачи, не объединить ли еще Минобрнауки с Министерством промышленности и энергетики? А в процессе смены подобных задач – и с другими министерствами?

Некоторые педагогические журналисты считали подобные сентенции руководителей Минобрнауки образцом «делового» прагматического подхода к образованию и противопоставляли такой подход «идеалистическим», по их словам, задачам «Концепции модернизации российского образования» по созданию демократического устройства отечественного образования, участию общества в его развитии и т.д.

Смею, однако, думать, что эти задачи, как и формирование новых демократических ценностей, воспитание гражданина страны, развитие свободного человека, способного к самостоятельному и ответственному выбору, или создание школы как модели гражданского общества – отнюдь не идеалистические, а в самом прямом смысле этого слова практические, если хотите – прагматические задачи образования. И если этого не понимают руководители Минобрнауки и их адепты, – тем хуже для образования, которое отнюдь не только фактор обеспечения «несырьевых секторов». Его задачи – и это известно любому сколько-нибудь интеллигентному человеку – многократно шире, масштабнее.

Вернемся, однако, к рассмотрению «Приоритетных направлений…» Минобрнауки и к их оценке в образовательном сообществе. Наиболее детальный анализ этого документа, по поручению руководства Государственной Думы РФ и по предложенной им схеме, был сделан в отзыве трех экс-министров образования, который печатается ниже. После публикации этого отзыва в прессе на него поступило свыше десяти тысяч откликов почти из всех регионов России, поддерживающих позицию авторов. Этот отзыв был доложен и Президенту РФ.

«На зурабовские грабли…»
(Отзыв трех министров образования России
на «Приоритетные направления…» Минобрнауки)[297]

Эдуард Днепров Министр образования РФ (1990–92 гг.), академик РАО.

Евгений Ткаченко Министр образования РФ (1993–96 гг.), академик и член Президиума РАО.

Владимир Шадриков Первый зам. Председателя Госкомобразования – Министр СССР (1988–90 гг.), академик РАО.

 

9 декабря минувшего года Правительство РФ рассмотрело представленный Министерством образования и науки документ «О приоритетных направлениях развития образовательной системы Российской Федерации». Правительство отчасти скорректировало эти «направления» и предложило министерству доработать документ «с участием заинтересованных органов исполнительной власти, научных и общественных организаций».

В этой связи представляется своевременным и целесообразным еще раз вернуться к анализу названного документа, акцентировать его наиболее уязвимые стороны с тем, чтобы стали яснее задачи и направления его доработки. Это необходимо и для того, чтобы избежать очевидных негативных социальных последствий, в перспективе значительно более опасных, чем те, которые повлек за собой закон № 122.

Общая характеристика документа

В политическом плане данный документ обозначает смену вех образовательной политики, продолжает линию «второго исхода государства из образования», которая была начата летом 2004 г. с экономического обескровливания Закона РФ «Об образовании» в ходе подготовки закона № 122. Из Закона «Об образовании» тогда были удалены практически все ранее принятые экономические обязательства государства перед сферой образования. Часть этих обязательств была якобы передана на уровень субъектов Российской Федерации, но без достаточного ресурсного обеспечения.

Указанная линия в корне противоречит как «Концепции модернизации российского образования», принятой под девизом «возвращения государства в образование», так и мировой практике, свидетельствующей, что развитые страны все более наращивают присутствие государства в сфере образования и ее бюджетную поддержку.

В социальном плане данный документ продолжает линию на социальное ущемление малообеспеченных слоев населения, на сегрегацию сферы образования, ее деление на два сектора – для богатых и для бедных. Эта линия проводится путем расширения платности обучения, вплоть до введения ее в средней школе. Отказ от бесплатного образования противоречит и Конституции РФ, и мировой образовательной практике.

Следствия такой сегрегации очевидны – лишение массы населения возможности социально-экономического развития (что является важнейшей функцией образования), создание замкнутого круга бедности, рост преступности, отставание экономики и в итоге вычеркивание России из числа не только развитых, но и развивающихся стран.

В собственно образовательном плане избранные в документе приоритеты в основной своей части искусственны и приоритетами по существу не являются (за исключением приоритета 2 – «повышение качества профессионального образования»). Все остальные не имеют сколько-нибудь компетентного обоснования и представляют собой либо неоправданное искажение давно проверенных и оправдавших себя отечественных педагогических традиций (ради столь же неоправданных зарубежных заимствований), либо псевдоинновации – явно непрофессиональные или выстроенные на ложных, ошибочных основаниях.

Указанная образовательно-педагогическая некомпетентность не является политически и социально нейтральной. Ибо в итоге предлагаются такие изменения в отечественном образовании, которые сделают его не только сегрегационным, но попросту неконкурентоспособным. Прямым последствием этого будут неконкурентоспособность страны, ее резкое отставание от мировых процессов, ее неспособность ответить на глобальные вызовы современности.

Общий итог собственно образовательной составляющей предложенного документа: то, что в нем правильно, – не ново, а то, что ново, – непрофессионально и неправильно.

Необходимо особо подчеркнуть, что предложенный документ впервые в новейшей истории российского образования готовился тайно, закрыто. Он ни разу не публиковался, не рассылался, как положено, в регионы и не обсуждался ни обществом, ни профессиональным сообществом. Это обстоятельство – основная причина его коренных недостатков, которые отчетливо видны в предлагаемых решениях образовательных проблем. Рассмотрим некоторые из них.

Меры, предлагаемые документом,
проведение которых абсолютно недопустимо

Наиболее негативными политическими, социальными, образовательными последствиями чреваты следующие две предложенные меры.

I. Сокращение Базисного учебного плана на 25 % (и сокращение обязательной его части на 1/3) якобы с целью уменьшения учебной нагрузки учащихся. Это предложение Минобрнауки мотивирует тем, что в российских школах будто бы эта нагрузка намного больше, чем в других странах. Поскольку Минобрнауки из очевидных социальных соображений (о чем речь пойдет ниже) упорно вбивает в общественное сознание данный предельно ложный тезис, мы вынуждены показать в цифрах его очевидную несостоятельность (см. приложение).

На самом же деле все обстоит как раз наоборот: у нас самая короткая продолжительность учебного года (всего 160 учебных дней, в то время как за рубежом в среднем от 200 до 240 учебных дней), самое мизерное число уроков в году и соответственно за весь период школьного обучения. Отсюда – педагогически неоправданный темп обучения в нашей школе и запредельная интенсивность учебного процесса. Следствия этого – и снижение качества образования, высокая заболеваемость детей. Для того, чтобы наши школьники не болели, необходимо содержание образования разумно сокращать, а количество времени, отводимого на его освоение (т.е. количество уроков), как раз увеличивать.

Таким образом, в документе проведена явная подтасовка понятий и фактов, что вводит в заблуждение всех неспециалистов – от простых граждан до руководства страны.

В социально-политическом плане предложение Минобрнауки о сокращении базисного учебного плана объективно направлено на выстраивание такой школы, которая станет инструментом селекции учащихся по имущественному признаку. По сути, под видом сокращения обязательного образования на 25 % происходит увеличение платных образовательных услуг на те же 25 %. Иными словами – это скрытое введение частичной платности обучения на всех ступенях средней школы (начальной, основной и старшей). Что, во-первых, неконституционно и противоречит мировой практике и, во-вторых, непосильно для малоимущих слоев населения.

Не менее серьезным негативным социальным последствием данной меры будет то, что детям, не имеющим возможности оплатить дополнительные образовательные услуги, придется ограничиться урезанным базовым общим образованием. А это закроет для них дорогу в техникумы и вузы. Ибо эта дорога будет лежать только через дополнительную подготовку путем репетиторства, которая для названной категории детей также недоступно.

В социально-педагогическом плане сокращение обязательного содержания школьного образования фактически означает уменьшение его федерального компонента до 50 % от общей нагрузки. Это приведет к существенному снижению уровня и качества образования, а следовательно – и уровня образованности если не основной, то значительной части населения России. Что вызовет девальвацию ее «человеческого капитала» и соответственно снижение конкурентоспособности страны.

В собственно педагогическом плане проблемы учебной разгрузки детей лежат совсем в иной, психолого-педагогической плоскости – конструировании соответствующего содержания образования, мотивации учения, новых технологиях обучения и т.д., о чем авторы документа либо сознательно молчат, либо попросту не имеют представления.

В экономическом плане предложенная мера потребует от государства значительных дополнительных капиталовложений (от 60 до 80 млрд. единовременно) для обновления учебной литературы, переподготовки учителей, изменения системы педагогического образования и т.д. Причем все эти ассигнования государство будет вынуждено потратить на деградацию собственной системы школьного образования.