– Заходите. Дэвид (мой английский шофер), заносите сумки. И все продукты.
А что с… Совсем недурно. Не стоило судить по вестибюлю. Я возьму вот эту. В ней есть душ. Мне необходимо вымыть волосы. Возможно, что потом не придется мыть несколько дней… а то и недель.
Обеда как такового у них не было – только сандвичи, но это было прекрасно; сандвичи были вкусные, к тому же у нас хватало своих припасов. Окно было открыто, слышался гул самолетов. Но это не раздражало. А еще можно было взять электрический кофейник, горячую воду, чай, кофе, сахар, молоко, булочки с маслом, которые выпекали к утру. Сносно.
В клинику мы явились рано. Мастард уже приступил к операции, которая длилась дольше, чем предполагалось. Он пытался спасти глаз маленькой девочке. Надо сказать, что это убедило меня в том, что нет никаких оснований для нытья: ведь у меня было два глаза.
Я немножко прогулялась, потом нас позвали внутрь. Поднялись наверх. Очень симпатичная частная клиника. Меня провели в раздевалку медсестер, где я сняла свои габардиновые брюки, чтобы они не помялись, и, конечно же, туфли и рубашку. Мне выдали халат, велели подобрать волосы и надеть на голову медицинскую шапочку. Сделав все, я спустилась в операционную. Очень красивый интерьер.
Легла на стол. Меня накрыли простыней – руки под простынь – и привязали, очевидно, чтобы я их не высовывала.
– …чтобы легче было оперировать. Очень больно не будет.
Укол иглы, слева от левого глаза, – игла, казалось, достала до самого мозга. Ой‑ой‑ой!
– Анестезия.
– Да.
– Вы что‑нибудь чувствуете?
– В общем, да… Нет… Хотя, кажется, – нет.
– Начинаем.
– Да.
Я слышала, как скальпель разрезает кожу. Это была судьба – с неприятным лицом. Потом почувствовала, как по щеке течет вниз кровь. А он или, вернее, одна из медсестер вытирала ее. Видимо, что‑то не ладилось с этим, но я, разумеется, могла видеть лишь, как они вытирали кровь. Итак, закончил один глаз. Правый был не так плох. Но его тоже нужно было делать.
Раз!
– А‑а‑а!
Операция закончилась как‑то внезапно. Я чувствовала себя вконец разбитой.
– Вставать?
– Да, потихоньку – сначала посидите с минутку.
– Все нормально?..
– О да, у вас все будет нормально.
Встала со стола, прошлась…
– Да, все нормально. Я поеду сейчас в Тернбери Лодж и лягу в постель.
– Ну что ж, в таком случае советую ехать берегом моря – получите удовольствие.
– Прекрасно, мы поедем берегом моря.
– Я позвоню вам, чтобы узнать, как вы себя чувствуете.
– Отлично. Благодарю.
Я пошла обратно в раздевалку, оделась, вышла из клиники и направилась к машине. Села на переднее сиденье рядом с Дэвидом. Мы поехали.
День был очень жаркий. Сквозь ветровое стекло проникали солнечные лучи. Я очень чувствительна к солнцу. Моя кожа, мои глаза – в сущности, дряблость кожи и, как следствие, опущение века вызваны калифорнийским солнцем. Нет, я никогда не загорала. Всегда укрывалась, особенно когда играла в теннис. Но теннис, я не мыслю себя без тенниса. А в ту пору я не пользовалась защитным козырьком. Если бы пользовалась, капли пота могли бы помешать мне в самый важный момент.
Мы подъехали к берегу моря. Повернули на запад, потом на юго‑запад. Солнце палило нещадно.
Остановились, чтобы сделать несколько снимков. Я сказала Филлис:
– Я сяду назад – слишком много солнца.
Мы поменялись с нею местами и поехали дальше.
Надо сказать, что мои большие темные очки закрывали открытые швы. В уголках глаза было пять или шесть швов, направленных вниз. Доктор вырезал лоскутик нижнего века и подвернул его, чтобы приблизить к глазному яблоку.
Приехали в Тернбери Лодж. Типичная гостиница для игроков в гольф переходной эпохи между правлением королевы Виктории и короля Эдуарда. Она стояла наверху холма, у подножия которого находилась площадка для гольфа, за нею – плескались волны Ирландского моря. Наверх вела асфальтовая дорога с многочисленными поворотами. Наверху нужно было сделать круг, чтобы подъехать к парадному входу трехэтажной гостиницы. Большой парадный подъезд. Первый этаж (по‑нашему – второй) – именно там мы расположились: две комнаты, две ванные. Не совмещенные, с маленькими балконами. Очень дорогие. Сделали круг и оказались перед главным входом. Два крыла, большая клумба цветов, рядом несколько машин. Припарковались. Не слишком далеко от входа. Я хотела проникнуть внутрь незаметно. Комнаты были сняты на имя Филлис.
– А теперь слушай и запоминай (это мои слова): пройдешь к столику администратора, возьмешь ключи и выяснишь, где находится лифт. Вернешься – отдашь ключи мне. Сумки пока не берем. Дэвид их принесет позже.
Они двинулись к входу. Я осталась в машине.
Боже мой, ну и духота! В кабине жарче, чем на улице. Я вся мокрая. Подняла руку, сняла темные очки и слегка дотронулась ладонью щеки – опустила руку. Ладонь была в крови. Господи! Не может быть. Я снова коснулась щеки. На ладони еще больше крови. Вот тебе раз – шов открылся. Где бумажные салфетки? Развернула несколько квадратиков, сложила их… Господи, как я попаду в гостиницу… Господи… Вот они уже идут. О Боже праведный, с ними швейцар…
– Да… Дэвид, скажи носильщику про багаж… Отведи его к багажнику… Филлис, подожди, у меня, вероятно, открылись швы – течет кровь. Ты знаешь, как попасть в наши комнаты? Ладно, веди.
Я последовала за ней.
– Поворачиваем направо…
– Да.
Было совсем темно. Вокруг никого.
– Где лифт?
– Напротив.
– Отлично.
Мы подошли к предполагаемой двери лифта. Лифта, однако, там не было.
– Где кнопка?
– Не вижу…
(У Филлис глаукома. Внезапно оказавшись в темноте, она ничего не видела. Я тоже ничего не видела, потому что мой глаз был залит кровью.)
– Щупай… У меня свободна только одна рука.
В отчаянии мы ощупывали всю стену. Наконец…
– Вот она.
Зашли в лифт.
– Закрой дверцу.
Поехали вверх. Дверь открылась. Вниз, в холл, спускались люди.
– Какой номер?
– Четыреста тридцатый и четыреста тридцать первый.
– Доставай ключи.
– Вот они.
– Нет, ты – дура…
Мимо шли люди. Мы двинулись в конец коридора.
– Вот она, четыреста тридцатая.
Ключи были огромные. Бедная Филлис – она так силилась… О Боже!
Наконец‑то дверь открылась.
– Ладно, все нормально. Закрой дверь, позвони и попроси, чтобы принесли лед. Лед, дура! Для глаза. Надо остановить кровотечение. Звони. По телефону. Я сниму свой пиджак и лягу в ванной на пол – он прохладный. Потом легко будет отмыть, если запачкаем кровью.
Я прошла в ванную – сняла брюки. Осталась в хлопчатобумажной блузке, нижней рубашке и туфлях. Сняла с вешалки банные полотенца – легла на пол и прижала полотенце к глазу. Льется кровь. Дверь открылась.
– Что это?
– Лед.
– Давай сюда и звони доктору.
– Куда?
– Как куда? Откуда мне знать? Ему домой – в его офис. Вызови Дэвида.
– Я здесь, мисс Хепберн.
– Послушай, Дэвид, сними туфли, носки и брюки, встань под душ и попытайся отжать кровь из тех тряпок, что я туда бросила. Просто сполосни в холодной воде и положи на коврик. А ты, Филлис, если не дозвонишься до него самого, звони в клинику. Может, там найдется какой‑нибудь врач, который бы подсказал нам, что делать. Номера телефонов у меня в записной книжке – в кошельке.
Филлис принялась звонить – туда, сюда. Врача найти не удавалось. Поэтому она позвонила в клинику.
– Врач у телефона.
– Подожди, я сама.
Я вошла в спальную комнату – выглядела при этом весьма живописно – взяла трубку.
– У меня кровотечение. Я не вижу, откуда течет кровь, потому что не могу надеть свои очки.
– Вы, наверное, немножко испугались, мисс Уилбурн (он думал, что разговаривает с Филлис). Советую вам выпить немножко виски…
– Виски?
– Да, немножко виски. Потом сядьте на кровать, и кровь остановится…
– Сесть – мне?
– Да, ведь вы лежали?
– Да.
– Напрасно. Держите голову выше.
– Да.
– Как вы теперь себя чувствуете? Нормально?
– Да, нормально.
– Мистер Мастард позвонит вам позже. Я его разыщу.
– Благодарю.
– Виски…
– Виски?
– Да, обеим – лед – содовую – кровь останавливается.
Я инвалид законченный.