Хумли, как слышно,
Гуннами правил...
Хлед родился
в гуннской земле,
в священном лесу,
с ножом и мечом,
остро отточенным,
в шлеме украшенном,
в длинной кольчуге
и с резвым конем.
Хлед с востока,
Наследник Хейдерака,
в Архейм к жилищу
готов приехал, --
наследье свое
собирался он требовать.
Тризну там Ангантюр
Правил по Хейдераку...
Тот (слуга-привратник) вошел, стал перед столом конунга/кагана, приветствовал Ангантюра и сказал:
«Хлед появился,
наследник Хейдерака,
смелый воитель,
брат он тебе,
он гордо в седле
сидит, возвышаясь;
с тобою он хочет,
конунг, беседовать».
Зашумели в палате,
встали сидевшие, --
всем знать хотелось,
что скажет Хлед
и как отвечать
Ангантюр станет.
Тогда Ангантюр сказал: «Добро пожаловать, брат мой Хлед! Садись с нами за пир! Выпьем прежде всего меду в память нашего отца и к славе всех нас!» Хлед ответил: «Мы приехали сюда не для того, чтобы набивать животы». Затем он сказал:
«Я хочу половину
наследия Хейдрека:
доспехов, мечей,
скота и приплода,
сокровищ казны,
жерновов скрипящих,
рабов и рабынь
с их ребятами вместе,
и лес знаменитый,
что Мюрквид зовется,
на готской земле
могилы священные,
камень чудесный
в излучинах Данпа,
кольчуг половину,
у Хейдрека бывших,
земель и людей
и блестящих колец».
Ангантюр сказал:
«Сначала расколется
щит сверкающий,
и с холодным копьем
столкнется копье,
и воинов много
падет на траву,
прежде чем Тюрвинг
начну я делить
или дам тебе, Хумлунг,
долю наследства.
Родич, тебе я
кубки вручу,
и скот, и сокровища,
сколько захочешь;
по дюжине сотен
людей и коней
и столько же воинов
вооруженных.
Дам я дары
каждому мужу,—
дороже у них
не бывало подарков;
каждому дева
достанется в жены,
деве же каждой
я дам ожерелье.
Серебром я тебя
покрою, сидящего,
золотом звонким
осыплю, идущего,
так что покатятся
кольца повсюду;
треть ты возьмешь
готской земли».
При конунге Ангантюре был тогда Гицур Грютингалиди, воспитатель конунга Хейдрека. Он был тогда очень стар. Когда он услышал слова конунга Ангантюра, ему показалось, чтот тот предлагает слишком много, и он сказал:
«Щедро сулишь ты
рабыни отродью,
сыну рабыни,
от князя рожденному.
Этот ублюдок
сидел на кургане,
в то время как конунг
наследство делил».
Хлёд очень рассердился на то, что его назвали сыном рабыни и ублюдком после посулов брата. Он сразу же уехал со всеми своими людьми и направился домой в гуннскую земдю к кощтагу Хум-ли, отцу его матери. И он рассказал Хумли, что его брат Анган-тюр не дал ему равной доли наследства. Конунг Хумли спросил, что произошло между ними, и очень рассердился, узнавший, что Хлёд, сын его дочери, был назван сыном рабыни. Он сказал:
«Мы проведем
эту зиму в довольстве,
станем беседовать,
мед распивая;
гуннов научим
оружье готовить
и смело его
в бой понесем.
Славную, Хлёд,
соберем мы дружину,
доблестно будут
воины биться,
герои-юнцы
на двухлетках-конях,
войско такое
будет у гуннов».
Эту зиму конунг Хумли и Хлёд пробыли дома. Но весной они собрали такое большое войско, что в гуннской земле совсем не осталось мужей, способных носить оружие<...> Пять тысяч было в каждом полку, и в каждой тысяче было тринадцать сотен, и в каждой сотне — четыре отряда по сорок воинов, и таких полков было тридцать три.
Собрав это войско, они поехали в лес, который называется Мюрквид. Он отделяет гуннскую землю от земли готов. Когда они вышли из леса, перед ними оказались большие селения на широкой равнине, а посреди равнины стояла великолепная крепость. Там правила Хервёр, сестра Ангантюра и Хлёда, и с ней был Ормар, ее воспитатель. Они должны были оборонять границу от гунских ратей, и уних было большое войско.
Однажды утром Хервёр стояла на башне над городскими воротами. Она взглянула на юг в сторону леса и увидела большие клубы пыли от скачущих коней, и эта пыль надолго закрыла солнце. Затем она увидела, как в клубах пыли что-то сверкает, как золото,— великолепные щиты, окованные золотом, позолоченные шлемы и светлые кольчуги. Тогда она поняла, что это войско гуннов и что оно очень многочисленно. Она быстро спустилась, позвала своего трубача и велела ему трубить сбор. Затем Хервёр сказала: «Берите оружие и готовьтесь к битве! А ты, Ормар, поезжай навстречу гуннам и предложи им бой перед южными воротами крепости». Ормар сказал:
«Конечно, поеду
и щит понесу,
с готами вместе
буду сражаться!»
Тогда Ормар выехал из крепости навстречу гуннам. Он громко закричал, зовя их к стенам крепости: «Я предлагаю вам битву на поле перед южными воротами!»<...> Но так как гунны были гораздо многочисленнее, войско Хервёр стало нести большие потери. В конце концов Хервёр была убита и вокруг нее погибла большая часть ее войска.
Когда Ормар увидел гибель Хервёр, он обратился в бегство, а с ним все, кто еще оставался в живых<...>. Представ перед конунгом Ангантюром, он сказал:
«С юга я прибыл
с такими вестями:
в пламени лес,
Мюрквида чаща,
залита кровью
готов земля.
Знаю, что в битве
Хейдрека дочь,
сестра твоя, пала,
сраженная насмерть,
гунны ее
убили и с нею
воинов многих
из готского войска.
Легче ей было
битву начать,
чем свадебный пир
или с милым беседу».
Когда конунг Ангантюр услышал это, он сжал губы и долго молчал. Наконец он сказал: «Не по-братски поступил с тобой Хлёд, сестра моя благородная!» Затем он окинул взором свою дружину, которая была немногочисленна, и сказал:
«Много нас было
за чашею меда,
да мало осталось
для ратного дела.
Нету в дружине
моей никого,
кто бы поехал
и щит бы понес,
чтобы вызвать на бой
гуннское войско,
хотя б я прибавил
к просьбам награду».
Гицур Старый сказал:
«Не стану просить
в награду себе
даже ничтожной
золота доли;
но я поеду
и щит понесу,
чтоб гуннам вручить
жезл войны».
<...>Гицур надел хорошие доспехи и вскочил на своего коня, как юноша. Затем он сказал конунгу:
«Куда мне позвать
гуннов для схватки?»
Конунг Ангантюр сказал:
«К Дюльгье зови их,
на Дунхейд зови,
зови их в пределы
Ёссурских гор;
там готов дружины
в битвах нередко
победу и славу
себе добывали».
И вот Гицур ускакал и ехал долго, пока не подъехал к войску гуннов. Он приблизился настолько, что его могли услышать, и крикнул громким голосом:
«Войску разгром
и гибель вождю!
Подняты стяги,
против вас Один!
Зову я вас к Дюльгье,
на битву сзываю
на Дунхейд, в пределы
Ёссурских гор!
Усейте поля
своими телами,
пусть Один направит
копье, как сказал я!»
Услышав слова Гицура, Хлёд сказал:
«Схватите скорее
Гицура Старого!»
А конунг Хумли сказал:
«Посланца не троньте,—
один он приехал».
<...>Гицур пришпорил своего копя и поскакал к конунгу Ангантюру. Он предстал пред ним и приветствовал его. Конунг спросил, был ли он у гуннов. Гицур сказал: «Я говорил с ними и позвал их на поле битвы на Дунхейде и в долины Дюльгьи». Ангантюр спросил, как велико войско гуннов. Гицур сказал: «Их великое множество».
Шесть боевых
у гуннов полков,
в каждом пять тысяч,
а в тысяче — сотни
счетом тринадцать,
в каждой же сотне
вчетверо больше
воинов смелых».
На следующий день они начали битву. Они бились целый день и вечером вернулись в свои шатры. Так они сражались восемь дней<...>. День и ночь к Ангантюру подходили подкрепления со всех сторон, так что у него было не меньше народу, чем вначале. Битва стала еще жарче, чем раныше<...>. Готы защищали свою свободу и свою родину, сражаясь против гуннов, они поэтому стойко держались и подбадривали друг друга. К концу дня натиск готов стал так силен, что полки гуннов дрогнули. Увидев это, Ангантюр вышел из ограды щитов, стал во главе войска и, взяв Тюрвинг в руки, начал рубить людей и коней. Ограда щитов вокруг конунга гуннов была прорвана, и братья сошлись друг с другом. Тут Хлёд пал, и конунг Хумли пал, и гунны обратились в бегство, а готы убивали их, и убитых было так много, что реки оказались запружены и вышли из берегов, и долины были заполнены мертвыми лошадьми и людьми и залиты кровью. Ангантюр пошел тогда на поле боя посмотреть на убитых и нашел своего брата Хлёда. Тогда он сказал:
«Сокровищ тебе
немало сулил я,
немало добра
мог бы ты выбрать;
битву начав,
не получил ты
ни светлых колец,
ни земель, ни богатства.
Проклятье на нас:
тебя я убил!
То навеки запомнят;
зол норн приговор!»
Ангантюр долго был конунгом в Хрейдготаданде. Он был могуч, щедр и воинствен, и от него произошли роды конунгов.
В эпосе даны верные географические координаты древнейшего Внутреннего Башкорта со столицей город Аркаим (готы-усярганы), а где-то далеко на востоке на другой дополнительной северо-восточной развилине дороги Кунгыр-Буга находился Внешний Башкорт (гунны-башкиры). Эта гунно-башкирская дорога протянулась, думается, от Аркаима по направлению через современных городов Омск – Новосибирск – Томск – Красноярск – Братск – Усть-Кут – Бодойбо – Алдан – Охотск – Магадан – Эленск – Уэлен и через нынешний Берингов пролив до земли Аляска (по-башкирски Алыска ’идти очень далеко‘) и дальше по континенту Северной Америки. На Аляске у Берингово пролива имеется гора Брукс (Буре-эсэ – Волчица) и река Юкон (Йыу-Кан ’вода-река кангинцев-башкир‘); от Берингова пролива до залива Гудзон обитают коренные жители атапаски (ата-паски-р -- «отцовские башкиры», то есть приверженцы Отца Урал-батыра). Там же в мифе индейцев каяу (кая/каяк/кейек – значит волк; как и усярганцы, приверженцы волка-волчицы) повторяется сюжет о двух первородах-фратрий из башкирской писаной истории «Ахуале Сынгыз»: человеческая дева, оплодотворенная лучами Солнца, рождает близнецов, одна из которых превращается «в водного дракона» (Шульган!), а другой, превратившись на десять гор (Урал!), дает тем самым обиталище для людей племени каяу, родоначальник которых, как у башкирских кипчаков, был рожден из дупла дерева.
Южные соседи печенегов-башкир вдоль дороги Кунгыр-буга восприняли многое из их духовной культуры, вплоть до того, что первооснователем китайской государственности является северный «варвар» (печенег-башкир) Хуан-ди (Куандык?). Китайский мифический герой Паньгу, как и башкирский Имир, был рожден из Хаос-Мрака и имел, как и Энкиду-Урал, парные бычьи рога. Он жил на высокой горе из яшмы (Уральские горы!), а после смерти его тело дало начало, как и в мифах об Имире и Урал-батыре, мирозданию со всей живностью на земле; его дыхание превратилось в ветер и облаков, голос – гром небесный, левый (женская половина Имира!) глаз – Солнце-Мать, правый (мужская половина Имира!) – Луна-Отец, руки и ноги – четыре стороны света, позвоночник – пять высоких гор (Тора-тау, Шаке-тау, двуглавый Куш-тау, Юрак-тау?); кровь – это все реки, сухожилия и кровеносные сосуды – дороги на земле, мышцы – почва, волосы – звезды на небе, зубы и кости – драгоценные металлы и камни, сперма – жемчуг и яшма, пот – дождь и роса... – все точно так же, как и в эпосе «Урал-батыр». Ученые считают, что китайцам миф о Паньгу был внесен со стороны (140:39), значит, от печенегов-башкир. Китайцы считали, что далеко на западной горе (Урал!) живут люди «с варварским одеянием» (башкиры!), которые поклоняются, как и написано у Ибн-Фадлана, двенадцати великим богам (141:347).
Имелась еще одна дополнительная ветвь дороги Кунгыр-Буга, протянутая от Аркаима до Северного Ледовитого океана по направлению приблизительно через пункты Челябинск – Тюмень – вдоль реки Иртыш – через рек Обь, Енисей к северной оконечности горы Барранга – до островов Северная Земля (до этого в разделе «География Геродота» узнали, что вдоль этой дороги жили наши предки-скифы). Жители тундры нганасаны сохранили миф «О зарождении Земли», где речь идет об Уральско-Имайских горах, конкретно о двуглавой горе Куш-тау, у которой «северная глава – Мужская гора, а южная – Женская гора»; при том уточняется, что эту двуглавую гору подпирают с северной стороны – Мужчина-гора (Юрак-тау!), с южной – Женщина-гора (Шаке-тау!). Башкирское предание тоже гласит подобно: «С древнейших времен холм с северной стороны носил название холм Мужчины-царя, с южной стороны – Женщины-царицы» (16:66).
И так, дорога Кунгыр-Буга это есть «Кюн-Кара-Бага» ’Солнце Темное (т.е. Луна) Оберегающее‘ – дорога Коровы-Луны.
В итоге выяснили вот что: дорога Кунгыр-Буги, кроме основной, имела еще две дополнительные ответвления – всего их четыре; символами дорог являлись черный флаг (на севере) и синий флаг (на юге).