Слова размножаются из гнезда
Что мы можем использовать, для того чтобы проникнуть вглубь праязыка? -- Все науки, которые требуются в комплексном исследовании (филология, история, археология, этнография, антропология, рисунки – письма на скалах и .т.д.). В то же время, чем глубже мы проникаем в корень языка, тем больше в этом деле увеличивается ценность мифа древнего мира, потому что он – живой сборник историй человеческого мира, который не писан или не дошел до наших дней, хотя был написан. Что испытывал человек, думал и обобщал со дня своего рождения – все это мы можем в той или иной форме найти в мифе. Как отмечает И.М.Дьяконов, в мифе выражается мировоззрение эпохи. По этому поводу человек праязка испытывал трудности. Из-за нехватки языковых средств для общих понятий, он выражал общее через конкретное (через одно слово обозначал разные понятия) (19:9). Как сказал Э.Б.Кондильяк, все самые абстрактные термины произошли от первых названий понятий, познаваемых через чувства (94:240). Разные сложные слова восходят к одному простому корню и составляют характерный семантический ряд и гнездо слов сегодняшних словарей. В то же время, как отмечает И.М.Дьяконов (19:10), древнейшие корневые слова являются однокоренными со словами старого мира (шумер) – III тыс. до. н.э. Приблизительно, эта эпоха совпадает с тюрко-монгольской эпохой общности урало-алтайских языков таблицы Ж.Г.Киекбаева (63:24). Близость этого положения к истине четко прослеживается в работе С.Ш.Чагдурова, в виде шумеро-тюрко-монгольского единства. И другие ученые пишут, что шумеры не относятся ни к семитам, ни эламитам, а также не являются индоевропейцами, но природа их языка очень близка к языкам угро-финских, тюркских, японских народов (85:15). По крайней мере, трудно опровергать его родство к нашему языку. Для примера возьмем образцы шумерского языка из работы И.М.Дьяконова (19:9-13): для обозначения слова “асырға” (открывать) шумеры говорили ик-кид, в прямом смысле ишекте эт “толкай дверь”. Эти два слова употребляются в современном башкирском языке: ик/ек (дверь-щель), слово ик/кид составляет часть современных слов “тиш-ек” (дыра), иш-ек (дверь), и еще кид/кит (уходи). Сейчас увидим образование абстрактного понятия: тот же ик-кид в шумере дает понятие “открой дорогу с одного моря до другого”, в башкирском языке слово не теряет этого значения: ик – “ыҡ”, “эй-ек” (вода, река), кид – “кит” (уходи), то есть иди по речке до моря, куда он впадает. Понятие “яғымлы” (ласковый) шумеры передают через два слова ми-дуғ, в прямом смысле слово обозначает “разговор по-женски”. Шумерское слово ми в современном башкирском языке “мимылдаҡ” (говорят, что слишком ласковая женщина “сюсюкает”), а дуг – и сейчас “түк” (выливай). Значит, ми-дуг есть “сюсюкать-выливать ласковые слова”. Шумеры “убивать” писали как саг-гишраһ, современные ученые переводят его как “ударять дубиной на голову”, “срубить мечом”. Эти три слова в башкирском языке и сейчас употребляются в своем значении: “саг/саҡ (һуҡ, сәнс – ударять, колоть), гиш/киҫ (режь), ораҡ - ор (ударить). Из первых двух, наверно, получился семантический ряд сағыш – һуғыш – һағыш, а из третьего – ораһ – орас – орош (тот же драться, воевать). “Приданое невесты в шумерских глиняных книгах писали слогами ниг-ми-ус-са. Ниг понимается учеными как әй (әйбер) – вещь, в то же время предполагается, что оно обозначало либо кашу в горшке, либо горшок-печку с круглым горлышком. Оказывается, есть и другие значения этого клинописного слога: нинда (нан/икмәк -- “хлеб”) и гар (һалыу, керетеү -- “ложить, класть”). Как видим, эти понимаются как современные: нинда – нан (хлеб), гар – кер (заходи). Современное слово “ниғмәт” (аш-һыу -- еда), которое считается заимствованным из фарсы, не восходит ли к шумерскому слову ниг-ми (“әйбер-мәте” – каша в глиняном горшке)? Шумерское слово нигмиусса (“бирнә” -- приданое) можно понять как “ниг(еҙ) мейесе” (печка-очаг для нового дома молодых). В то же время его можно понять как “таш мейес” (каменная печь). Потому что шумеры слово таш писали вкратце как на, а полностью он, кажется, должен быть “накәр” (“ныҡ ер” – крепкая земля) (81:52).
Если это правда, то можно сказать, что ниг и на – это сокращения от слова накәр. Полностью понимается одно: шумеры за девушкой отправляли көршәк-мейес (тәндер) -- горшок-печку (тендер) или горшок с кашей. У тюркских народов (Ср. Азия) эти горшки-печки широко используются и сейчас, а у башкир есть обычай “нигеҙ бутҡаһы” ашатыу (кормить кашей строителей, заложивших фундамент нового дома) и торжественно строить печку в новом доме – это выполняют родители. Башкиры также дают “ҡул күстәнәсе” (подарок от руки), “ҡул хәйере” (милостыня от руки), в шумере это называется “ниг-шу” (“вещь-рука”). В варианте “с”, это шу, наверно, будет су - усу – усы (ладонь). Получается современное выражение “ус әйбере” (вещь ладони). Понятие “действовать как цари, власть царя” в шумерском языке передается как “судьба большого человека” (хозяина), и это понятие в глиняной книге натиснено в виде нам-лугала, а понятие “судьбы” дается знаком “ҡош-ҡарлуғас” - “птица-ласточка”. Это письмо по-моему должно читаться с перестановкой дефиса как намлуг-ала, что понимается в значении “человек удостоенный выдающимся именем -- “получивший намлыҡ”. Вот почему понятие “судьба” пишется знаком “птица-ласточка”: вестника новой информации, как и современные башкиры, называли “первой ласточкой” – беренсе ҡарлуғас.
Как видим, в те времена отдельное слово не могло обозначать абстрактное понятие, в то же время оно сохранило в себе многозначность, объединив в себе понятия связанные то с логическими, то с эмоциональными ассоциациями. Конечно, “сознание раннего неолита (медно-каменного века), – пишет шумеролог В.И.Афанасьева, - по эмоциональному и мыслительному понятиям мира далеко ушло вперед. Но передавать словом абстрактные обобщения давались ему по-прежнему трудно: сравнивать явления на основе метафоры, то есть две или несколько явлений привести к одному общему типическому показателю и условное спаривание (например, Солнце – Һомай-ҡош, потому что и оно, и птица над нашей головой, на небе; Ер-Әсә -- Земля-Мать. – З.С.) были основными способами обобщения. Вот так рождались мифы, они были не только метафоричным толкованием явлений, но и эмоциональными переживаниями человека” (81:78). В образовании первых слов эмоциональные переживания играли большую роль. Мы уже привели научный взгляд о том, что сейчас родственный праязыку прамиф родился через эмоциональные переживания и метафоры. И в этом причина общего происхождения слов, кажущихся разными.
Таким образом, мы увидели, что в эпоху доабстрактных языков (образование мифов) в старых языках одно слово-корень обозначало десятки понятий и космогоническая модель произошла из двух понятий – женского и мужского начал, через эти два понятия семантические ряды размножаются в гнезде и в силу этого сфера однокоренных слов расширяется, лексический состав языка увеличивается, богатеет, осложняется и в итоге из ствола праязка разветвляются разные ветви языка. Это, если предположение Дьяконова правильное, относится к шумерской эпохе – 3000 годам до н.э. (19:10). Короче говоря, предки некоторых народов, которые сегодня не могут понимать друг друга без переводчика, 5-6 тыс. лет назад говорили на понятном друг другу общем языке. Этим общим языком был праязык. Изучающий древнюю историю должен это помнить.
Значит, если точкой отсчета эволюционной шкалы с времен праязыка до современности обозначить шумерскую эпоху (3000 г. до н.э.), то с этой нулевой точки протянется бесконечная эволюционная черта в противоположные две стороны – в пролшое и будущее. Конечно, если рассуждать теоретически, черта, которая направлена в прошлое, должна проходить через эпоху появления на земле живых существ (в среднем 3,1-3,4 млрд лет назад), потому что корень языка восходит к первым организмам, которые должны меняться информацией. А линия, направленная на будущее, также если мыслить теоретически, должна продолжаться через новый “глобальный язык” (если это возможно) – общий родной язык народов будущего. В то же время “глобальный язык” не должен вытеснять национальные языки, а наоборот, должен способствовать их процветанию и развитию. Вот почему знания праязыка на основе исторического материала языков и по неопровергаемым фактам можно назвать школой, воспитывающей настоящих интернационалистов. Человек, прошедший эту школу хорошо знает одно: ни один язык в мире не лучше или не хуже других языков – все они равны, потому что все они вместе – целый организм. Если это так, то почему родословную праязыка прослеживаешь через башкирский язык, а не какой-нибудь другой язык, спросит меня мой читатель. Значит ты его ставишь на первое место? Нет, уважаемый читатель, ответил бы я, изучая на основе материала любого языка, скоро или поздно честный исследователь пришел бы к такому же результату. Но невозможно знать все языки, поэтому остается использовать в качестве ключа только один язык. Например, восстанавливая родословную уральских языков, В.Штейниц ключевым берет хантыйский, Э.Итконен - финский, Е.А.Хелемский - самодийский языки (61:6). А автору этих строк “ключевым языком”, естественно, послужил его родной башкирский язык – архаический язык, который всей своей природой ему близок и знаком.
Одним словом, в отличие от традиционного языкознания, различающего языки по группам, праязык изучает родство, единство языков всего мира на основе исторической диалектики, целостности, он играет большую роль как объединияющий фактор, а не как разделяющий народы друг от друга фактор по международной политике.
Родословное Древо (Тирәк) народов мира (Древо Мира)условно можно разделить на два этапа: общий праязыческий этап дошумерской эпохи и постшумерский этап разветвления языков отдельным языковым семьям. Развитие лексического состава в дошумерскую эпоху шло в основном по количественному признаку – закрепление в языке в качестве слова познания предметов объективного мира, а в постшумерскую эпоху оно шло по качественному признаку – сравнение и рассмотрение развития абстрактных понятий в связи с предметами объективного мира. Пример этому мы видим из материала старых языков. Происхождение мифов (и религий) народов мира лежит на этапе развития праязыка, потому и имена батыров и богов эпоса совпадают с коренными словами праязыка (например, батыр-ата – патер-отец, матур-әсә -- матерь-мать). Старые письма старого мира в первую очередь использовались для записи имен этих батыров и богов, поэтому письменные источники являются фиксаторами какого-нибудь этапа мифов и языков народов мира. На самом деле имена этих батыров и богов, старые религиозные термины – не какая-нибудь сказка, а первые коренные слова человеческого мира. Они давали конкретные (зооморфные и антропоморфные) понятия первой космогонической концепции, которые рассматривают сознание человека как естественную часть космического мира и напрямую дополняют современную лексику. И поэтому, хотим ли этого, или нет, когда имеем дело с реконструкционным методом знаний праязыка, это первые коренные слова, с одной стороны, образуют гнездо терминов космогонической концепции первобыта, связанных с женским и мужским началами, с другой стороны, система имен богов и тотемов (живых существ, растений), дает ряд бытовых терминов (слов), используемых и в наши дни. Человеку, незнакомому с эпохой праязыка, даже лингвисту, родословные языки, произошедшие из одного праязыка, на превый взгляд покажутся непонятными, искусственными, но несмотря на это истина не перестает быть истиной.
Возникает еще один риторический вопрос: не ограничиваясь кругом традиционного языкознания, нужно ли проникунуть вглубь в эпоху праязыка первобытных людей? Зачем?
Да, это нужно для определения современного состояния и будущего языков мира. Прямая линия, проведенная через две точки, определяет третью. Но знания праязыка я рассмотрел бы как результат пробуждения человеческого мира перед глобальной катастрофой в эпоху термоядроэнергии и межпланетной коммуникации, пробуждение жизненного инстинкта, старание понять друг друга, искать причину, приводящую к пропасти. Потому что, в этом страшном мире историческое развитие факторов, определяющих народы мира, дошло до критического состояния, до самоуничтожения человечества, и сейчас человеческий мир ищет в себе тот антифактор, который смог бы уничтожить эту страшную мощь.
Что касается лингвистического плана, то, что это за определяющие факторы? Оставим на стороне социально-классовые факторы, в большинстве относящиеся к политической науке. Два узких и специальных направления, которые мы изучаем – понятные из знаний праязыка: антагонизм религий и антагонизм наций (национальная ограниченность, шовинизм). Они оба тесно связаны друг с другом – две стороны одной медали. Они ровесники, однокоренные - ростки конца эпохи праязыка. Потому что на основе взгляда первобытного человека о парности в мире (женское и мужское начала), выходит, что и космогоническая концепция, и система терминов, называющих ее, значит, миф и язык – они все были общими для всех людей (например, языческая эпоха). И разветвление из этого общего, материализуясь термином абстрактного мышления, присущим каждому региону, происходит как бы одновеменно в виде приобретения свойства специфики мифа. Чем больше проходит время, общее в праязыке забывается и разница увеличивается – превращается в антагонизмы между языками и религиями. Этому способствует реформы отдельных личностей (царь, маг) в области религии и языка, также те или иные коррективы вносят исторические катастрофы. Но два фактора – религиозный антагонизм и национальный антагонизм все еще продолжают развиваться также, и сегодня они являются сильными факторами, шокирующими человеческий мир. Каждый человек, осваивающий знания праязыка наряду с знаниями природы, хорошо понимает сущность и историческое развитие этих факторов; он перестает быть рабом одновременно и религиозной и национальной ограниченности, для него эти два фактора становятся лишь историческим предметом, которого пережил человеческий мир.
“Все современные и известные истории языки, в том числе индо-европейские языки – все они смешанные, в гипотетическом праязке та же ситуация, - пишет К.Г.Менгес, - последнее мы можем восстановить в возможной точности” (69:25). Таким способом, - говорит ученый, - мы можем найти большинство общих для всех диалектов праязка слов (терминов). (69:25). А чем больше таких находок, тем лучше определяются контуры родословной человеческого мира, усиливается фактор единства, общего, относящее всех нас к общему родословному Древу.
По мнению К.Г.Менгеса, лексическим материалом, дающим возможность реально “пощупать” общий всему человечеству праязык, является название животных, термины земледелия, родства, слова, обозначающие рождение и смерть, день и ночь, небо, землю, звезд и луну, счет до 100, местоимения – важнейшие слова и основные термины, обозначающие процесс еды, познания и др. К этому же относятся имена первых богов. Причина сходства религиозной номенклатуры разных европейских народов и то, что большинство из них кажется заимствованными из других языков, восходит к праязыку, объясняет К.Г.Менгес (69:25). Куда только ни обратиться, результат один: самые старые из слов-терминов, звучащих на всех языках одинаково, происходят со времен общего праязыка. Это особенно прослеживается в мифе, религии.