Боевой опыт русской рати и опыт строительства вооруженных сил Русского государства излагался и обосновывался в XVI в. в военно-исторических и теоретических трудах и попутно затрагивался в общеисторических описаниях.
К военно-историческим трудам того времени можно отнести труд князя Курбского «История о великом князе Московском», в котором он довольно подробно описал поход на Казань 1552 г. и первый период Ливонской войны. Ценность труда в том, что его автор был участником этих войн. Но в своих писаниях Курбский преследовал цель оправдать собственную измену родине и доказать ее вынужденность неправильной политикой Ивана IV. Защитник реакционных феодальных порядков стремился подчеркнуть боеспособность феодального войска, показать свои боевые заслуги и таланты феодальной знати.
Весьма ценный военно-исторический материал дает «Повесть о прихождении литовского короля Степана на великий и славный град Псков». Автор повести неизвестен, но ясно, что он был очевидцем и участником героической обороны Пскова. [393]
Обстоятельно описано все, что относится к обороне крепости, и все то, что видел автор у противника. Этот русский источник дает возможность контролировать показания ряда иностранных авторов XVI в., описавших Ливонскую войну и особенно оборону и осаду Пскова.
Летописные материалы XVI в. (в том числе строгановская летопись о походе Ермака) дают более подробные сведения по сравнению с ранними русскими летописными источниками.
Можно сказать, что в XVI в. появились первые русские военно-исторические труды в виде общеисторических описаний.
В этот же период разрабатывались основы устройства вооруженных сил и вопросы организации и несения пограничной службы, что следует считать одним из первых истоков русской военно-теоретической мысли.
Военно-теоретические вопросы затрагивались в письмах Ивана IV к князю Курбскому, и в сочинениях Ивана Пересветова.
Главным во всех этих трудах являлось обоснование самодержавия как сильной централизованной верховной власти, опорой которой считалось дворянство, духовенство и посадские люди. Теоретическое обоснование такой самодержавной неограниченной власти дал Иван IV, историческая основа ее разработана в «Степенной книге».
Самодержавную власть Иван IV определял как неограниченное право жизни и смерти в отношении всех подданных, которые обязаны рабским послушанием. «А жаловати есмя своих холопов волны, а и казнити волны же есмя»{237}.
Самодержавие необходимо для уничтожения междоусобиц и для обеспечения обороноспособности государства. В обстановке «усобиц» не может быть успеха в войнах с внешними врагами; «...Такожде кто может бранная понести (войну вести) противу врагов, аще растлится междуусобия браньми царство?»{238} Уничтожить «усобные брани» может лишь самодержавие путем безусловного повиновения «подвластных». «Аще ибо царю не повинуются подвластные, никогда же от междоусобных браней перестанут»{239}.
Иван IV «поставил вопрос об основах победы. Возражая Курбскому, который «едину храбрость похволял», он писал о необходимости создания численного превосходства над противником. «Яко же убо предводитель множае полк утверждает, тогда множае побеждаем паче бывает». Победа достигается не только храбростью. Храбрость тоже важна, основой ее опять-таки является сильная самодержавная власть.
Обращаясь к Курбскому, Иван IV писал: «...В дому изменник, [394] в ратных же пребывании рассуждения не имея, понеже хошеш междоусобными браньми, паче же самовольством, храбрость утвердити емуже быти не возможно»{240}. Междоусобные войны и самовольство не могут быть основой храбрости. Повиновение, т. е. дисциплина, является одним из факторов, обеспечиваюших храбрость войска.
Следовательно, победа на войне достигается сильным войском, имеющим прочную дисциплину. Безусловное повиновение не только воинов, но и воевод обеспечивает единство командования. Там, где этого единства не было, где — происходили «усобицы» между воеводами, там войска терпели поражения. Подтверждая это положение, Иван IV ссылался на неудачные походы под Казань, походы против крымских татар и особенно на неудачи в Ливонской войне.
Таким образом, из обоснования самодержавия непосредственно вытекает обоснование необходимости единства командования и утверждения дисциплины не только в отношении воинов, но и прежде всего в отношении воевод. Измены воевод расшатывают дисциплину в войсках. Именно поэтому неповиновение и измена подлежат строгому наказанию.
Теоретическое обоснование устройства новых вооруженных сил изложено в сочинениях Ивана Пересветова, который шесть лет находился на «дворянской службе» у венгерского и польского королей и в конце 30-х годов приезжал в Москву. В сходной с «Киропедией» Ксенофонта форме, но в виде «речей» и «писаний» ученых людей и мудрых правителей Пересветов изложил требования московских служилых людей, т. е. дворянства.
Пересветов доказывал, что «вельможи», «ленивые богатины», т. е. бояре, не могут быть опорой государства. Он писал: «...Вельможи русского царя сами богатеют и ленивеют, а царство его оскужают, и тем они слуги ему (царю) называются, что цветно и конно и людно выезжают на службу его, а крепко за веру христианскую не стоят и люто против недруга смертного игрою не играют, тем богу лжут и государю»{241}. Феодальное боярское ополчение не боеспособно, оно создает лишь видимость сильного войска.
Действительной опорой государства Пересветов считал «воинников», т. е. служилое дворянство. Он писал: «Воинниками царь силен и славен»{242}. Поэтому царь должен «воинникам сердце возврашати, и к себе их припущати блиско, и во все им верити и жалоба их послушати во всем, и любити их яко отцу детей своих, и быти до них щедру»{243}. Не вельможи, [395] а «воинники» составляют силу государства. «Воинникам» надо создать хорошие моральные и материальные условия службы, верить им и не давать их в обиду, «...воина держати, как сокола чередити (т. е. лелеять), и всегда ему сердце веселити, а ни в чем на него кручины не допустити»{244}.
Пересветов выступал против местничества и доказывал необходимость при назначениях и определениях жалованья «воинникам» исходить из их личных качеств и военной службы: «...А кто у царя против недруга крепко стоит, играет смертною игрою, полки недруга разрывает, верно служит, хотя от меньшего колена, и он его на величество поднимает и имя ему велико давает и жалованья ему много прибавливает»{245}.
Войско надо укомплектовывать свободными дворянами, так как ополчение из боярских холопов непригодно для войны. «В котором царстве люди порабощены, и в том царстве люди не храбры и к бою против недруга не смелы»{246}. Пересветов выступал против закабаления боярами служилых людей и рекомендовал царю дать им волю и взять к себе в полк. Следовательно, вопрос ставился об изменении социального состава войска.
В связи с этим Пересветов рекомендовал организовать постоянное войско из «двадцати тысяч юнаков храбрых с огненною стрельбою». Эти «двадцать тысяч лутчи будет ста тысяч». Новое огнестрельное оружие уже завоевало доверие и требовало организации войска. Пищаль в руках одиночного, да к тому же необученного воина была не эффективна. Только залповый огонь большого количества воинов наносил значительные потери противнику. Но для ведения залпового огня необходимо было обучать пищальников, что оказалось возможным лишь при наличии постоянного войска.
Для обороны южной границы от татарских набегов Пересветов предлагал создать украинную армию, чтобы «стояли поленицы с украины на поли при крепостях от недруга, от крымского царя».
Регламентацией пограничной службы в феврале 1571 г. занималось специально созванное совещание детей боярских, станичных голов и станичников под руководством боярина князя Воротынского. На этом совещании был разработан и принят «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе».
«Боярский приговор» прежде всего требовал установить необходимое количество сторож, наиболее удобные места их расположения и маршруты движения станичников, фактически [396] являвшихся дозорами. От сторожей требовалось, чтобы они были «усторожливы от крымские и от ногайские стороны». Для этого «станичникам бы к своим урочищам ездити и сторожам на сторожах стояти в тех местах, которые б места были усторожливы, где б им воинских людей мочно устеречь»{247}. Маршруты дозоров станичников и места расположения сторожей должны быть выбраны так, чтобы они перехватывали все пути возможного движения противника и не допускали скрытного проникновения «воинских людей» (т. е. врага).
Каждый дозор силой в два станичника, «с конь не сседая», должен «ездити по урочищам... по наказом, каковы им наказы дадут воеводы». «Боярский приговор» требовал, чтобы сторожевая служба велась непрерывно и чтобы воеводы ставили конкретные задачи дозорам станичников.
Для приготовления обеда или для ночлега дозорам разрешалось останавливаться, но только в различных местах. «А станов им не делати, а огни класти не в одном месте; коли каши сварити и тогда огня в одном месте не класти дважды; а в коем месте кто полднивал и в том месте не ночевать, а где кто ночевал и в том месте не полдневати. А в лесах им не ставитца, а ставитца им в таких местах, где б было усторожливо»{248}.
В случае обнаружения движения противника от станичников или сторожей требовалось немедленно послать о том донесение «в государевы в украинные городы» по таким маршрутам, по которым можно было упредить врага. Послав донесение, дозор или сторожа должны были скрытно продолжать наблюдение за противником и выяснить его численность. Установив силу врага, они посылали второе донесение в тот же пункт. Одновременно извещались соседи. «А которые головы и сторожи у них на праве или на леве стоят, и им к тем головам и к сторожем с вестью от собя отсылати же»{249}.
«Приговор» требовал дублировать донесения, «чинити отсылки три или четыре или сколько будет пригоже, посмотре по людям и по делу, от которых мест пригоже, а не от одного места...»{250} Донесения не только дублировались, но и отправлялись из различных пунктов.
Большое внимание уделялось правдивости донесения и непрерывности службы охранения. «А не быв на сакме (путь движения противника) и не сметив людей и не доведовался допрямо, на которые места воинские люди (противника) пойдут, станичником и сторожем с ложными вестми не ездити и [397] не дождався на сторожах сторожем себе перемены с сторож не съезжати»{251}.
За самовольный уход со сторожи виновного, если в это время «учинитце война», казнили. За опоздание на смену сторожи налагался большой штраф.
Воеводы и головы обязаны были проверять несение сторожевой службы, посылая доверенных лиц «дозирати на урочищах и на сторожах». При обнаружении небрежности в несении сторожевой службы на виновных накладывалось строгое взыскание.
«Боярский приговор» обязывал воевод и головы «того смотрити накрепко», чтобы «у сторожей лошади были добры» и чтобы каждый станичник выезжал на службу «о дву конь», т. е. с заводным конем. На плохих лошадях и «однолично не отпущати». Наряжая сторожу, воеводы или головы должны были проверить состояние лошадей и «наказывати станичников и сторожей накрепко о всем по наказу», т. е. ставить им конкретные задачи. Если станичнику заменяли лошадь, то за эту лошадь он нес материальную ответственность, уплачивая ее стоимость «тем детям боярским, чью лошадь потеряют или испортят».
Далее «приговор» определял очередность несения станицами (сторожевыми отрядами) сторожевой службы, начинавшейся 1 апреля и кончавшейся 1 декабря или позже в зависимости от выпадания снега. Каждая станица выезжала в поле из Путивля или Рыльска и несла службу две недели, а донецкие сторожи — шесть недель. «А нечто которую станицу разгонят, и на тое место станицу послати, которой за которую доведется рядом по росписи ехати...»{252}
Ответственность за организацию сторожевой службы возлагалась на князя Михаила Тюфякина и дьяка Ржевского, которые обязаны были лично осматривать местность и крепости и определять маршруты движения станиц (сторожевых отрядов), места расположения сторожей и дозоры. О начале и конце сторожевой службы они доносили государю с приложением «росписи» наряжаемых станиц, сторож и дозоров.
«Боярский приговор о станичной и сторожевой службе» по своему содержанию и форме является кратким уставом, в котором изложены обязанности и ответственность личного состава пограничных войск за несение службы.
Конкретизацией «приговора» были решения этого же совещания: об освобождении рязанских сторожей от службы на сторожах («а служить им рядовую службу»); о назначении на их место на сторожи казаков из украинных городов; о замене путивльских севрюков, которые ездили на донецкие сторожи [398] по найму путивльскими и рыльскими детьми боярскими; о назначении мест, где стоять головами в поле и до каких мест ездить от них станицам. Была принята и утверждена роспись сторожам донецким, путивльским, из украинных городов «от польские Украины по Сосне, по Дону, по Мече и по иным речкам, а также роспись мещерским сторожам, разъездам путивльских и рыльсккх станиц и местам, где стоять станичным головам на поле». Все это создавало стройную систему сторожевой пограничной службы.
Следовательно, во второй половине XVI в. теоретически обосновывалась необходимость упрочения самодержавия, возглавлявшего военную организацию государства, разрабатывались вопросы устройства войска на новых основах и порядок несения пограничной службы. Решение всех этих вопросов имело практическое значение. «Приговор» о сторожевой службе разрабатывался на совещании начальствующего состава пограничных войск — детей боярских, станичных голов и опытных станичников.
* * *
Развитие русского военного искусства в XV — XVI вв. определялось прежде всего социально-экономическими и политическими изменениями, происходившими в Русском государстве. Главным содержанием этих изменений было развитие экономических и торговых связей, складывание и укрепление Русского централизованного государства, освобождение от татаро-монгольского ига, начало превращения Русского государства в многонациональное, возникновение и развитие служилого класса помещиков-дворян, который становился надежной опорой самодержавия.
Результатом становления Русского централизованного государства явилось возникновение централизованной вооруженной организации с единым верховным командованием. В связи с этим изменилась роль военного совета, который стал теперь не решающим, а лишь совещательным органом при государе. Решения принимал единолично государь. Но феодальные пережитки все еще сохранялись в форме ограниченного Иваном IV местничества и коллегиального командования полками, во главе которых стояло по нескольку воевод (один из них обычно был старшим).
В процессе складывания Русского государства возникла и оформилась поместная система комплектования войска, которая позволила собирать для похода значительные силы. Поместные войска заменили феодальное ополчение, что определило количественный и качественный рост русского войска.
После походов поместные войска распускались. Но для охраны границ государства необходимы были пограничные войска, формировавшиеся из казаков и детей боярских, т. е. [399] служилых людей. На поместной основе зарождалось постоянное войско, которое находилось на государевой службе постоянно. Хотя сроки службы вообще не устанавливались, но пограничная служба уже регламентировалась.
Другой основой возникновения постоянного русского войска было появление нового огнестрельного оружия. Личный состав наряда и стрельцы не распускались после похода и продолжали нести службу, являясь по существу постоянным войском. Удельный вес этих войск непрерывно возрастал.
Войско Московского государства XV — XVI вв. по своему составу и задачам, которые оно решало, являлось русским национальным войском. Иностранных наемников в русском войске было очень мало. Отряды татарской конницы, участвовавшие в походах московской рати, не изменяли общего национального характера русской рати и по сути дела не являлись иноземными наемниками, так как татарские ханства были включены в состав Русского государства. Для развития наемничества в Московском государстве не имелось социально-экономической и политической базы. Опорой самодержавия являлись не наемники, а дворяне-помещики, которые были по существу военным сословием, и постоянное войско (стрельцы, наряд).
Русское войско решало такие важные политические задачи, как окончательное освобождение от татаро-монгольского ига, воссоединение утраченных ранее русских земель и оборона границ большого государства. Все это заставляло правительство изыскивать способы увеличения вооруженной силы и привлекать к решению общеполитических задач широкие слои городских и сельских жителей, кочевого населения и казачества. Рост численности русского войска связан также с появлением и развитием огнестрельного оружия (стрельцы, наряд и зачатки военно-инженерных войск). Следовательно, сообщение иностранцев о сокращении численности русского войска от XIV до XVI века не соответствует действительности. На самом деле с ростом и укреплением централизованного русского государства, с появлением и развитием новых средств борьбы — огнестрельного оружия — с созданием и совершенствованием аппарата управления и военных учреждений численность русского войска возрастала, повышались и его боевые качества. При этом удельный вес поместной дворянской конницы уже к концу XVI в. выявил тенденцию к снижению. Возрастал удельный вес стрельцов, наряда и казаков.
Появление в XVI в. стрельцов явилось по существу зарождением русского регулярного войска. Стрелецкая пехота имела элементы регулярности: она сохранялась для службы в мирное время, получала содержание от государства (правда, неполное), имела однообразное вооружение, одинаковую форму одежды, определенную организацию, проходила [400] обучение. Но не было еще совместного (казарменного или по квартирам) размещения военнослужащих. Стрельцы жили с семьями в своих домах. Не было полного содержания от государства, и поэтому стрельцы отвлекались от военной службы своим хозяйством, ремеслом или торговлей. Не имелось регламентации прав, точных обязанностей и деятельности воинов в мирное время и на войне, т. е. отсутствовали уставы. Все это появилось позднее.
Численный рост русского войска, необходимость точного учета служилых людей, регулирования их прав и обязанностей, проведение сбора воинов для похода вызвали к жизни появление приказов — органов высшего военного управления. На время походов властью московского государя назначались воеводы, к ним части прикомандировывались дьяки в качестве советчиков. Для обсуждения важных вопросов во время походов созывались военные советы. Зарождались элементы органов полевого управления войска.
Новое оружие в XV в. было еще очень примитивно, но в XVI в. оно значительно усовершенствовалось. Качественному росту огнестрельного оружия в Русском государстве способствовало его централизованное производство, чего не было в Западной Европе, где изготовление оружия носило частно-предпринимательский характер. Формировался и развивался наряд, который успешно применялся при обороне крепостей, затем при их штурме и в полевом бою. Совершенствовалось ручное огнестрельное оружие. Залповый огонь из пищалей оказывал на противника не только моральное воздействие, но и наносил ему значительные потери. Пищаль уже успешно конкурировала не только с хорошим луком, но и с самострелом (арбалетом). По сообщению летописца, «стрельцы тацы бяху искусни и научени ратному делу и пищальному стреляню, яко и малые птицы на полете убиваху из ручных пищалей и из луков»{253}, Кроме пищали, стрельцы имели на вооружении бердыш, который служил подставкой для пищали и был холодным оружием. Стрельцы умели применяться к местности. Это выгодно отличало их от аркебузеров и мушкетеров западноевропейского войска.
Следствием развития нового оружия было изменение структуры русского войска, в котором наряд превращался в третий род войска. Появился новый вид пехоты: сначала пищальники (XV в.), а затем стрельцы (XVI в.), постепенно вытеснившие лучников. В бою теперь взаимодействовали три рода войска — пехота, наряд и конница. Средством маневра и удара по-прежнему была конница. Важную роль в бою играла полковая артиллерия, которая восполняла недостаточную силу огня из ручного оружия. [401]
Русская рать, насчитывавшая десятки тысяч воинов, оснащенная современной техникой и имевшая организацию, соответствовавшую требованиям ведения войны того времени, решала важные политические задачи. Поэтому войны Московского государства в XV и XVI вв. имели крупные стратегические цели. Последовательность достижения этих целей планировалась на военных советах (походы на Казань, Ливонская война) с учетом конкретной политической и стратегической обстановки.
Стратегический успех обеспечивался тогда, когда силы не распылялись, а сосредоточивались на решающем направлении (бой на Ведроше, штурм Казани, первые походы в Ливонию и Белоруссию). Распыление сил для овладения крепостями, ставшими мелкими стратегическими целями, и переход от активных наступательных действий к пассивной обороне (последние периоды Ливонской войны) способствовали затягиванию войны. Длительная Ливонская война истощила силы Московского государства, в результате чего сложилась неблагоприятная политическая и стратегическая обстановка, заставившая заключить невыгодный для Руси мир.
В войнах XV — XVI вв. развивалась тактика русского войска, что было связано с изменением его состава и структуры и появлением новых средств борьбы.
Производство пороха и развитие крепостной и осадной артиллерии изменило способы обороны и атаки крепостей. Деревянные крепостные стены и башни довольно быстро разрушала осадная артиллерия. Поэтому стали строить крепости из камня и кирпича. В ходе обороны крепости на направлениях проломов строились деревянные отсеки со рвами впереди них (оборона Пскова), являвшиеся новым препятствием на направлении штурма. Это увеличивало устойчивость обороны.
Для устройства проломов в крепостной стене стал широко применяться порох, который закладывался в большом количестве (десятки бочек) в подкоп (в минную галерею). Минная атака была успешно проведена при штурме Казани под руководством русского «розмысла» Выродкова.
К этому же времени относится зарождение минной борьбы.
Минная атака заставила изыскивать средства для борьбы с ней. При обороне Пскова успешно были применены слуховые колодцы и контрминные галереи.
Под Казанью русское войско применило систему траншей и туров для приближения артиллерии к объектам штурма и подготовки исходных позиций для пехотных штурмовых колонн. Зарождалась инженерная атака крепости в обстановке применения нового огнестрельного оружия. Эта атака под Казанью дала положительные результаты, в частности потому, что она осуществлялась на широком фронте с одновременным [402] использованием всех средств и способов ее ведения. Под Псковом противник развернул большие инженерные работы. Но его инженерная атака была нацелена в одну точку и осуществлялась последовательно. Это дало возможность псковичам сорвать все попытки противника проникнуть в укрепленный город.
Казань русские войска штурмовали многими колоннами со всех сторон. Атаку штурмовых колонн обеспечивали стрельцы и лучники, т. е. взаимодействовали все виды пехоты. Этого не было при многочисленных штурмах Пскова разноплеменным войском. Сосредоточение противником усилий в одной точке позволяло оборонявшимся маневрировать резервами и собирать крупные силы для контратак. Войско под командованием Батория и его советников не сумело использовать свое большое численное превосходство.
Оборона Пскова — редкий пример успешно закончившейся обороны крепости без всяких попыток ее деблокады со стороны полевых войск. Активные действия оборонявшихся заставили противника отказаться от попыток овладеть Псковом.
В походном порядке русского войска в XVI в. существенных изменений не произошло. Новым моментом явилось разделение функции разведывательной службы и службы охранения. Ертаул был органом дальней разведки, передопой полк выполнял функции авангарда, сторожевой полк являлся арьергардом. Наряд отправлялся или с судовой ратью или же включался в состав главных сил.
Боевой порядок имел свои особенности. Его устойчивость обеспечивал теперь гуляй-город, описанию которого иностранные путешественники того времени уделяли большое внимание. Неудачи в полевом бою русские летописцы обычно относили за счет неготовности гуляй-города.
Гуляй-город представлял собой полевое оборонительное сооружение, опорный пункт, занятый нарядом и стрельцами. В полевой обстановке несовершенное огнестрельное оружие того времени успешно можно было использовать лишь при условии защиты пушкарей и стрельцов, которым требовалось много времени для перезаряжания оружия.
Конница, опираясь на гуляй-город, атаковала противника. При неудачных атаках конница укрывалась за гуляй-городом. Затем по врагу открывали огонь наряд и стрельцы. Вслед за этим конница контратаковала дезорганизованные группы противника.
Гуляй-город, расчлененный на отдельные подвижные укрепления, способен был и наступать. И в этом случае он был опорой конницы, наносившей главные удары.
Обязательное наличие общего и частных резервов являлось характерной чертой боевых порядков русского войска XV — XVI вв. Резервы выполняли различные задачи (чаще всего [403] внезапно нападали на противника из засады). За счет резервов усиливались войска на направлении главной атаки (Казань). Отсутствием общего резерва современники объясняли неудачу русского войска под Оршей.
Изменение в способах ведения войны и боя и появление нового оружия влекли за собой совершенствование организации русского войска, что мы и наблюдаем в XVI в.
Потребность организации и регулирования сторожевой службы заставила воевод регламентировать ее. Появился «Боярский приговор» — инструкция пограничной службы, которая узаконивала и уточняла порядок сторожевой и станичной службы. Таким образом, русская военно-теоретическая мысль родилась как обобщение практики службы пограничного войска. [404]