Вначале он — сторонник революции и социализма. Революция 1917 г. связывается Живаго, служащим в военном госпитале в Мелюзеево, со стихией свободы. Она для него — сотворение нового мира. «Сошлись и собеседуют звезды и деревья, философствуют ночные цветы и митингуют каменные здания. Что-то евангельское, не правда ли? Как во времена апостолов», — делится своим восторгом с Ларой Антиповой Живаго (I, c.94). Социализм ему представляется морем гениализированной, творческой жизни. “Какая великолепная хирургия! Взять и разом артистически вырезать старые вонючие язвы! Простой, без обиняков, приговор вековой несправедливости <…>” (II, 108), — в устах врача такая оценка Октября — высшая похвала. Однако уже в начале гражданской войны наступает охлаждение: “насильственностью ничего не возьмешь. К добру надо привлекать добром”, — убежден он (II, 149). Живаго отрицает марксизм как науку. Оказавшись против воли в партизанском отряде Ливерия Микулицына, Живаго занял позицию над схваткой. Он видел, что гражданская война в России — абсурд, так как у воюющих общие духовные ценности (90-й псалом, зашитый в ладанки партизана-телефониста и раненного Живаго юноши-белогвардейца). Во время пребывания в партизанском отряде окончательно проясняется гуманная позиция Живаго: за одни толки о грядущем счастье “заплачено такими морями крови, что, пожалуй, цель не оправдывает средства” (III, 127). Раскаиваются в совершенных ими убийствах и партизаны. Один из них, Памфил Палых, чуть не сошел с ума из-за того, что убил во время войны мальчишку-кадетика. Живаго бежал от партизан после окончания гражданской войны.
Еще до того как он попал к партизанам, он жил в Варыкино, имении под Юрятином, занимаясь сельским хозяйством, не служил, не лечил и не писал стихов. Он разочаровался окончательно в советской власти из-за “господствующего в наши дни духа трескучей фразы, получившего такое распространение, .. заря грядущего, светочи человечества. Послушать это, и поначалу кажется, — какая широта фантазии, какое богатство! А на деле оно именно и высокопарно по недостатку дарования”. Этим фразам Живаго противопоставил вечные моральные ценности: честный труд, долг, обычаи повседневности (III, 95). “ Человек рождается жить, а не готовиться к жизни. И сама жизнь, явление жизни, дар жизни так захватывающе нешуточны” (III, 103). Понимание жизни Живаго близко толстовской концепции живой жизни. Пастернак, а вместе с ним и Живаго поэтизирует жизнь в Варыкине, в которой герой, подобно Богу, творит из ничего, на пустом месте, свою домашнюю идиллию: “Какое счастье работать на себя и семью с зари до зари, сооружать кров, возделывать землю в заботе о пропитании, создавать свой мир, подобно Робинзону, подражая творцу в сотворении вселенной, вслед за родной матерью производя себя вновь и вновь на свет!” (III, 91) — из записей Живаго. Подобная радость от труда на земле близка радости Константина Левина и самого Л.Толстого, занимавшегося в Ясной Поляне физическим трудом. Оптимистично и отношение Живаго к искусству: «…искусство, в том числе и трагическое, есть рассказ о счастье существования», — думает герой, расставшись с Ларой навсегда, оплакивая в стихах свою утрату (IY, 70).
Гуманность Живаго проявляется и в отношении к людям, в сострадании и любви к падавшим, оступавшимся (такова Лара). Только им вполне доступна красота жизни. Это помогает понять, почему большое место занимает в романе образ Марии-Магдалины в его триединстве красоты-женщины-жизни.
Эта героиня — двойник Лары Антиповой, наряду с Евой, подобно тому как двойники Юрия Живаго — Адам, Христос, Георгий Победоносец, Гамлет, Фауст. Автор достигает больших обобщений, показывая в лице гармоничной пары, Юрия и Лары, современных Адама и Еву, находящихся в конце истории: “Мы с тобой как два первых человека Адам и Ева, которым нечем было прикрыться в начале мира, и мы теперь так же раздеты и бездомны в конце его. И мы с тобой последнее воспоминание обо всем том неисчислимо великом, что натворено на свете за многие тысячи лет между ними и нами, и в память этих исчезнувших чудес мы дышим и любим. И плачем, и держимся друг за друга и друг к другу льнем” (III, 165). “Каждый родится Фаустом, чтобы все обнять, все испытать, все выразить” (из записей Живаго, ср. с “Мастером и Маргаритой”).
Гамлетовское начало в образе героя. "У Живаго больше колебаний и сомнений, <...> чем законченных ответов. В этих колебаниях не слабость Живаго, а его интеллектуальная и моральная сила. У него нет воли, если под волей подразумевать способность не колебаться, принимать однозначные решения, но в нем есть решимость духа не поддаваться соблазну однозначных и непродуманных решений.
Воля в какой-то мере - это заслон от мира. Живаго-Пастернак приемлет мир, каким бы он ни был жестоким в данный момент." Даже бедствуя в Москве, опустившись, Живаго пишет книги по философии, религии, медицине, которые содержали в себе мысли спорные, но «всегда живые и оригинальные», пользовались успехом. Он сохраняет свой оптимизм, жажду жизни, жажду совершенства (еще один толстовский мотив), чего-то высшего. Затем он испытывает новый творческий подъем, пишет статьи и стихи. В сцене прощания с телом 36-летнего, умершего от сердечного приступа Живаго звучит мысль о бессмерии души Юрия Андреевича, который будет жить в памяти любящих его Лары и брата Евграфа Живаго. Этим Живаго отличается от Павла Антипова-Стрельникова, наделенного сильной волей и напоминающего Раскольникова в своем стремлении к сверхчеловеческому.
Но существует и отличие автора и героя: "<...> сам Пастернак далеко не безволен, ибо творчество требует громадных усилий воли". Может быть, и сам доктор Живаго безволен "только в одном - в своем ощущении громадности совершающихся помимо его воли событий, в которых его носит и метет по всей земле. Образ вьюги, неостановимой и пронизывающей, так близок Пастернаку и Блоку в описаниях революции.
События революции - это некая данность, не подлежащая обычной оценке. Событий нельзя избежать". В них "вмешаться можно, но их нельзя поворотить" [Лихачев].
Антипод Живаго, Антипов-Стрельников, хочет активно влиять на историю. Ему, в отличие от Живаго, присущи сильная воля и решительность. Но он терпит поражение во всех областях жизни (в политической – он разделяет социалистические идеи, но его ищут по ложному доносу; в личной он утрачивает семью, и Лара становится подругой другого; в профессиональной – меняет мирную профессию педагога на жестокую, кровавую – военного деятеля). Причина трагедии А-С, закончившейся его самоубийством, в складе его мировоззрения. Он, как и большевики, которым герой служит, упрощает, схематизирует жизнь и поэтому действует во имя абстрактных классовых категорий и целей. Лара об этом: «Мировой пролетариат, переделка вселенной, это другой разговор, это я понимаю. А отдельное двуногое вроде жены там какой-то, это так, тьфу, последняя блоха или вошь» (III, 105). Такая постановка проблемы обнаруживает в мивоззрении А-С сходство с теорией Раскольникова (ср.: Расстрельников-Раскольников). А-С претендует на роль сверхчеловека и пренебрегает человеческими чувствами ради надчеловеческих целей. Сложность отношения А-С к семье также напоминает взаимоотношения героев Достоевского. Лара о муже: «У него от избытка чувств такое задумано! Ему надо все эти военные лавры к нашим ногам положить, чтобы не с пустыми руками вернуться, а во всей славе, победителем! Обессмертить, ослепить нас! Как ребенок!» (III, 105). Трагедия и внутренняя раздвоенность А-С в том, что он действительно стал почти сверхчеловеком, Рыцарем революции, руководствуясь чувствами человеческими (страстной любовью к Ларе, стремлением отомстить за ее поруганную юность, желанием самоутвердиться в ее глазах). С действует из чистых побуждений, но его методы – жестокость, насилие. И он меняется. Лара о своем впечатлении от мужа, увиденного ею в годы гражаданской войны: «То же красивое, честное, решительное лицо… И все же одну перемену я отметила, и она встревожила меня, точно что-то отвлеченное вошло в этот облик и обесцветило его. Живое человеческое лицо стало олицетворением, принципом, изображением идеи… Я поняла, что это следствие тех сил, в руки которых он себя отдал, сил возвышенных, но мертвящих и безжалостных, которые и его когда-нибудь не пощадят» (III, 164; выделено мною. – Т.Д.). (Ср. с поэмой «Высокая болезнь», напечатанной в 1923 г.: в ней Ленин сравнивается с «молньей шаровой», «грозы влетающим комком», «ядром, не властным не рваться», «выпадом на рапире» -- вторая часть этих сравнений обозначает явления природы, орудия военной техники, человеческие действия, несущие смерть). Пророчество Лары сбывается: знания и талант военного деятеля А использовали тогда, когда советская власть была в опасности, затем его начали преследовать, и он бежал с Дальнего Востока, скрывался. В предсмертном откровенном разговоре А-С с Юрием Живаго звучит самый суровый в романе приговор революции, потому что его произносит ее верный Рыцарь: «мы камни ворочали ради тех, кого любили. И хотя мы не принесли им ничего, кроме горя, <…> оказались еще большими мучениками, чем они» (IY, 73). Получается, что мучаются в романе как интеллигенты, не принимающие революцию, так и интеллигенты, вершащие ее. Кроме того, из этого признания А-С ясно, что и он, как Живаго, бессилен изменить ход истории. При этом данные герои не только противопоставлены, но и сопоставлены, т.к. оба любят Лару.
Ее образ во многом символичен, он связан с природой и Россией, воплощает влекущую красоту и женственность. В ней покоряют естественность мыслей и поведения, свобода. Не случайно она под стать Юрию. Они составляют в романе гармоничную пару, в основе чувства которой их внутренняя близость. Лара о сходстве своих интересов с интересами Живаго: «Загадка жизни, загадка смерти, прелесть гения, прелесть обнажения, это пожалуйста, это мы понимаем. А мелкие мировые дрязги вроде перекройки земного шара, <...> это не по нашей части» (IY, 98). Роман же ее с Антиповым головной (аллегория: Россия и революция). Как и Юрий, Лара, вначале принявшая революцию, затем разочаровывается в ней. Лару, очевидно, арестовывают в 30-е гг.
Природа в романе обожествлена, она - некое чудо, живое, как и стихи Живаго. Вечно возрождающаяся природа олицетворяет историю и Россию, хотя последняя и полна двойственности. В единстве природы и истории Пастернак на первое место ставит природу.
Главный итог размышлений Живаго - любовь к России, осознание неизбежности случившегося. В романе есть интертекстуальные связи с "Евгением Онегиным": в конце появляется дочь Юрия Живаго и Лары Таня Ларина. Будущее России в Тане Лариной, образ которой вызывает противоречивые ощущения. Это горькие мысли о деградации России на новом историческом этапе (размышления друга Живаго Гордона: "так русское просвещение стало русской революцией"). Но есть и надежда на то, что "силу подлости и злобы одолеет дух добра" (строки из стихотворения "Нобелевская лекция", 1959).
Хотя образы доктора Живаго, Лары, Антипова-Стрельникова завершают традиционный ряд героев Пушкина, Достоевского, Л.Толстого, сам роман, наряду с "Петербургом" А.Белого и «Мастером и Маргаритой» М. Булгакова, остается удивительным экспериментальным созданием модернистской прозы.