Беллетристика – термин, иногда употребляемый для характеристики прозаических произведений невысокого художественного уровня. В. Белинский понимал под беллетристикой «легкое чтение», противопоставляя ее высокой литературе. Как «серединная» форма литературного творчества беллетристика соприкасается и с «верхом» и с «низом» массовой литературы. Это относится к жанрам авантюрного романа, детектива, научной фантастики[1]. Среди современных российских авторов беллетристами являются Людмила Улицкая (род. в 1943г.) и Борис Акунин (род. в 1956 г.). Цель Акунина -- заполнение «некоторой лакуны в русской литературной традиции»: «У нас есть литература высокая и низкая, но нет литературы мэйнстримовской, которая называется беллетристикой. Мне эта линия кажется продуктивной. Я уверен, что многие профессиональные литераторы займутся жанровой литературой»[2], -- заявил беллетрист в интервью Льву Рубинштейну. Причем, к массовой литературе Акунин относится весьма серьезно, о чем он не раз заявлял в своих интервью: «мне хотелось написать детектив, который можно перечитывать. Это задача очень трудновыполнимая. Обычно, когда ты знаешь сюжет, знаешь, кто убийца, перечитывать не станешь. Но Шерлока Холмса ты перечитаешь. И Честертона перечитаешь. Вот и мне хотелось написать такой детектив, который можно прочитать во второй раз и обнаружить в нем то, что не заметил с первого раза. А в третий раз — то, что не заметил со второго. Мне надо ставить перед собой только трудные задачи», «я имел в виду создание качественно нового для России типа литературы — литературы развлекательной, но написанной по законам большой литературы»[3].
По мнению американского культуролога Джона Кавелти, беллетристы создают идеальный условный мир, в котором отсутствуют беспорядок, двусмысленность, неопределенность и ограниченность реального мира. В формульных произведениях акцент деалется на интенсивных переживаниях в противовес более сложному и неоднозначному анализу характеров и мотиваций, лежащему в основе произведений серьезной литературы. В детективе необремененность социологизмом и психологизмом – одно из требований писательской техники[4]. Для массовой литературы, как правило, характерен динамичный сюжет, особенно с насилием и возбуждающими моментами (опасностью, сексом). Она способствует эскапизму, то есть бегству читателя от скучной будничной жизни. Нужны сильные стимулы, чтобы забыть свои проблемы и погрузиться в иной мир.
Беллетристические жанры строятся на ряде стереотипов. Но, как справедливо заметила Л.В. Зимина, в «фандоринской» серии в силу сюжетного и тематического многообразия нелегко выявить повторяющиеся повествовательные стереотипы, если не считать японской экзотики, часто встречающеймя темы суицида, а также фигурирования в первых романах убийцы-иностранки («Азазель», «Левиафан», «Коронация» и т.п.). Но всегда у Акунина хорошо воссоздается культурная атмосфера. Эскапизм достигается ретроповествованием, обращенным к ностальгии по дореволюционному идеализированному миру[5].
Как показал Джон Кавелти, все хорошие беллетристы владеют двумя специфическими художественными приемами: умением дать «новую жизнь» стереотипам и способностью по-новому изменять сюжет и среду действия, не выходя за границы формулы[6]. Считается, что особенно эффективны два способа оживления стереотипа. Во-первых, это придание характеру черт, кажущихся противоположными стереотипным. Эраст Фандорин – тип умного следователя, который вдобавок «отличается прекрасной реакцией, смел, обладает хорошо развитым логическим мышлением и уникальной интуицией»[7] (такова точная оценка леди Эстер). И в то же время его характер включает черты противоположные данному стереотипу: он увлекается восточными техниками и следует самурайскому кодексу чести, у него сильный природный ум и прекрасные манеры, он мечтает учиться в университете, способен на сильное чувство. Так в стереотипном образе просматриваются иные черты интеллектуального и сентиментального героя.
Вторым способом оживления стереотипа является добавление неких значимых черт, усложняющих характер человека. У Эраста Фандорина это чувство долга перед обществом, психология гражданина, наделенного обостренной нравственностью. Именно он предъявляет серьезный нравственный счет англичанке-благотворительнице леди Эстер, воспитывающей в своих эстернатах новую породу людей, с помощью которых в мире совершается мирная революция: «Благая цель -- это, конечно, замечательно! -- запальчиво воскликнул он. -- Но как насчет средств? Ведь вам человека убить -- как комара прихлопнуть.
-- Это неправда! -- горячо возразила миледи. -- Я искренне сожалею о каждой из потерянных жизней. Но нельзя вычистить Авгиевы конюшни, не замаравшись. Один погибший спасает тысячу, миллион других людей.
-- И кого же спас Кокорин? -- язвительно поинтересовался Эраст Петрович.
-- На деньги этого никчемного прожигателя жизни я воспитаю для России и мира тысячи светлых голов. Ничего не поделаешь, мой мальчик, не я устроила этот жестокий мир, в котором за все нужно платить свою цену. По-моему, в данном случае цена вполне разумна»[8]. В данном случае усложнение присущей беллетристике стереотипности происходит и в плане проблематики.
Подобно постмодернистам, Акунин рисует альтернативную историю, показывает, каким мог бы быть ее ход: «Разве вы не видите, как стремительно в последние десятилетия развиваются наука, техника, искусство, законотворчество, промышленность? Разве вы не видите, что в нашем девятнадцатом столетии, начиная с его середины, мир вдруг стал добрее, разумнее, красивее? Происходит настоящая мирная революция. И она совершенно необходима, иначе несправедливое устроение общества приведет к иной, кровавой революции, которая отбросит человечество на несколько веков назад. Мои дети каждодневно спасают мир. И погодите, то ли еще будет в грядущие годы»[9], -- заявляет гениальная воспитательница леди Эстер. Так бы и было, не вмешайся юный честный, но малообразованный герой, каковым и является в «Азазели» Эраст Фандорин, и не погуби он столь блестящее начинание.
Конечно, идея мирной революции, предупреждающей кровавые политические события 1917 г., хороша, вот только средства, которыми она осуществлялась леди Эстер и ее питомцами, преступны. И симпатии читателя в данном случае скорее на стороне наивного, но нравственного Фандорина, нежели на стороне блестяще образованной, окруженной гениальными профессорами вроде Бланка Эстер, являющейся рупором идей автора. Впрочем, в логике сюжета «Азазеля» ощутимо блестящее знание Акунина художественных законов такого низового жанра, как детектив: в финале в нем должно торжествовать добро, поэтому, как ни тяжела гибель в день свадьбы юной новобрачной Лизы Фандориной, это в общем-то заслуженная кара, которую несет Эраст Петрович, давший слово Эстер не преследовать после ее гибели ее питомцев, но не выполнивший своего обещания. Финал в «Азазели» драматичен: умный инициативный сыщик разоблачил преступную организацию и спровоцировал самоубийство ее главы, но и сам потерял то, что было ему дорого – горячо любимую девушку, да и мир утратил возможность стать лучше, добрее. Так Акунин усложнил традиционный happy end детектива. «Я не играю со злом в поддавки. Победа моему герою достается с большим трудом. А иногда читатель задается вопросом: а хорошо ли, что он победил? Ведь сколько раз, особенно в истории России, хорошие люди служили злу, а плохие — добру», - признался Акунин в интервью «Меня завораживает загадка времени».
Сказались уроки русской классики, диалогом с которой наполнены все произведения беллетриста.
Кстати, и здесь весьма значительна интертекстуальность, ставшая одной из примет стиля этого автора. Амалия Бежецкая – масскультурный сниженный вариант типа, к которому относится и Настасья Филипповна Барашкова, Зуров – типа, к которому принадлежит Рогожин (роман Ф.М. Достоевского «Идиот»). Но особенно важны в «Азазели» реминисценции из повести Н.М. Карамзина «Бедная Лиза». Юная дочь тайного советника, председателя Московской губернской судебной палаты Эверт-Колокольцева Лиза после знакомства с Эрастом Петровичем представляла себе «всякое... жалостливо очень и непременно с трагическим концом. Это из-за "Бедной Лизы". Лиза и Эраст, помните? Мне всегда ужасно это имя нравилось -- Эраст. Представляю себе: лежу я в гробу прекрасная и бледная, вся в окружении белых роз, то утонула, то от чахотки умерла, а вы рыдаете, и папенька с маменькой рыдают, и Эмма сморкается. Смешно, правда?»[10] Изображение чувств юных героев в этом произведении при всей его поверхностности (Акунину, конечно, очень далеко до тонкого психологизма Карамзина) все же напоминает глоток свежей воды. Имена героев романа оправдывают литературные судьбы их прототипов. Акунин подмигивает образованному читателю-интеллигенту, цитируя сюжетные мотивы русской классики, но цитирование это не ироническое, а вполне серьезное. Как и у Карамзина, за вновь разыгравшейся драмой стоит авторская мораль. Да иначе и быть не могло, ибо детектив, как и другой низовой жанр мелодрама, всегда в своей основе дидактичен.
Легкий налет сентиментальности в романе «Азазель» не случаен. В начале 1990-х годов в новореалистической прозе появились произведения ярко выраженного сентиментальногохарактера — «Дружбы нежное волненье» М. Кураева, «Здравствуй, князь!» А. Варламова, «Усыпальница без праха. Записки сентиментального созерцателя» Л. Бежина. Появление реалистических повестей, обращенных к сфере чувств, чистота, нежность, искренность которых образуют их нравственный пафос, связано с бунинско-тургеневской традицией. Сентиментальные повести написаны ясным, прозрачным языком. Они пронизаны нравственным максимализмом, верой, духовностью. По форме это могут быть записки, истории из прошлого, воспоминания юности. В них отчетливо проявляется культ духовной личности, внутренний мир которой нравственно совершенен, порывы и стремления идеальны в моральном отношении, чувства выражены открыто и прямо[11]. Такова Медея Синопли из повести Л. Улицкой «Медея и ее дети».
Людмила Евгеньевна Улицкая (род. 1943) – ученый-генетик и беллетрист. Ее рассказ «Бронька» впервые был напечатан в 1991 г. в журнале «Огонек». В 1994 г. ее сборник «Бедные родственники» вышел в Париже. В этом году и появилась беллетристика Улицкая, названная критиками «генератором сентименального». Повесть «Сонечка» вошла в список финалистов премии Букера за 1993 г. и была отмечена престижной французской премией Медичи и итальянской премией Джузеппе Ацерби. Повесть «Медея и ее дети» напечатана в 1996 г. Улицкая – также автор повести «Веселые похороны». В 2001 г. за роман «Казус Кукоцкого» Улицкая получила премию русского Букера. В 2004 г. выходит новый, «биологический», роман «Искренне ваш Шурик». Произведения Улицкой переведены на ряд иностранных языков. Ее пьесы идут во МХАТе и театре им. Станиславского.