Соотношение Священного Писания и Священного Предания

 

Если мы посмотрим дореволюционные учебники догмати­ческого богословия или катихизисы, то увидим, что в них Свя­щенное Писание и Священное Предание обычно противопос­тавляются.

Например, «Катихизис» святителя Филарета называет Священное Писание и Священное Предание двумя различными способами распространения и сохранения Божественного Откровения.

Митрополит Макарий (Булгаков) говорит, что «под именем Священного Предания разумеется Слово Божие, не заключен­ное в письмена самими богодухновенными писателями, а устно переданное Церкви и с тех пор непрерывно в ней сохраняюще­еся».

Примерно то же самое мы видим в учебнике догматическо­го богословия протоиерея Михаила Помазанского, где прямо говорится, что Предание и Писание это два источника вероуче­ния, или два источника догматов.

Во всех этих определениях Священное Писание и Священ­ное Предание противопоставляются друг другу. Писание рас­сматривается как нечто внешнее по отношению к Преданию. Это связано, конечно, с латинским влиянием на православное богословие которое началось в период упадка образованности на Христианском Востоке. Это латинское схоластическое вли­яние в данном случае проявляется в характерной для латинс­кой мысли тенденции кодифицировать Предание в историчес­ких документах, памятниках, иначе говоря, рассматривать Пре­дание почти исключительно как некую сумму информации о Боге, о духовной жизни, в то время, как для Восточных отцов Предание — это всегда не только знание, не столько информа­ция, сколько именно живой опыт богопознания, опыт объемно­го видения богооткровенной истины, без которого подлинное знание оказывается невозможным. Преодоление такого пони­мания в православном богословии началось только с начала XX века. В чем суть латинского взгляда на соотношение Пре­дания и Писания?

Католическое учение о Священном Предании и соотноше­нии Предания и Писания возникает во время Реформации в Западной Европе, причем возникает по конкретному случаю. Когда Лютер поставил под сомнение католический догмат о папском примате, в Германию прибыли из Ватикана католи­ческие богословы, которые вступили с Лютером в спор. Они не могли обосновать примат папы и сослались на то, что им нуж­но съездить в Ватикан, поднять архивы, поработать в библиоте­ке, чтобы привести достаточные доказательства в свою пользу. И тогда Лютер торжественно объявил, что, в отличие от ка­толических богословов, ему никуда ехать не надо и он все свое учение вполне может обосновать и вывести из одного только Священного Писания.

Этот полемический прием, который один раз оказался ус­пешным, впоследствии получил широкое применение, и пре­вратился в своеобразный принцип, на котором и строилось протестантское учение.

В борьбе с протестантами, отрицающими авторитет Священ­ного Предания как источника вероучения, католики были вы­нуждены построить свое учение. Суть его состоит в том, что Священное Писание и Священное Предание — это два различ­ных параллельных источника вероучения.

Тут могут быть разные акценты. Эти два источника могут пониматься как равные по достоинству, могут пониматься как неравные по достоинству, скажем, Священное Писание может пониматься как некоторое смысловое ядро, а Предание — как некое, пусть и необходимое, но, все-таки, второстепенное допол­нение к Писанию.

Как бы там ни было, во-первых, Писание и Предание рас­сматриваются как нечто взаимодополняющее, и, во-вторых, ут­верждается, что, и Писание, и Предание по отдельности заклю­чают в себе не всю богооткровенную истину, а только некото­рую ее часть.

Такое понимание соотношения Предания и Писания не со­гласуется со святоотеческим пониманием. Скажем, для священномученика Иринея Лионского (II век по Р.Х.) Священное Предание по своему содержанию не есть нечто отличное от Священного Писания, а, наоборот, Предание по содержанию тождественно Новому Завету.

И у других отцов Церкви мы можем найти утверждение, что Священное Писание само по себе содержит все потребное для благочестия, т. е. заключает в себе не часть богооткровен­ной истины, а всю истину в ее полноте.

В начале XX века началось постепенное преодоление схо­ластического взгляда на соотношение Священного Писания и Предания. Известный церковный историк Михаил Поснов в 1906 году пишет на страницах журнала «Христианское чте­ние» (М. Поснов // Христианское чтение, 1906, Т. 2, с. 773):

«Одно из полученного от Христа Евангелия Церковь выра­зила Символом Веры... другое Церковь закрепила в таинствах... иное изложила в Священном Писании, как содержащем ука­зание на исторические факты спасения... другое Церковь вы­разила в Богослужении, песнопениях и молитвах; иное, нако­нец, воплотила в христианском устройстве жизни, в церковно-каноническом управлении, в обрядах, обычаях и т.д».

Какие положительные моменты мы можем отметить в этом определении? Здесь нет противопоставления Священного Пи­сания и Священного Предания, Священное Писание в целом рассматривается в контексте Предания. Отрицательный момент — это то, что все вышеперечисленные составляющие Священ­ного Предания мыслятся именно как части, каждая из кото­рых заключает в себе только часть Откровения.

Некий переворот во взглядах на соотношение Писания и Предания начинается с середины нашего столетия во многом благодаря работам архимандрита Софрония (Сахарова), учени­ка преподобного старца Силуана Афонского. Архимандрит Софроний при этом не излагал свое учение, а излагал взгляд на вопрос о соотношении Писания и Предания самого преп. Силу­ана.

Арх. Софроний пишет, что «...Предание объемлет собою всю жизнь Церкви настолько, что и самое Священное Писание является лишь одною из форм его».

Таким образом, Писание рассматривается не как часть Пре­дания, а как качественно отличная форма церковной жизни. В другом месте архимандрит Софроний так передает слова свое­го преподобного учителя:

«Священное Писание не глубже и не важнее Священного Предания, как сказано выше, одна из его форм: форма эта яв­ляется ценнейшей и по удобству сохранения ее и по удобству пользования ею; но изъятое из потока Священного Предания, Писание не может быть понято, как должно, никакими науч­ными исследованиями».

Еще в XIX столетии святитель Филарет Московский назы­вал Писание «упроченным видом Предания» и по этому пово­ду говорил следующее (Митрополит Филарет. Слова и речи, ч.4, с. 96):

«С тех пор, как учение христианское заключено в Священ­ные книги, Святая Церковь, для верного и неизменного сохра­нения сего учения, имеет обычай и правило, не только мысли сего учения на непреложном свидетельстве богодухновенного Писания утверждать, но и самые слова и выражения, для озна­чения важнейших предметов и частей заимствовать из того же чистого источника Писания».

Итак, когда мы говорим о соотношении Священного Писа­ния и Священного Предания, мы должны избегать двух соблазнов: во-первых, опасности противопоставления Священного Писания и Священного Предания и, во-вторых, опасности свес­ти Священное Предание к сумме некоторых знаний, к набору определенных памятников, в которых содержится это знание.