Под таинствами в православном богословии понимаются священнодействия, в которых происходит встреча Бога с человеком и наиболее полно, насколько возможно в земной жизни, осуществляется единение с Ним. В таинствах благодать Бога нисходит на нас и освящает все наше естество — и душу, и плоть — приобщая его к Божественному естеству, оживотворяя, обоготворяя и воссозидая в жизнь вечную. В таинствах мы получаем опыт неба и предвкушаем Царство Божье, к которому всецело приобщиться, то есть войти в него и жить в нем, можно лишь после смерти.
Греческое слово mysterion (таинство, тайна) — от глагола myo, означающего “покрывать, скрывать.” В это слово Святые Отцы вкладывали широкий смысл: “таинством” называли воплощение Христа, Его спасительное дело, Его рождение, смерть, Воскресение и другие события Его жизни, саму христианскую веру, учение, догматы, богослужение, молитву, церковные праздники, священные символы и т. д. Из числа священнодействий таинствами по преимуществу называли Крещение и Евхаристию. В “Церковной иерархии” Дионисия Ареопагита говорится о трех таинствах — Крещении, Миропомазании и Евхаристии, однако “таинствами” названы также пострижение в монашество и чин погребения.[158] Преподобный Феодор Студит (IX в.) говорит о шести таинствах: Просвещении (Крещении), Собрании (Евхаристии), Миропомазании, Священстве, монашеском пострижении и чине погребения.[159] Святитель Григорий Палама (XIV в.) подчеркивает центральный характер двух таинств — Крещения и Евхаристии,[160] а Николай Кавасила (XV в.) в своей книге “Жизнь во Христе” дает толкование трех таинств — Крещения, Миропомазания и Евхаристии.[161]
В настоящее время в Православной Церкви принято считать таинствами Крещение, Евхаристию, Миропомазание, Покаяние, Священство, Брак и Елеосвящение. Священнодействия, называемые “таинствами, “ есть как бы высоты в длинной цепи холмов остальных богослужебных чинов и молитвословий. В таинствах молитвы соединены с благословениями в той или иной форме с особыми действиями. Слова благословения, сопровождаемые священными внешними действиями, есть как бы духовные сосуды, которыми черпается и подается членам Церкви, нелицемерно верующим, благодать Святого Духа.[162] [163] В XV веке святой Симеон Солунский говорит о семи таинствах, настаивая, однако, на сакраментальном характере монашеского пострижения.[164] Его современник митрополит Иоасаф Эфесский пишет: “Я считаю, что церковных таинств не семь, но больше” — и дает список из десяти таинств, включив в их число монашеское пострижение, чин погребения и чин освящения храма.[165]
В каждом таинстве есть видимая сторона, включающая в себя само чинопоследование, то есть слова и действия участников, “вещество” таинства (вода в Крещении, хлеб и вино в Евхаристии), а есть и невидимая сторона — духовное преображение и возрождение человека, ради чего и совершается все чинопоследование. Собственно “тайной” и является эта невидимая часть, остающаяся за пределами зрения и слуха, выше разума, вне чувственного восприятия. Но в таинстве преображается и воскресает вместе с душой и телесная оболочка человека: таинство — не только духовное, но и телесное приобщение к дарам Святого Духа. Человек входит в божественную тайну всем своим существом, он погружается в Бога и душой, и телом, потому что тело тоже предназначено к спасению и обожению. В этом смысл погружения в воду (в Крещении), помазания миром (в Миропомазании), вкушения хлеба и вина (в Евхаристии). В будущем веке “вещество” таинства уже не нужно, и человек причащается не Тела и Крови Христа под видом хлеба и вина, но самого Христа непосредственно. На пасхальном богослужениии мы молимся: “подавай нам истее (полнее, совершеннее) Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего.” Тем самым мы исповедуем, что в небесном отечестве, in patria, мы чаем еще более полного, еще более тесного единения со Христом. Но пока мы in via, в странствии, на земле, мы нуждаемся в видимых знаках Божьего присутствия: поэтому мы приобщаемся к Божественному естеству через воду, насыщенную Богом, через хлеб и вино, напоенные Им.
Совершителем любого таинства является Сам Бог. Перед началом Литургии диакон говорит священнику: “Время сотворити Господеви” (Пс. 118:126); по-русски “время Господу действовать,” то есть настало время, пришел час, когда действовать будет сам Бог, а священник и диакон — лишь Его орудия. И в момент преложения Святых Даров священник не действует сам, а только молится, призывая Бога Отца: “и сотвори убо хлеб сей честное Тело Христа Твоего, а еже в чаши сей честную Кровь Христа Твоего.” В чине Крещения священник произносит “Крещается раб Божий...,” подчеркивая, что не он сам, а Бог совершает таинство. По словам святителя Амвросия Медиоланского, “крещает не Дамасий, не Петр, не Амвросий и не Григорий. Мы исполняем свое дело как служители, но действенность таинств зависит от Тебя. Не в человеческих силах сообщать божественные блага — это Твой дар, Господи.”[166]