По указанию Писания, обрезание имело нравственное и таинственно-прообразовательное значение. В своем нравственном смысле и значении обрезание внушало человеку необходимость бороться со своими греховными склонностями, необходимость обрезания не плоти только, но «сердца и ушей», то есть отсечение, искоренение всех дурных помыслов, склонностей и стремлений (Вт. 10, 16; Лев. 26, 41; Иер. 4, 4; 6, 10; Деян. 7, 51). Отсюда истинно обрезанным, по Апостолу, является «не тот Иудей, кто таков по наружности и не то обрезание, которое наружно, на плоти; но тот иудей, кто внутренне таков, и то обрезание, которое в сердце по духу, а не по букве: ему и похвала не от людей, но от Бога» (Рим. 2, 28-29).
Святому апостолу Павлу принадлежит также объяснение таинственно-прообразовательного значения обрезания. В Послании к Римлянам он называет обрезание (4, 11) печатью праведности через веру (4, 11), поскольку обрезание было действительно и имело значение только при вере в обетованного Искупителя. Апостол видел также в обрезании прообразовательное указание на новозаветное крещение (Кол. 2, 11-12). Таким образом, по апостолу Павлу, рукотворенное ветхозаветное обрезание предъизображало собою нерукотворенное новозаветное обрезание — крещение, состоящее в совлечении тела греховного плоти. По словам церковных песней, обрезание и совершение этого обряда именно в восьмой день по рождении младенца изображало будущую непрестанную «осмаго века жизнь», указывало на искупление (как бы восьмой день жизни человечества), когда «Господь человеческие прегрешения обрезует» (тропарь по четвертой песни канона 14 января).
Как глубоко таинственный прообраз союза человека с Богом через веру во Христа, обрезание называется заветом вечным (13 стих). Наказание, изрекаемое необрезанному — «истребится душа та из народа своего» — можно понимать в смысле отлучения от общества верующих, от Церкви, лишения тех великих благ обетования, наследниками которых являются истинно обрезанные потомки Авраама — плотские и духовные.