То, что сказывается о Боге и творениях, сказывается ли о них однозначно.

Как представляется, то, что сказывается о Боге и творениях, сказывается о них однозначно.[149]

 

1. Ведь все соименное (aequivocum) сводится к однозначному (univocum), как многое к одному. Ведь если имя “собака” (canis) соименно[150] сказывается о лающей собаке и о морской собаке (тюлене - canis marinus), то надлежит, чтобы о чем-то оно сказывалось однозначно, а именно, обо всех лающих собаках; в противном случае [именование] продолжалось бы до бесконечности. Какие-то субъекты действия (agentia) являются однозначными [или производят однозначное себе]: они совпадают с результатом своего действия по имени и определению, как, например, когда человек рождает человека. Некоторые же субъекты действия (agentia) соименны (являются производящими лишь соименное), например, солнце, которое служит причиной тепла; само же оно является теплым лишь по имени (соименно). Представляется, что первый агент (первое производящее), к которому возводятся все производящие (агенты), является агентом однозначным (производит однозначное). Таким образом, то, что сказывается и о Боге, и о творениях, предицируется однозначно.

2. Кроме того, между соименными нет никакого подобия. Но творения имеют некое подобие Богу, согласно сказанному в книге Бытия: “Сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему” (Быт. 1, 26); поэтому представляется, что нечто сказывается однозначно о Боге и творениях.

3. Кроме того, мера однородна с измеряемым, как говорится в Метафизике.[151] Но Бог есть первая мера всего сущего, как сказано там же. Следовательно, Бог однороден с творениями. Таким образом, нечто может быть сказано однозначно о Боге и творениях.

 

Напротив, все, что предицируется каким-то вещам под одним и тем же именем, но не в одном и том же смысле предицируется им соименно. Однако никакое имя не подходит Богу по своему смыслу, тому, в котором оно сказывается о творении; ведь мудрость есть качество в творениях, но не в Боге: с изменением рода меняется смысловое содержание, так как род – это часть определения.[152] То же самое относится и к другим [именам]. Итак, все, что сказывается и о Боге, и о творениях, сказывается соименно.

Кроме того, Бог отдален от творений больше, чем любые творения друг от друга. Но ввиду дистанции между некоторыми творениями оказывается невозможным предицировать им что-либо однозначно, так же, как и тем творениям, которые не относятся к одному роду. Но в гораздо меньшей степени что-либо может предицироваться однозначно Богу и творениям.

 

Отвечаю: Следует сказать, что невозможно, чтобы что-либо сказывалось о Боге и творениях однозначно. Ибо всякое произведение (effectus), не адекватное причинной способности (virtutem causae) производящего, воспринимает сходство с производящим не так, чтобы получить то же самое смысловое содержание, но в недостаточной мере: то, что делимо и множественно в произведениях, в причине просто и одинаково; так солнце действием одной способности производит многообразные различные формы в нижележащих вещах. Таким же образом, как было сказано выше (13, 4), все совершенства вещей, присутствующие в сотворенных вещах как делимые и множественные, в Боге предсуществуют в единстве. Итак, когда какое-то имя, относящееся к совершенству, сказывается о творении, оно обозначает это совершенство как отличное от других [совершенств] по смысловому содержанию, выражаемому определением; скажем, когда имя “мудрый” сказывается о человеке, мы обозначаем некоторое совершенство, отличное от сущности человека, и от его способности, и от его бытия, и от всего подобного. Но когда это имя мы приписываем Богу, мы не намереваемся обозначить нечто отличное от его сущности, или могущества, или бытия. Таким образом, когда имя “мудрый” сказывается о человеке, оно некоторым образом описывает и схватывает обозначенную вещь; этого нет, когда оно сказывается о Боге, но в этом случае обозначенная вещь остается не схваченной и выходит за пределы значения имени. Поэтому очевидно, что не в одном и том же смысле имя “мудрый” сказывается о Боге и о человеке. Так же обстоит дело и с другими именами. Следовательно, никакое имя не предицируется Богу и творениям однозначно.

Но и не только соименно (pure aequivoce),[153]как утверждали некоторые. В таком случае из творений ничего нельзя было бы ни познать о Боге, ни доказать, но всегда возникает возможность ложной аргументации, [исходя из] соименности (fallacia Aequivocationis). Это в той же мере было бы против философов, которые многое доказывают о Боге, как и против слов Апостола: “Невидимое Его через рассматривание творений видимо” (Рим. 1, 20).

Итак, надобно сказать, что такого рода имена сказываются о Боге и творениях согласно аналогии, т.е. пропорции.[154]

Бывает же это двояким способом в именах: либо потому, что многое находится в соотношении с одним, как например, “здоровое” сказывается о лекарстве и моче, так как они находятся в определенном порядке в отношении к здоровью животного, причем одно есть признак здоровья, а другое – его причина; либо оттого, что одно находится в отношении к другому, как, например, “здоровое” сказывается о лекарстве и о животном, ибо лекарство – причина здоровья, которое есть в животном. Таким способом нечто сказывается о Боге и творениях аналогично (по аналогии - analogice), но не исключительно одноименно и не однозначно. Ведь мы можем именовать Бога только через творения, как было сказано выше (13, 1). Таким образом, все, что сказывается о Боге и творениях, сказывается ввиду того, что творения находятся в определенном порядке в отношении к Богу, как к началу и причине, в которой совершенства всех вещей предсуществуют превосходящим образом.

И этот модус общности является промежуточным между исключительной соименностью и простой однозначностью. Ведь в том, что сказывается по аналогии, смысловое содержание не одно и то же, как в однозначном, но и не совершенно разное, как в соименном; но имя, которое сказывается так многоразлично, обозначает различные соотношения (proportiones) с чем-то одним. Так “здоровое”, будучи сказано о моче, обозначает признак здоровья животного, а будучи сказано о лекарстве, обозначает причину его здоровья.

 

На первый довод, таким образом, следует сказать: хотя при предикации надлежит соименную предикацию сводить к однозначной, однако в деятельности не однозначно действующее [то, что производит не однозначное себе] с необходимостью предшествует однозначно действующему [тому, что производит однозначное себе] (ср. 4, 3 c). Ведь не однозначный агент является общей причиной целого вида, как солнце – причина порождения всех людей. Однозначный же агент не является общей производящей причиной целого вида (в противном случае оно было бы причиной самого себя, так как оно относится к этому виду), но является частной причиной по отношению к данному индивиду, которая включает его в вид посредством причастности. Итак, общая причина целого вида не есть однозначно производящее. Но общая причина предшествует частной.

Общая производящая причина, хотя не является однозначной, не является, однако, и только соименной, ибо она не производила бы тогда себе подобного. Но это производящее можно назвать аналогическим; так же, как все однозначные предикаты сводятся к одной первому, не однозначному, но аналогическому предикату, который есть “сущее”.

На второй довод следует сказать, что подобие творения Богу несовершенно, ибо оно не представляет собой одно и то же даже по роду, как было сказано выше (4, 3).

На третий доводнадо сказать, что Бог не есть мера, пропорциональная измеряемому. Поэтому не следует, чтобы Бог и творения относились к одному и тому же роду.

Аргументы, приведенные против первоначально высказанного предположения, доказывают, что такого рода имена предицируются Богу и творениям не однозначно; но не доказывают, что соименно.