Представляется, что истина находится не только в интеллекте, но скорее в вещах.
1. Ведь Августин в книге “Монологи”[155] осуждает следующее определение истины: Истинно то, что видится. Ибо в согласии с этим, камни, скрытые в глубоких недрах земли, не были бы истинными камнями, потому что невидимы. Осуждает он также и следующее: Истинно то, что таково, каким видится познающему, если он хочет и может познавать; ибо из этого вытекает, что ничто не было бы истинным, если бы никто не мог познать этого. И Августин определяет истинное так: Истинно то, что есть. Таким образом, представляется, что истина находится в вещах, а не в интеллекте.
2. Кроме того, что бы ни было истинным, оно истинно посредством истины. И если бы истина была только в интеллекте, все [истинное] было бы истинным, лишь поскольку оно мыслится. Но это заблуждение древних философов, которые говорили, что все, что видится, является истинным.[156] А отсюда следует, что два [представления], находящиеся в противоречии друг с другом, одновременно являются истинными, ибо они одновременно разным людям кажутся истинными.
3. Кроме того, то, в силу чего бывают чем-то, само тем более является этим же, как явствует из книги I Второй аналитики.[157] Но согласно утверждению Философа в Категориях, в силу того, что вещь существует или не существует, и мнение или речение является истинным или ложным.[158] Следовательно, истина скорее в вещах, чем в интеллекте.
Напротив: Философ говорит в книге VI Метафизики,[159] что истинное и ложное не в вещах, но в интеллекте.
Отвечаю: Надобно сказать, что как благим называется то, что притягивает желание, так и истинным называется то, что притягивает интеллект (Cfr. 16, 3, ad 3). Есть, однако, различие между желанием и интеллектом, или каким бы то ни было познанием, состоящее в том, что познание имеет место тогда, когда познанное есть в самом познающем, а желание тогда, когда желающий стремится к самой желаемой вещи (Cfr. I, 82, 3 c). Таким образом, конечный пункт (terminus) желания, т.е. благое, находится в желаемой вещи, а конечный пункт познания, т.е. истинное, находится в самом интеллекте.
Благо есть в вещи, поскольку ей присуще побуждать желание (habet ordinem ad appetitum); и благодаря этому характеристика (ratio) благости от желаемой вещи переходит на желание, ввиду чего желание называется благим, если оно желание благого. Подобным образом, когда истинное есть в интеллекте, благодаря чему оно придается и постигаемой вещи, то необходимо, чтобы характеристика (ratio) истинного, переходила от интеллекта на постигаемую вещь, чтобы и постигаемая вещь также называлась истинной, поскольку ей присуще неким образом побуждать интеллект (habet aliquem ordinem ad intellectum).[160]
Постигаемая вещь может быть некоторым образом предустановлена к интеллекту, либо сама по себе, либо акцидентально. Сама по себе предустановлена к интеллекту, от которого зависит в своем бытии; акцидентально же - к интеллекту, которым может быть познана. Так, мы говорим, что дом соотнесен с интеллектом архитектора сам по себе, акцидентально же соотнесен с интеллектом, от которого не зависит. Суждение о вещи высказывается не на основании того, что есть в ней акцидентально, но на основании того, что присуще ей как таковой. Поэтому всякая вещь называется абсолютно истинной, если предустановлена к интеллекту, от которого зависит. Вот почему вещи рукотворные называются истинными согласно своей предустановленности к нашему интеллекту; ведь истинным называется дом, который вполне подобен форме, имеющейся в уме архитектора; и суждение называется истинным, поскольку является знаком истинного постижения (intellectus).[161] Подобным образом говорят, что природные вещи являются истинными, коль скоро вполне подобны видам, имеющимся в божественном уме; говорят ведь как о подлинном [или об истинном] о камне, который имеет природу, свойственную камню в соответствии с пред-знанием (secundum praeconceptionem) божественного интеллекта. Следовательно, истина первично есть в интеллекте; вторично в вещах, поскольку они относятся к интеллекту как к началу.
Ввиду этого истина получает различные определения. Августин в книге Об истинной религии говорит, что истина есть то, чем выявляется то, что есть.[162] И Иларий говорит,[163] что истинное - это предъявленное или выявленное бытие (verum est declarativun aut manifestativum esse). И это касается истины, поскольку она есть в интеллекте.
А истины вещи, в силу ее предустановленности к интеллекту, касается определение Августина в книге Об истинной религии: Истина есть высшее подобие началу, где нет никакого несходства.[164] И определение Ансельма: истина есть правильность, воспринимаемая только умом (mente);[165] ибо правильно то, что находится в соответствии с началом. И определение Авиценны: истина всякой вещи есть собственная характеристика (proprietas) ее бытия, которая неизменно сопряжена с ней.[166] - А когда говорится, что истина есть приравнивание (adaequatio) вещи и интеллекта (cfr. 16, 2, arg. 2), можно отнести и к тому, и к другому.
На первый довод следует указать, что Августин говорит об истине вещи; он исключает из понятия (a ratione) такого рода истины отношение к нашему интеллекту. Ведь то, что является акцидентальным, исключается из всякого определения.
На второй довод следует сказать, что древние философы не считали, что виды природных вещей происходят от какого-то интеллекта, но что они случайны (cfr. I, 15, 1, c). А поскольку они видели, что истинное вносит отношение к интеллекту, они были вынуждены основывать истину вещей на их предустановленности к нашему интеллекту. Эти допущения несовместимы, что Философ прослеживает в шестой книге Метафизики (loco cit. in arg.). Этой трудности не возникает, если мы положим, что истина вещей заключается в их отношении к божественному интеллекту.
На третий довод следует сказать, что хотя причиной истины нашего интеллекта является вещь, однако нет необходимости, чтобы понятие (ratio) истины прежде находилось в вещи, подобно тому как понятие здоровья не находится в лекарстве прежде, чем в животном. Ведь это сила лекарства, а не его здоровье, является причиной здоровья, поскольку действующее не является однозначным. Сходным образом не истина вещи, а ее бытие является причиной истины интеллекта. Поэтому Философ говорит, что мнение или речение является истинным в силу того, что вещь существует, а не в силу того, что вещь истинна.
2. Находится ли истина в составном и делимом интеллекте? [167]
Представляется, что истина находится не только в интеллекте составном и делимом.
1. Ведь Философ говорит в третьей книге О душе,[168] что как ощущения соответствующих [данному чувству] ощущаемых [объектов] всегда истинны, так и постижение (intellectus) некоторого “то, что есть” (cfr. I, 17, 2-3). Но составления и деления нет ни в чувстве, ни в интеллекте, познающем то, что есть. Следовательно, истина есть не только в интеллекте составном и делимом.
2. Кроме того, Исаак [169] говорит в книге Об определениях (De definitionibus) что истина есть равенство [адекватность] вещи и интеллекта. Но как постижение составного может быть адекватно вещам, так и постижение несоставного, а также чувство, ощущающее вещь, как она есть. Следовательно, истина не находится только в составном и делимом интеллекте.
Напротив, как говорит Философ в шестой книге Метафизики, относительно простого и того, что есть, нет истины, ни в интеллекте, ни в вещах.[170]
Отвечаю: Надобно сказать, что, согласно вышесказанному (16, 1), истинное, в первичном смысле, есть в интеллекте. Но коль скоро всякая вещь является истинной ввиду того, что имеет форму, присущую ее природе, то необходимо, чтобы интеллект, поскольку он является познающим, был истинным в силу сходства с познаваемой вещью , которое есть форма интеллекта, поскольку он является познающим. Потому истина определяется через подобие (conformitas) интеллекта и вещи. И познавать это подобие - значит познавать истину. Чувство же никоим образом не познает истину: хотя зрение имеет сходство с видимым [объектом], однако оно не познает соотношения (comparationem), имеющего место между видимой вещью и тем, что зрение воспринимает (apprehendit) от нее.[171] Интеллект же может познавать свое подобие постигаемой вещи, но не схватывает (non apprehendit) его, если познает относительно чего-либо то, что есть; [172] но когда интеллект составляет суждение, что вещь такова же, как и та форма, которую он воспринимает (apprehendit) от вещи, тогда он впервые познает и говорит истинное. И это интеллект делает, составляя и разделяя: ведь во всяком предложении некая форма, обозначенная посредством предиката, либо прилагается к некоей вещи, обозначенной посредством субъекта, либо отнимается от нее. Тем самым ясно видно, что ощущение всякой вещи истинно, равно как и интеллект, поскольку он познает то, что есть; но не потому что он познает или говорит истинное. И подобным образом обстоит дело с речами (de vocibus), составными и несоставными. Итак, истина может быть в чувстве, или в интеллекте, познающем то, что есть, как в некоей истинной вещи; но не как познаваемое в познающем, что подразумевается в слове “истинное”: ведь совершенством интеллекта является истинное как познанное.[173] А потому, в собственном смысле истина находится в интеллекте составном и делимом,[174] но не в чувстве [175] и не в интеллекте, познающем то, что есть.[176]
А отсюда очевиден ответ на возражения.