Представляется, что в этой доктрине не применимо доказательство.
1. Говорит ведь Амвросий в книге I О католической вере[23]: “отбрось аргументы там, где искомым является вера”. Но целью разысканий в этой доктрине главным образом является вера; почему и сказано: “Сие же написано, дабы вы уверовали” (Иоан. 20, 31). Следовательно, в священной доктрине не применимо доказательство.
2. Кроме того, если бы она использовала доказательства, то аргументировать можно либо отправляясь от авторитета, либо от разумного основания. Если от авторитета, то это, по-видимому, не отвечает ее достоинству: ведь аргумент от авторитета, по Боэцию, самый слабый. Если же от разумного основания – это не отвечает ее назначению: ибо, согласно сказанному Григорием в гомилии,[24] “вера не имеет значения там, где человеческий разум, опираясь на опыт, проводит доказательство (praebet experimentum)”. Следовательно, в священной доктрине не применимо доказательство.
Напротив, сказано о епископе: “Держащийся (amplectens – постигающий разумом смысл) истинного слова, согласного с учением, чтоб он был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать” (Тит. 1, 9).
Отвечаю: Следует сказать следующее. Как другие науки не приводят аргументов для доказательства своих собственных начал, но каждая, исходя из них, выстраивает аргументы для доказательства других содержащихся в этой науке положений, так и эта доктрина не приводит аргументов для доказательства своих начал, т.е положений веры, но исходит из них для доказательства чего-то иного. Так и апостол (1 Кор. 15, 12 и сл.) находит в воскресении Христа исходный аргумент для доказательства всеобщего воскресения.
Следует, однако, принять во внимание относительно философских наук, что низшие науки не доказывают свои начала и не вступают в обсуждение их с теми, кто их отрицает, а предоставляют это высшей науке; высшая же из них, а именно метафизика, может [входить в обсуждение] и спорить с тем, кто отрицает ее начала, если противник что-то из них признает; если же он ничего не признает, то спорить с ним невозможно, хотя метафизика может ответить на его аргументы. Потому и Священное Писание, не имея ничего выше себя, обсуждает свои начала с тем, кто отрицает их, но приводит аргументы только в том случае, если оппонент допускает какие-то из истин, полученных через божественное откровение; так, опираясь на авторитетные положения (per auctoritates) священной доктрины, спорим с еретиками, а опираясь на одни положения, спорим с теми, кто отрицает другие. Если же противник не верит ничему из того, что открыто духновенно, то не остается больше никакого способа доказать положения веры посредством разумных аргументов, можно лишь ответить на аргументы против веры, если таковые выдвинуты. Ведь если вера опирается на непогрешимую истину, а доказать противоположное по отношению к истинному невозможно, то ясно, что рассуждения (probationes), которые выдвигаются против веры, не есть доказательства (demonstrationes), но лишь могущие быть опровергнутыми аргументы (solubilia argumenta).
На первый довод, таким образом, следует сказать: хотя аргументы человеческого разума неспособны доказать то, что относится к области веры, однако, как уже сказано, опираясь на положения веры, эта доктрина доказывает другие положения.
На второй доводследует сказать, что доказывать, отправляясь от авторитета, в наибольшей мере подобает именно этой доктрине; ибо начала ее получены через откровение, и должно доверять авторитету тех, кому было дано откровение. Это не уменьшает достоинства доктрины: хотя аргумент от авторитета, который основывается на человеческом разуме, является самым слабым, однако аргумент от авторитета, опирающегося на божественное откровение, сильнейший.
Священная доктрина использует также и человеческое разумение; не для того, чтобы обосновывать веру, так как этим устраняется заслуга веры, но чтобы ясно показать другие вещи, о которых идет речь в этой доктрине. Ведь коль скоро благодать не упраздняет природу, но совершенствует ее, надлежит, чтобы естественный разум служил вере, так же, как естественная склонность воли уступает любви и послушна ей.[25] Оттого и говорит апостол: “пленяем всякое помышление в послушание Христу” (2 Кор. 10, 5). Вследствие этого священная доктрина пользуется даже авторитетными положениями философов в тех случаях, когда они способны познать истину средствами естественного разума. Так, Павел приводит слова Арата “как и некоторые из ваших стихотворцев говорили: “мы Его и род” (genus Dei sumus)” (Деян. 17, 28).
Однако священная доктрина использует такого рода авторитетные положения как взятые извне и только вероятные аргументы. Авторитетные положения из канонических Писаний используются как подлинные аргументы, обеспечивающие необходимое доказательство; авторитетные положения учителей Церкви – как подлинные аргументы, но дающие только вероятное доказательство. Ведь наша вера основывается на откровении, данном апостолам и пророкам, которые написали канонические книги, а не на откровении, данном другим учителям, если таковое имело место. И Августин говорит в письме к Иерониму: “Только тем книгам Писания, которые называются каноническими, я привык оказывать такое почитание, чтобы твердо верить, что никакой из их авторов ни в чем не ошибался, когда писал. Других же авторов, сколь бы ни была велика их святость и ученость, я читаю, не считая написанное истинным потому только, что они так думали и писали”.[26]