Представляется, что Священное Писание не должно использовать метафоры.
1. Ведь то, что характерно для низших наук, по-видимому, не подходит этой, занимающей, как уже было сказано (1, 5), среди наук высшее место. Успешно применять различные уподобления и изображения свойственно поэзии, низшей из всех наук. Поэтому использовать такого рода уподобления этой науке не подобает.
2. Кроме того, эта доктрина, видимо, предназначена для выявления истины; почему и награда обещана тем, кто ясно показывает ее: “возвещающие меня будут иметь жизнь вечную” (Eccli. 24, 31).[27] Но такого рода уподоблениями истина, напротив, сокрывается. Следовательно, не подобает этой доктрине описывать божественное, уподобляя его телесным вещам.
3. Кроме того, чем возвышеннее некоторые творения, тем больше в них сходства с божественным (ad divinam similitudinem). Если же какие-то творения должны были бы служить для представления Бога, то для такого представления подобало бы избирать главным образом какое-то из возвышенных (высших) творений, а не из низких, что, однако, часто обнаруживается в Писании.
Напротив, сказано: “Я умножал у них видения и через пророков производил уподобления себе” (in manibus prophetarum assimilatus sum)” (Ос. 12, 10).[28] Но передавать что-либо с помощью уподобления – это метафора. Значит, священной доктрине свойственно использовать метафоры.
Отвечаю: Следует сказать, что Священному Писанию подобает передавать божественное и духовное с помощью уподобления вещам телесным. Ибо Бог наперед заготовляет для всего то, что отвечает его природе. Человеку свойственно по природе приходить к умопостигаемому через чувственно воспринимаемое, потому что все наше познание берет свое начало от чувства. Так что надлежащим образом в Священном Писании духовное сообщается нам иносказательно, передается посредством чего-то телесного. Именно это говорит Дионисий (О небесной иерархии, 1): “невозможно, чтобы божественный луч просиял нам иначе, чем окутанным многообразием священных покровов”.[29] Подобает также, чтобы в Священном Писании, которое предлагается всем (согласно сказанному в Послании к Римлянам, 1, 14: “Я должен … и мудрецам и невеждам”), духовное предлагалось с помощью уподоблений его телесному; тогда, во всяком случае, его улавливали бы и простые люди, не способные сами по себе схватывать умопостигаемое.
На первый довод, таким образом, следует сказать, что поэт использует метафоры ради наглядного представления: ведь такова природа человека, что ему приятно наглядное представление. Но священная доктрина, как сказано, употребляет метафоры по необходимости и на пользу людям.
На второй доводследует сказать, что луч божественного откровения не гасится чувственно воспринимаемыми образами, которыми, по словам Дионисия, он окутывается, но пребывает в своей истине, так что не позволяет тем, кому дается откровение, остановиться умом на подобиях, но возводит их к познанию умопостигаемого; а через них и другие получают знание об этом. Поэтому то, что в одном месте Писания передается с помощью метафор, в других местах излагается более явно. Самое же сокрытие с помощью образов полезно как для упражнения пытливым людям, так и в защиту от насмешек неверующих, о которых сказано: “Не давайте святыни псам” (Матф. 7, 6).
На третий доводследует сказать: как учит Дионисий (О небесной иерархии, 2), приличествует, чтобы для выражения божественного в Писании употреблялись скорее образы тел низких, нежели благородных. Тому есть три причины. Во-первых, благодаря этому человеческий дух оказывается более свободным от заблуждения. Ведь [в этом случае] ясно видно, что присущее этим телам неприложимо к божественному; если бы божественное описывалось в образе тел благородных, могло бы возникнуть колебание, особенно у тех, кто ничего благороднее тел не способен помыслить. Во-вторых, такой способ находится вясно видно, что присущее этим телам неприложимо к божественному; если бы божественное описывалось в образе тел благородных, могло бы возникнуть колебание, особенно у тех, кто ничего благороднее тел не способен помыслить. Во-вторых, такой способ находится вого, что мы говорим или мыслим о Нем. В‑третьих, благодаря этому божественное лучше скрыто от недостойных.