Как давно отмечено религиоведением, культ наиболее консервативный элемент религиозного комплекса.

Стереотипы сознания и особенно поведения, которые выработаны у индивидов в процессе повторения ими культовых действий, исчезают очень медленно. Подчас бывает, что прежние религиозные верования размываются и утрачиваются, однако традиции в сфере ритуального поведения сохраняются, и весьма стойко. Датский религиовед Г. Геффдинг приводит любопытный пример, показывающий, насколько консервативны могут быть традиции, сформированные культом. В одной датской деревенской церкви ещё в XIX в. сохранялся обычай становиться на колени, проходя мимо определенного места церковной стены.

Никто не мог объяснить этого обычая, пока не соскоблили штукатурку и не открыли под ней на стене образ Богоматери. Обычай, следовательно, пережил крушение католицизма в Дании на три столетня: он представлял собой элемент старого католического культа.[571] В нашей стране имеется немало людей, у которых отсутствуют сколько-нибудь глубокие религиозные верования, однако определенная часть их отмечает религиозные праздники, выполняет некоторые, наиболее важные ритуальные предписания церкви. Особенно много таких людей среди последователей православия и ислама. Формальный ритуализм, который свойственнен, нельзя считать, как это делают некоторые, безобидным делом.

Через систему обрядов в сознание человека проникает религиозное мировоззрение. Нередко именно с приобщения к культу начинается идеологическая «обработка» личности, приобщение её к общине верующих.

Консерватизм культа ставит перед современными церквами сложные социально-психологические проблемы. С одной стороны, культовые традиции, как отмечалось, способствуют формированию и возобновлению стереотипов религиозного сознания и поведения в массе верующих. С другой стороны, в системе культовых традиций, особенно в таких церквах, как католическая и православная, много архаических элементов, чуждых современному человеку. В системе католического богослужения, например, в течение многих веков использовался только мертвый латинский язык, непонятный прихожанам. Второй Ватиканский собор (1962-1965) заменил латинский язык богослужения национальными языками. По мысли инициаторов этой реформы, она должна способствовать усилению идеологического воздействия богослужения: молящиеся отныне понимают содержание молитв, которые произносит священник или все присутствующие в храме. Однако, как отмечают некоторые исследователи, эта реформа обнаружила и неожиданные для её инициаторов последствия: оказалось, что перевод богослужения на национальные языки отчетливо выявил те архаические и нелепые, с точки зрения современного человека, элементы в тексте католических служб, которые прежде, оставались скрытыми для молящихся.

Аналогичные социально-психологические проблемы стоят и перед Русской православной церковью, которая пытается пока сохранить в неприкосновенности культовые традиции. Например, руководство Русской православной церкви высказалось против яркого электрического освещения в храмах, ибо оно мешает молитвенному сосредоточению присутствующих на богослужении.

Осуждено и исполнение церковных песнопений «в духе оперных арий». Патриарх Алексий II характеризовал такое пение как «мирское легкомысленное сочетание звуков». Отстаивается и сохранение в русском православном богослужении церковнославянского языка. По мнению авторов «Настольной книги священнослужителя», «наш язык в богослужении должен отличаться от обычного, которым мы говорим дома, на улице, в обществе. Как необычна в храме архитектура, живопись, утварь, напевы, так и язык, на котором произносятся молитвы, должен быть необычен». В отстаивании руководством Русской православной церкви культового традиционализма, по-видимому, известную роль играют воспоминания о неудачах «обновленцев», которые в 20-е годы пытались частично реформировать православные установления и каноны, но были покинуты большинством прихожан, не принявшим нововведений.

 

ГЛАВА 22. антропология как «человековедение»