Принцип неопределенности

Под влиянием успеха научных теорий, особенно
ньютоновской теории тяготения, у французского
ученого Пьера Лапласа в начале XIX в. выработался
взгляд на Вселенную как на полностью детерминированный объект. Лаплас полагал, что должен существовать набор научных законов, которые позволяли
бы предсказать все, что может произойти во Вселенной, если только известно полное описание ее состояния в какой-то момент времени. Например, если бы
мы знали положения Солнца и планет, отвечающие
какому-то моменту времени, то с помощью законов
Ньютона мы могли бы вычислить, в каком состоянии
оказалась бы Солнечная система в любой другой момент времени. В данном случае детерминизм довольно очевиден, но Лаплас пошел дальше, утверждая,
что существуют аналогичные законы для всего, в том
числе и для поведения человека.

Доктрина научного детерминизма встретила сильное сопротивление со стороны многих, почувствовавших, что этим ограничивается свободное вмешательство Бога в наш мир; тем не менее эта идея оставалась
обычной научной гипотезой еще в самом начале нашего века. Одним из первых указаний на необходимость
отказа от детерминизма стали результаты расчетов
двух английских физиков, Джона Рэлея и Джеймса

Джинса, из которых следовало, что горячий объект
типа звезды должен все время излучать бесконечно
большую энергию. Согласно известным тогда законам,
горячее тело должно в равной мере излучать электромагнитные волны всех частот (например, радиоволны,
видимый свет, рентгеновское излучение). Это означает, что должно излучаться одинаковое количество
энергии и в виде волн с частотами от одного до двух
миллионов миллионов волн в секунду, и в виде волн,
частоты которых находятся в интервале от двух до
трех миллионов миллионов волн в секунду. А по-·
скольку разных частот бесконечно много, полная излучаемая энергия должна быть бесконечной.

Чтобы избавиться от этого явно абсурдного вывода, немецкий ученый Макс Планк в 1900 г. принял
гипотезу, согласно которой свет, рентгеновские лучи
и другие волны не могут испускаться с произвольной
интенсивностью, а должны испускаться только некими порциями, которые Планк назвал квантами.
Кроме того, Планк предположил, что каждый квант
излучения несет определенное количество энергии,
которое тем больше, чем выше частота волн. Таким
образом, при достаточно высокой частоте энергия
одного кванта может превышать имеющееся количество энергии и, следовательно, высокочастотное излучение окажется подавленным, а интенсивность,
с которой тело теряет энергию, будет конечной.

Гипотеза квантов прекрасно согласовалась с наблюдаемыми значениями интенсивности излучения
горячих тел, но что она означает для детерминизма,
было неясно до 1926 г., когда другой немецкий ученый, Вернер Гейзенберг, сформулировал знаменитый принцип неопределенности. Чтобы предсказать,

каким будет положение и скорость частицы, нужно
уметь производить точные измерения ее положения
и скорости в настоящий момент. Очевидно, что для
этого надо направить на частицу свет. Часть световых волн на ней рассеется, и таким образом мы определим положение частицы в пространстве. Однако
точность этого измерения будет не выше, чем расстояние между гребнями двух соседних волн, и поэтому
для точного измерения положения частицы необходим коротковолновый свет. Согласно же гипотезе
Планка, свет невозможно использовать произвольно
малыми порциями, и не бывает меньшей порции, чем
один квант. Этот квант света внесет возмущение в
движение частицы и непредсказуемо изменит ее скорость. Кроме того, чем точнее измеряется положение,
тем короче должны быть длины световых волн, а следовательно, тем больше будет энергия одного кванта.
Это значит, что возмущение скорости частицы станет
больше. Иными словами, чем точнее вы пытаетесь
измерить положение частицы, тем менее точными
будут измерения ее скорости, и наоборот. Гейзенберг
показал, что неопределенность в положении частицы, умноженная на неопределенность в ее скорости
и на ее массу, не может быть меньше некоторого числа, которое называется сейчас постоянной Планка.
Это число не зависит ни от способа, которым измеряется положение или скорость частицы, ни от типа
этой частицы, т. е. принцип неопределенности Гейзенберга является фундаментальным, обязательным
свойством нашего мира.

Принцип неопределенности имеет далеко идущие
следствия, относящиеся к нашему восприятию окружающего мира. Даже по прошествии более пятидеся-

ти лет многие философы так окончательно и не согласились с ними, и эти следствия до сих пор остаются предметом споров. Принцип неопределенности
означал конец мечтам Лапласа о научной теории,
которая давала бы полностью детерминированную
модель Вселенной: в самом деле, как можно точно
предсказывать будущее, не умея даже в настоящий
момент производить точные измерения состояния
Вселенной! Конечно, мы можем себе представлять,
что существует некий набор законов, полностью
определяющий события для какого-то сверхъестественного существа, которое способно наблюдать современное состояние Вселенной, никак не возмущая
ее. Однако такие модели Вселенной не представляют
интереса для нас — простых смертных. Лучше, пожалуй, воспользовавшись тем принципом «экономии»,
который называется принципом «бритвы Оккама»¹,
взять и вырезать все положения теории, которые не
поддаются наблюдению. Приняв такой подход, Вернер Гейзенберг, Эрвин Шредингер и Поль Дирак
в 20-х годах нашего века пересмотрели механику
и пришли к новой теории — квантовой механике,
в основу которой был положен принцип неопределенности. В квантовой механике частицы больше не
имеют таких определенных и не зависящих друг от
друга характеристик, как положение в пространстве
и скорость, недоступных для наблюдения. Вместо
этого они характеризуются квантовым состоянием,
которое представляет собой некую комбинацию положения и скорости.

¹ У. Оккам (1285-1349) — английский философ Суть
принципа «бритвы Оккама»: понятия, не поддающиеся проверке в опыте, должны быть удалены из науки. — Прим. ред.

Квантовая механика, вообще говоря, не предсказывает, что наблюдение должно иметь какой-то единственный определенный результат. Наоборот, она
предсказывает некий ряд разных результатов и дает
вероятность каждого из них. Это значит, что, выполнив одно и то же измерение для многих одинаковых
систем, начальные состояния которых совпадают, мы
бы обнаружили, что в одном числе случаев результат
измерения равен А, в другом — Б и т. д. Мы можем
предсказать, в скольких примерно случаях результат
будет равняться А и Б, но определить результат каждого конкретного измерения невозможно. Таким образом, квантовая механика вносит в науку неизбежный элемент непредсказуемости или случайности.
Эйнштейн выступил очень резко против этой концепции, несмотря на ту огромную роль, которую сам
сыграл в ее развитии. За огромный вклад в квантовую теорию Эйнштейну была присуждена Нобелевская премия. Но он никогда не мог согласиться с тем,
что Вселенной управляет случай. Все чувства Эйнштейна нашли свое выражение в его знаменитом высказывании: «Бог не играет в кости». Однако большинство остальных ученых были склонны принять
квантовую механику, потому что она прекрасно согласовалась с экспериментом. Квантовая механика
в самом деле является выдающейся теорией и лежит
в основе почти всей современной науки и техники.
Принципы квантовой механики положены в основу
работы полупроводниковых и интегральных схем,
которые являются важнейшей частью таких электронных устройств, как телевизоры и электронно-вычислительные машины. На квантовой механике зиждется современная химия и биология. Единственные

области физики, которые пока не используют должным образом квантовую механику, — это теория гравитации и теория крупномасштабной структуры
Вселенной.

Несмотря на то что световое излучение состоит из
волн, тем не менее, согласно гипотезе Планка, свет
в каком-то смысле ведет себя так, как будто он образован частицами: излучение и поглощение света происходит только в виде порций, или квантов. Принцип же неопределенности Гейзенберга говорит о том,
что частицы в каком-то смысле ведут себя как волны:
они не имеют определенного положения в пространстве, а «размазаны» по нему с некоторым распределением вероятности. В квантово-механической теории
используется совершенно новый математический аппарат, который уже не описывает сам реальный мир
на основе представлений о частицах и волнах; эти понятия можно теперь относить только к результатам
наблюдений в этом мире. Таким образом, в квантовой механике возникает частично-волновой дуализм:
в одних случаях частицы удобно считать волнами,
а в других лучше считать волны частицами. Из этого
следует один важный вывод: мы можем наблюдать
так называемую интерференцию между двумя волнами-частицами. Гребни волн одной из них могут, например, совпадать со впадинами другой. Тогда две
волны гасят друг друга, а не усиливают, суммируясь,
как можно было бы ожидать, в более высокие волны
(рис. 4.1). Всем известный пример интерференции
света — переливающиеся разными цветами радуги
мыльные пузыри. Это явление возникает в результате отражения света от двух поверхностей тонкой
пленки воды, которая образует пузырь. Белый свет