Философия как форма духовного освоения бытия возникла, конечно, не на пустом месте. Важным источником ее возникновения выступал в человеческой культуре миф, который на самых ранних стадиях развития человеческой культуры фиксировал и целостность мира, и то место которое занимает в нем человек. Именно в мифе изначально вырабатывались представления и образы, которые позже фиксируются в философских системах.
В каком то смысле целостность восприятия мира была психическим свойством сознания человека на ранних стадиях развития. Такая целостность была обусловлена недостаточностью конкретных знаний о мире, сложностью отделения субъективных и объективных компонентов существования человека. На уровне первобытного мышления индивидуальность человека, его внутреннее “Я” осознавалась в иной форме чем сегодня. Современный человек достаточно четко отличает собственную индивидуальность от индивидуальности других людей и от реальности, которая его окружает. Это является условием познавательной деятельности, когда стоящее вне меня может противостоять мне, выступая в качестве объекта познания. Для первобытного сознания характерным является не противопоставление самого себя природе, а скорее отождествление с нею, осознание собственной включенности в нее. Для него характерно “огромное преобладание коллективного над индивидуальным. В эту эпоху почти еще нетронутой природы субъект минимален, а объект максимален”[63].
В этой ситуации, такие важнейшие структурные компоненты мировоззрения как “Мы”, “Оно” и “Я”, связаны таким образом, что “Я” (осознаваемая индивидуальность), с одной стороны, сильно зависит от “Мы” (осознаваемая коллективность), а “Я” и “Мы” вместе неотторжимы от “Оно” ( как осознаваемой внешней природы). Человек этого периода еще не в силах задавать рациональные вопросы природе, он воспринимает ее непроизвольно и тем самым, конечно, познает, но иными, чем сегодняшняя наука, способами. Это, с одной стороны, ограничивало познавательные возможности человека (с позиции сегодняшнего понимания познания), а, с другой, позволяло ему воспринимать мир целостно и нерасчлененно[64].
Соответственно, и результатами такого познания-восприятия, выступают не современные понятия, а образы, совокупность которых реализуется в мифологических системах. Таким образом, миф выступает как оформление нерефлексивного чувственно-образного восприятия мира.
“Мифологические представления могли быть только образами и ничем иным, потому, что “образ”, как бы мы ни мудрили, есть зрительный “внешний вид”, зрительная “наружная” сторона предмета. Пространственные, ограниченные внешней зрительной данностью, однократные и неподвижные представления порождали “образы”, в которой при всей их суммарности не содержалось ни доли обобщения… Мифотворческий образ – производное именно мифотворческого мышления со всеми законами мифотворческого восприятия пространства, времени и причины, с его слитностью субъекта и объекта”[65].
При этом следует понимать, что миф обладал своей собственной, внутренней логикой в рамках познания-восприятия, которая была не менее жесткой в следовании заданным правилам, чем современная формальная логика. Иное дело, что в основе этих правил, этой “логики мифа” лежали совершенно иные предпосылки, так как данный тип мышления был не абстрактен, а конкретен, не расчленял, а, напротив, пытался объединить в едином сознании буквально все, и, наконец, реализовывалось это в образно-метафорической форме.
Кстати и сегодня, развитие знаний, не приуменьшает желание человека верить в Бога, наличие техники, не отрицает значение искусства, ценностно-эмоционального переживания мира, на человека более сильное влияние могут оказывать факторы связанные с его бытийными страхами и суевериями, как бы критически они не опровергались наукой. Более того, иногда, именно ценностные переживания в конечном счете оказываются более истинными, отбрасывая временные знания развивающихся наук. Конечно, мы можем подойти к мифу с чисто научных позиций, верифицируя его образы только человеческим опытом, интерпретируя его логически. Но это лишь один из подходов, навязанный нам развитием научного знания. Можно критиковать миф с религиозных позиций, так как он вступает в противоречие, например, с иудейско-христианской религией. Но все это на самом деле неверно, так как миф лежит вне данных образований, представляя собой завершенный культурный феномен и в этом смысле он самодостаточен. Как отмечал Гадамер, миф это способ удостоверения и его опыт, это вторичный, рассказанный нам. Он, как мы уже отмечали, не требует дополнительно обоснования кроме факта самого рассказа. Поэтому миф обладает собственной истиной, которая "находится за пределами науки"[66].
Итак, миф как форма целостного, синтетичного восприятия мира выступает не только средством его объяснения, но и выполняет регулятивно-прагматические функции. Будучи вымыслом миф поучает, так как “основан на истине, воспринимаемой как непреложный закон и священное слово, неверие в которое равно богохульству”[67]. Именно нерасчлененность и целостность мифа придавала жесткий характер тем ценностно-нормативным установкам, которые он выдвигал перед индивидом. Мифологические предписания не требовали дополнительного обоснования.
Философия, хотя и строится на принципах доказательности и обоснования, преодолевая тем самым миф, тем не менее сохраняет это изначальное родство с мифом, перенося систему обоснования в некие абсолютные, хотя и сконструированные разумом, структуры, типа абсолютного духа или абсолютного разума. Последнее также придает философским принципам некоторые черты повелительности, а философ всегда выполняет наряду с функциями теоретического отражения бытия, мировоззренческие функции проповедника.
Эта воздействующая на сознание человека регулятивно-мировоззренческая установка активно реализуется не только в философии, но и в художественном творчестве (общая образно-метафорическая структура) или, например, в политике, где происходит сознательное конструирование и навязывание обществу современных мифов, обеспечивающих более эффективное, не требующее дополнительных обоснований, воздействие на индивидуальное и массовое сознание.
В философию переходит и еще одна особенность мифа, которая, безусловно, рационализируется в ней, теряя свою метафоричность и конкретность, но сохраняя сущность, связанную с тем, что миф всегда давал наиболее общую космогоническую и эсхатологическую картину мира[68]. Философия также как особое рационалистическое мировоззрение (воззрение на мир) пытается, в той или иной форме дать общее понимание мира, найти его причины и истоки, описать перспективы развития.
Более того и миф, и философия, и наука дают свои, качественно отличные описания мира. Если наука описывает действительную реальность, путем ее расчленения предметными областями, то миф имеет дело с особой, сознательно сконструированной реальностью. Поэтому метафоры мифа выступают бескачественными образованиями, хотя и носят очень конкретный характер. “Отсутствие качественных признаков вытекает из отсутствия понятийной мысли, способной отвлекать признаки и строить “качество” предмета… Нужно осознать, что никакой эпитет, никакое описательное имя, семантически относящееся к эпохе мифотворчества, не выражают никаких качественных признаков, ни дурных, ни хороших”[69].
Миф является принципиально конструирующим образованием, в отличие от возможностей понятийной деконструкции. Он не расчленяет целостность бытия на его отдельные фрагменты, а, напротив, создает целостность восприятия, соединяя в себе реальное и идеальное, сознательное и бессознательное, давая живую и многомерную картину бытия. Целостность настолько превалирует в нем, что в некоторых случаях затрудняет конкретное познание отдельных сторон предметов и явлений.
Философия, перейдя к рационально-теоретическому способу мышления, с помощью абстрактных понятий и категорий описывая действительную реальность (подобно наукам), тем не менее сохранила в себе – установку на сознательное конструирование особых образно-смысловых реальностей, которые не всегда могут верифицироваться действительностью. В нее переходит особенность мифа, “связывающая буквально все со всем”, что собственно говоря и становится признаком “спекулятивного” мышления, то есть рефлексии и саморефлексии философа над смыслом жизни, над проблемами бытия и т.д.
Исторически, именно теоретическая неоформленность мифа вела к тому, что “спекуляция находила неограниченные возможности для развития, ее не сдерживал научный (т.е. дисциплинированный ) поиск истины”[70]. Негативный оттенок термина “спекулятивное мышление” не должен скрывать от нас того факта, что любая философия использует его. Часто именно умозрительный характер и своеобразная “оторванность” от конкретных проблем, позволяют философски подходить к пониманию мира, особенно когда речь заходит о проблемах, трудно или совсем не структурированных и не поддающихся частнонаучным методам познания. Умозрительно смотреть на мир означает «зрить его умом», то есть не просто созерцать (хотя и это необходимо), а пропускать через свое сознание, творчески промысливать его.
Миф предшествовал многим позднейшим культурным образованиям. Так, например, изначально присутствующий в мифе ритм дает начало поэзии и танцевальному искусству. Становится также ясным, почему в античной философии большое значение придавалось устной и диалогичной форме рассуждения. Человек античности еще только что оторвался от мира, он еще в буквальном смысле его слышал и проговаривал, а сам факт говорения интерпретировал как особый принцип понимания смысла Космоса.
Говорящий был одновременно и пророчествующим, олицетворяя собой вещающий Логос. “Логос говорит деревьями, землей, птицами, животными, водой, людьми, вещами”[71]. Соответственно, философ претендующий на понимание смыслов мира, должен уметь и вслушиваться, и говорить (вещать, пророчествовать и т.д.). Здесь кроется причина отказа многих античных философов фиксировать свои размышления в письменной форме и даже в последней эти размышления реализуются в виде диалога, то есть записанного речевого жанра общения.
Философия – это прежде всего диалог, диалог человека с другим человеком, диалог человека с Космосом. А любой диалог это еще и своеобразная борьба мнений, представлений, пониманий[72]. Для античной философии это абсолютно естественная вещь. Философские мысли (как собственного говоря и все в античности) были сопряжены с ритмом и их можно было и танцевать, и выкрикивать и изображать. Ритмичность обеспечивает узнавание-предугадывание в диалоге, в том числе и в наше время. Задавая вопрос, мы часто бессознательно оформляем его таким образом, чтобы натолкнуть оппонента на удовлетворяющий нас ответ. В поэтическом диалоге это проявляется в том, что построенный в ритмично-рифмованной форме вопрос, требует соответствующего ответа, поэтому вероятность совпадения ответа с ожидаемым становится более высокой[73].
Таким образом, подводя некоторые итоги, можно сказать, что миф, выступая первой исторической формой целостного понимания мира, на уровне первобытного сознания был одним из важнейших источников философского знания, и ряд особенностей мифологического сознания перешел в философию, подвергшись определенной рациональной интерпретации. Одновременно, философия сохранила в себе и внерациональные компоненты, что было связано с поэтическим, образным восприятием мира, который не менее важен для любого человека, для целостного ощущения бытия, чем дар рационального мышления. Философия, следовательно, возникает как диалектическое преодоление мифологического сознания, с его неразделенностью субъектно-объектных отношений, многочисленными вымыслами и фантазиями, даруя новый гибкий тип мировоззрения в принципиально новых исторических условиях.