ЭТИЧЕСКАЯ МОТИВАЦИЯ ПЕРВОНАЧАЛЬНЫХ ЯДЕРНЫХ ИНИЦИАТИВ

ЭТИЧЕСКАЯ МОТИВАЦИЯ ПЕРВОНАЧАЛЬНЫХ ЯДЕРНЫХ ИНИЦИАТИВ. Одной из самых ранних инициатив была заявка на изобретение молодых харьковских ученых из УФТИ В. А. Маслова и В. С. Шпинеля "Об использовании урана в качестве взрывчатого и отравляющего вещества (1940), адресованная соответствующим специалистам из Наркомата обороны.

В. С. Шпинель рассказал об этом проекте ядерного боеприпаса и о том, что побудило их к этому предложению.

Они считали вполне допустимым использование в борьбе с гитлеровской Германией (в случае ее вполне вероятной агрессии против СССР) любых средств.

Патриотическая аргументация сопровождалась вполне прагматическими финансовыми соображениями, поскольку, хорошо субсидировалось то, что имело военное значение, а они хотели получить поддержку своих исследований по делению урана и разделению его изотопов.

Авторы заявки, безусловно, думали о чрезвычайной силе и опасности своей "атомной бомбы", полагая, что она будет использована исключительно против фашистской Германии.

П. Е. Рубинин напомнил о поразительном выступлении П. Л. Капицы на антифашистском митинге 12 октября 1941 г в котором чуть ли не впервые было использовано выражение "атомная бомба" " Атомная бомба говорил Капица даже небольшого размера, если она осуществима, могла бы уничтожить крупный столичный город с несколькими миллионами населения". И в этом случае каких-либо сомнений не было: ведь речь шла об использовании страшного оружия против фашистов, стоявших на подступах к Москве.

Логика наших ученых - инициаторов создания ядерного оружия, особенно после начала войны, была совершенно такой же, как у инициаторов американского атомного проекта Л. Сциларда, Е. Вагнера и А. Эйнштейна Эйнштейн писал об этой инициативе в 1945 г.: " В то время, когда было известно, что в Германии ведутся работы по созданию атомной бомбы, могли ли мы сидеть и ждать, пока они их успешно завершат и изберут нас в жертву?". "Ядерный этос" и его критика. А. А. Бриш: "Все мы, так или иначе, прошли войну и ненавидели ее. Мы хотели мира. Но мир мог быть обеспечен только сильной страной. Поэтому, особенно после американских бомбардировок Нагасаки и Хиросимы, мы считали свое дело важным и нужным" Д. А. Балашов: "Работать над бомбой и ее модернизацией просто для уничтожения людей было бы аморально.

Мы же над этим самоотверженно трудились во имя благородной задачи создания паритета в обороноспособности страны.

И это нас вдохновляло". По словам Г. А. Гончарова, ядерщики в 1950-е гг. воспринимали ядерное оружие, как только политическое, которое никогда не будет использовано по своему прямому назначению.

Оружие устрашения в условиях ядерного равновесия должно было стать орудием мира, вынуждая "побрататься" потенциальных противников.

Страшное оружие накапливается, все больше выходит из-под контроля ученых, а его производство и хранение связано с "ужасной гибелью людей, чудовищным повреждением, наносимым природе " (Ю. Б. Харитон). Б. Л. Иоффе: Ядерное оружие подобно "чеховскому ружью", невинное появление которого в первом действии спектакля (просто висит на стене) неизбежно во втором или последующем действиях приведет к выстрелу Б. Л. Иоффе рассказал о своем участии в разработке (в начале 1950-х гг.) одного из первых вариантов термоядерного оружия практически неограниченной мощности (вариант "труба"), с удовлетворением заметив, что ему повезло в том, что этот вариант не сработал. При этом он, как и некоторые другие участники проекта, работали добросовестно и внесли существенный вклад в решение проблемы, но работали все-таки без энтузиазма и при первой возможности вышли из атомного проекта.

Г. А. Гончаров подчеркнул большую оправданность этической позиции советских ядерщиков по сравнению с позицией американских специалистов, потому что наши действия в 40 - 50-е гг были ответом на то, что делали американцы. Это относится и к началу проекта, стартовавшего значительно позже американского, и к испытаниям первых атомных бомб, и к термоядерной программе.

По мнению же Р. М. Тимербаева, ответный характер наших действий объясняется просто нашим отставанием, а вовсе не более высоким морально-этическим уровнем советских ученых или руководства советским проектом.

Согласно В. Л. Малькову, действия и наших, и американских руководителей и ученых в отношении ядерного оружия опирались не столько на аргументы нравственного характера, сколько "на концепцию страха": во время войны ученые и в США, и в Англии, и в СССР боялись, что Германия сможет сделать атомную бомбу; после Нагасаки и Хиросимы мы боялись американской "ядерной агрессии" или "ядерного давления"; после того как возникли перспективы создания термоядерного оружия, мы боялись отстать от американцев и т. д. Но страх страху - рознь! Страх, тревога за судьбу страны и, если угодно, за будущее человечества имеет нравственную подоплеку.

Вспомним гражданско-патриотический этос или "этику благоговения перед жизнью" А. Швейцера.