Лу Санд

Три жестоких убийства, видимо, связаны друг с другом. Полицейское управление Нью‑Йорка этого не подтверждает, но от источника, близкого к группе, ведущей расследование, нам стало известно, что к трупу каждого был прикреплен рисунок с изображением этого человека именно убитым и в той позе, в какой его обнаружили. Родственники погибших – Харрисона Стоуна из Бруклина, Дэниела Райса и Роберто Акосты, оба из Манхэттена, – данный факт никак не комментируют, но выражают досаду, что полиция до сих пор не нашла преступника. Руководитель группы, ведущей расследование, связь между этими преступлениями отрицает, указывая на то, что методы убийства разные: два человека застрелены, один зарезан. Шеф полицейского управления полиции Нью‑Йорка, Перри Дентон, комментировать это отказался. Неудивительно. Ведь всем хорошо известно, что полиция очень неохотно признает существование серийных убийц.

 

Он отрывается от чтения.

«Значит, я для них серийный убийца! Впрочем, не следует удивляться. Пресса и власти, наверное, договорились представить меня в глазах людей монстром».

 

Факт, что убийства совершены в разных районах города, вынудил полицейское руководство объединить усилия управлений нескольких округов. В данный момент ведется полномасштабный поиск преступника, что скрывают от прессы. К делу может быть присовокуплено также и убийство молодой проститутки, чей труп недавно нашли рядом со строящимся спортивным комплексом на Манхэттене. Достоверно известно, что в расследование включились агенты ФБР и специалисты из Квантико.

 

К расследованию обязательно должно было подключиться ФБР. Он это знал и ожидал. Но не тревожился. ФБР занималось многими героями, достойными восхищения, и он был горд встать рядом с ними.

 

Анонимный источник сообщает, что в группе, ведущей расследование, работает один из самых способных рисовальщиков‑криминалистов, Натан Родригес. Это дает основание предположить, что кто‑нибудь из свидетелей мог видеть убийцу и рисовальщик работает с ним, чтобы создать так называемый фоторобот.

 

«Что? – Его пальцы сминают края газетного листа. – Рисовальщик? Создает мой фоторобот? Но меня никто не видел. Это исключено».

Он быстро спускается по лестнице, отпирает дверь, щелкает выключателем. Прерывисто дыша, расправляет на рабочем столе газету, пристально вглядывается, пока не начинают расплываться буквы. Затем ходит взад‑вперед, пытаясь унять ярость. Заставляет себя сесть. Кладет пальцы на клавиатуру, входит в форум. Находит несколько знакомых имен, предлагает сыграть, надевает наушники, дожидается, когда экран вспыхнет кроваво‑красным сиянием.

Начинается сюрреалистическая война. По экрану мечутся виртуальные враги, он стреляет по ним виртуальными пулями, а в наушниках слышны расистские проклятия реальных партнеров по игре, их тяжелое дыхание. Это все закачивается ему прямо в мозг вместе с грохотом орудийного огня и взрывами бомб. Виртуальные враги погибают и воскресают, погибают и воскресают, снова и снова, вспрыгивают, получая виртуальные секунды жизни после того, как были виртуально убиты, и это раздражает его, подрывает уверенность в себе. Ему кажется, что он вообще никогда ничего не добьется. Он срывает наушники, швыряет их через комнату в бетонную стену. Они падают на пол. Он пристально смотрит в киберпространство нa врага, легко и быстро проносящегося по теперь замолкшему экрану. Враг отказывается умирать.

Он закрывает глаза, но виртуальные враги продолжают носиться по сетчатке глаз. Глубоко вздыхает и открывает глаза. Видит плакаты на стенах, рисунки на столе и начинает чувствовать себя увереннее. Бросает взгляд на газетную статью, и опять рывком накатывает паранойя.

Он подается вперед, встряхивает руками, отстукивает на клавиатуре письмо человеку, который называет себя Свифтом.

 

От ‹Nordicmdn@interstate.com›

Отправлено: Воскресенье, 19 марта 2006, 2.58 ночи

Адресат: ‹swift@flochart.net›

Тема: Согласование

 

У тебя есть время поговорить?

 

Он смотрит на экран, ждет. Наконец появляется сообщение.

 

От ‹swift@flochart.net›

Отправлено: Воскресенье 19 марта 2006, 3.03 ночи

Адресат: ‹Nordicman@interstate.com›

Тема: Предупреждение

 

В чем дело? Думаю, время сейчас для общения не самое подходящее.

 

Он и сам не знает, почему посылал сообщение Свифту. Может, потому, что на него произвел впечатление арсенал в подвале. Он печатает:

 

«У меня ощущение, будто за мной кто‑то наблюдает».

 

Свифт отвечает:

 

«Такое же ощущение и у меня. Думаю, что‑то пошло не так. Не посылай сообщений, повторяю, не посылай сообщений.

Лучше вообще на некоторое время прервать контакты. Мое сообщение удали».

 

Что он имеет в виду? Что значит «что‑то пошло не так»?

Его сердце отчаянно колотится. Он закрывает глаза, выбирает из памяти фразу из своего катехизиса и повторяет:

– Нести смерть и принимать ее. Нести смерть и принимать ее. Нести смерть и принимать ее. Нести смерть и принимать ее. Нести смерть и принимать ее нести смерть и принимать ее нести смерть и принимать ее нестисмертьиприниматьеенестисмертьиприниматьеенестисмертьиприниматьеенестисмертьиприниматьеенестисмертьиприниматьеенестисмертьиприниматьее…

Дольше задерживать дыхание не получается – начинает кружиться голова. И вновь поднимается тревога. Перед прикрытыми веками разворачивается транспарант.

 

 

А затем он слышит голос Бога, который предлагает простой план.

 

 

Дентон набрал номер. Он скоро выбросит этот недавно приобретенный дешевый мобильник. Сделает всего два звонка и сразу выбросит.

– Привет, Джо. Как дела?

– Вот сижу и жду, когда ты позвонишь и спросишь, как дела. Едва дождался. Уже начал подумывать, не позвонить ли кому‑нибудь из репортеров или еще куда.

– Успокойся, Джо. Я был занят. Ты же знаешь, какая у меня работа. А что, собственно, случилось?

– Ничего. Просто мне надоело сидеть в этом дерьме, и я решил поехать в Гонолулу раньше, например в конце месяца.

– И что?

– Что‑что… А то, что мне нужны деньги. Понял?

«Ах ты, сукин сын!»

– Будут тебе деньги. Кстати, взносы за твой кондоминиум уже заплачены. Не только очередной, но и последний.

– Ну и прекрасно. Теперь гони остальные, как обещал.

Дентон помолчал, сделав вид, будто задумался.

– Я принесу деньги. Сегодня вечером. Тебя устроит?

– Да.

– Тогда жди. Но я приду поздно. Ничего?

– Ничего‑ничего. Я буду дома. Мне некуда идти.

Разъединившись с Джо, Дентон набрал другой номер и произнес всего одну короткую фразу:

– Сегодня вечером.

Теперь все, телефон можно выбрасывать. «Прощай, Джо».

Дентон перевел дух и переключился на текущие дела. Значит, газетчики уже все знают. Неудивительно. Это просто чудо, что они не докопались раньше. Теперь придется устроить пресс‑конференцию, сгладить кое‑какие шероховатости. Главное, чтобы они подольше не докопались до основного. Серийный убийца – это, конечно, скверно само по себе, но много хуже, если они узнают, что причина преступлений – расовая ненависть. Вот тогда уж все эти чертовы чувствительные либералы примутся за дело.

Он развернул «Пост» и просмотрел статью. Черт возьми, как они пронюхали о Родригесе? Впрочем, если работать с умом, это не так уж трудно.

– Так вы, Родригес, умеете читать мысли?

– Нет, сэр. Только лица.

– В самом деле? И что вы сейчас видите на моем лице?

– Ваше лицо свидетельствует, что вы успешный, знающий себе цену человек».

Казалось, что тут особенного, в этом коротком разговоре? Но почему‑то у Дентона после этого испортилось настроение. Нет, не следовало разрешать Руссо включать его в группу. И конечно, она спит с этим парнем. Тут нет вопросов. Может, его раздражало именно это? За Родригесом нужен глаз да глаз. Кстати, и за Руссо тоже.

 

Штаб‑квартира манхэттенского отделения ФБР была похожа на консервативную адвокатскую фирму. Только служащие одеты не так респектабельно.

Мы с Терри прибыли для участия в допросе подозреваемого и теперь следовали за агентом Ричардсоном. Он вел нас вдоль длинного прохода, по обе стороны которого располагались небольшие отгороженные закутки – видимо, кабинеты агентов. Помещение для допросов находилось в конце прохода и состояло из двух комнат. Через двустороннее стекло мы увидели агентов Коллинз и Арчера, а также великолепную женщину, доктора Штайр. Ричардсон сказал, чтобы мы подождали, но Терри двинулась за ним.

Вскоре она появилась в соседней комнате, по ту сторону стекла.

Я нашел выключатель, щелкнул им, и актеры за стеклом начали разыгрывать пьесу.

– В главном управлении решили, что допрос будет вести доктор Штайр, – сообщила Коллинз. Углы ее рта опустились, что означало разочарование и досаду. – Вы, Руссо, можете только наблюдать.

– Извините, – возразила Терри, – но Дентон настаивает, чтобы на допросе присутствовал представитель полицейского управления Нью‑Йорка. Он поручил это мне. – Она пососала нижнюю губу и потерла ладонью глаза. Оба этих движения выдавали ложь.

Коллинз шумно вздохнула:

– Ладно, но, пожалуйста, не мешайте доктору Штайр. Тут и так собралось слишком много людей.

Штайр обратилась к Коллинз:

– К сожалению, вам придется перейти в соседнюю комнату.

Коллинз открыла рот, но не произнесла ни слова.

– Дело в том, – пояснила Штайр, – что подозреваемого ничто не должно отвлекать. Поэтому участие в допросе двух женщин мне кажется достаточным. Мне очень поможет, если вы будете внимательно наблюдать за допросом и фиксировать все мои огрехи. – Она улыбнулась. – Заранее большое спасибо.

Сомневаюсь, что Коллинз в этот момент что‑то восприняла. Настолько силен был шок от того, что ее так бесцеремонно выпроводили.

Штайр повернулась к Арчеру и попросила его остаться. Секунду спустя Коллинз вошла ко мне, и вид у нее был такой, словно ей только что сообщили о большом несчастье. Я подвинулся, чтобы дать место, но она осталась стоять в гордом одиночестве.

Вскоре дверь в задней части комнаты для допросов отворилась. Охранник ввел арестованного в наручниках на руках и ногах. Я подался вперед, чтобы получше рассмотреть его. Черты лица у этого человека были мелкие и невыразительные. Охранник усадил его на стул, прикрепил ножную цепь к металлическому кольцу на полу.

– Зачем эта канитель с цепями? – спросил я.

– Он опасен, – произнес Ричардсон. – У него дома обнаружили арсенал оружия массового поражения, наверное, больше, чем у Саддама. Похоже, он готовился к третьей мировой войне, здесь, в Куинсе.

– Кто он?

– Карл Карфф. В его арсенале нашли пистолеты той же системы, из каких были убиты две наши жертвы. Ему предъявили обвинение в незаконном хранении оружия и подстрекательстве к совершению преступления.

– Одно время Карфф являлся главой «Всемирной церкви Создателя», – проговорила Коллинз, не поворачиваясь. – Он и теперь важная шишка в этой организации.

– Отсидел три года за физическое насилие, – добавил Ричардсон.

– Так что, вы начали облаву на белых расистов? – поинтересовался я.

– Нет, – ответил Ричардсон. – Карфф привлек наше внимание, во‑первых, из‑за оружия, а во‑вторых, потому, что он художник‑график. Одно время зарабатывал этим себе на жизнь. Создал много этикеток разных товаров.

В соседней комнате Арчер расположился напротив Карффа. Мне было понятно, почему Штайр выбрала его. Не потому, что он имел сложение боксера‑тяжеловеса, а из‑за того, что он чернокожий.

Карфф попытался скрестить руки на груди, но помешали наручники. Я заметил у него на внутренней стороне запястий татуировки, небольшие голубые свастики.

Терри ходила по комнате, не сводя глаз с Карффа. Ее лицо отвердело, губы вытянулись в прямую линию, она прищурилась. Такой я ее еще не видел. Она выглядела подурневшей.

Штайр просматривала свои записи, бормоча «Ого» или «Ничего себе».

Я вспомнил, как на одной из лекций в Квантико, посвященной технике допроса, преподаватель, опытный агент ФБР на пенсии, сказал: «У каждого есть что скрывать и чего стыдиться. Вам только нужно дать ему понять, что вы знаете об этом».

Я предположил, что сейчас Штайр следует его совету.

Арчер зачитал Карффу его права и напомнил, что он может потребовать присутствия адвоката.

– Мой адвокат – Бог, – усмехнулся тот.

Терри коротко, зло рассмеялась.

– Вам привет от Дуэйна Холстена, – сказала Штайр.

Карфф повернул голову и посмотрел на нее. Его лицевые мышцы невозможно было прочитать.

– Я не знаком с мистером Холстеном.

– Но он член вашей организации.

– Во «Всемирной церкви Создателя» много членов. Может, когда‑нибудь вы с ними встретитесь. – Его губы тронула улыбка. – Что касается мистера Холстена, я с интересом следил за его судьбой. Кажется, недавно он подал апелляцию.

– Она отклонена, – произнесла Штайр. – Так что деньги свои вы потратили зря. Нам известно, что ваша организация финансировала его защиту на процессе. Ничего не получилось. И тогда же мы приметили вас, мистер Карфф. – Она раскрыла папку. – Или вы предпочитаете, чтобы я вас называла Свифт?

На его лице быстро сменились несколько микровыражений, означающих тревогу, но это длилось недолго. Вскоре маска вернулась на место.

– Итак, мы проследили за вашими передвижениями, – продолжила Штайр. – И знаем, куда вы направлялись, садясь поздно вечером в свой фургончик «форд», поцеловав перед этим на ночь жену и дочь.

Челюсть Карффа напряглась.

– Но пока не будем об этом. Не стоит торопиться. Скажите, мистер Карфф, вы христианин?

– Большинство христиан отказались от Бога и своей расы, – проговорил он, вглядываясь в карточку с фамилией на груди Штайр.

– У меня еврейская фамилия, мистер Карфф. Это вас оскорбляет?

– Ваши люди плетут заговор. Вы хотите поднять черных и вместе с ними уничтожить белую расу.

– А вы и ваши коллеги намерены с нами разобраться.

– И обязательно разберемся. – Карфф вскинул подбородок, и на шее мелькнули еще татуировки.

– Что это у него на шее? – спросил Ричардсон.

– Татуировки в виде стилизованных молний, – сказал я. – Как на форме эсэсовцев.

– Всех черных мы отправим обратно в Африку, откуда они пришли, – заявил Карфф. – А евреев лишим власти повесим на площадях как христопродавцев.

Антропологи утверждают, будто человеческий род эволюционировал. Да, согласен, эволюционировал от первобытной обезьяны до прямоходящего человека. Но данный тип, думаю, остался на стадии питекантропа.

Терри перестала ходить и наклонилась к лицу Карффа:

– Но вначале повесят тебя, сукин сын, можешь быть уверен.

Штайр позволила ей постоять над ним некоторое время, затем похлопала по руке:

– Дайте человеку отвести душу, детектив.

– Пусть отводит, недолго ему осталось. – Терри отошла.

Арчер сидел, сжав кулаки, готовый наброситься на Карффа. Штайр убедилась, что подонок заметил это, коснулась руки агента и прошептала:

– Подождите, ваша очередь наступит.

Не сговариваясь, они распределили между собой роли. Терри – злой полицейский, Штайр – добрый. Арчер – палач, экзекутор, его нужно сдерживать. У меня возникло непреодолимое желание стать участником постановки в роли рисовальщика. Чтобы добавить Карффу дискомфорта. Я предложил это агенту Коллинз.

– Вы шутите? – произнесла она, не оборачиваясь.

Я понял ее. Если там нельзя находиться ей, то разве можно позволить мне?

– И как вы станете осуществлять свой план? – спросила Штайр. – С помощью оружия, которое храните в подвалах и на антресолях?

– Мы сделаем то, что должны сделать, – огрызнулся Карфф. – И я вас предупреждаю: война грядет. – Он посмотрел на Арчера. – СВВОЙРА!

– Конечно, конечно, – проговорила Штайр, притворно подавляя зевоту. – Сввойра. Св – означает «священная», вой – «война», а ра – «раса». Боевой клич вашей организации. Кстати, очень похожий был в свое время у людоедов Новой Гвинеи. Правда, они в отличие от вас уже давно перестали этим заниматься.

– Ты считаешь себя очень умной, как и все ублюдки твоего племени. – Карфф сузил глаза. – Посмотрим, еврейская тварь, какой умной ты станешь, когда начнется война…

– Заткни пасть. – Арчер сжал руку Карффа.

Карфф поморщился, пристально глядя на темную руку Арчера на фоне своей бледной белой плоти.

Штайр позволила агенту Арчеру сделать подонку немного больно, затем мягко тронула его за плечо:

– Я думаю, пока этого достаточно.

Арчер, перед тем как отпустить, еще раз сильно сдавил руку Карффа.

– Итак, мистер Карфф, давайте все же вернемся к той войне, которую вы и ваши дружки ведете сегодня. Война маленькая, недостойная вас. За один раз вы редко убиваете больше чем одного человека. Понимаю, это досадно мало. – Штайр выложила на стол фотографии убитых.

– Я их не знаю, но уверен, что это грязное отребье, предавшее свою расу.

– Я считала, вы придумаете что‑нибудь поумнее, мистер Карфф, – усмехнулась Штайр.

– Не знаю, что вы хотите, чтобы я сказал.

– Говорите что угодно, мистер Карфф. В конце концов, у нас свободная страна, где вам позволено отстаивать свои религиозные и расовые взгляды, не боясь наказания. Так выскажите то, что у вас накопилось в душе. Давайте. Поведайте, что вы думаете обо мне, об агенте Арчере, о людях, которых считаете грязным отребьем, предавшим свою расу. – Она сильно хлопнула рукой по фотографиям.

Карфф поморщился.

Терри стала хватать фотографии одну за другой и подносить к его лицу.

– Да посмотри же, посмотри, ты, моральный урод! Чего воротишь нос?

Карфф смотря прямо перед собой с застывшим лицом.

Это было лицо, какое я пытался увидеть в своем сознании? Пожалуй, нет. Оно слишком заурядное, пройдешь мимо и не заметишь.

Терри уронила фотографии на стол и придвинула лицо к лицу Карффа. Ноздри раздуты, глаза сужены.

– У тебя больше нет оружия, Карл. А без него ты ноль, верно? Жалкий хлюпик с нацистскими татуировками, которые ты сделал, желая чувствовать себя крутым. Да если сейчас агент Арчер ткнет тебя как следует пальцем, ты сразу загнешься. Испустишь дух. – Она посмотрела ему в глаза. – За тобой следили, Карл, за каждым твоим шагом.

Карфф уставился в пространство, но его веки подрагивали. Она его достала.

– Мы видели все, Карл. Черт возьми, моим друзьям из Федерального бюро расследований просто не терпится предать это гласности. Знаешь, что мы собираемся сделать с тобой, Карл? Сбить спесь, опустить, смешать с дерьмом, Карл. Опустить.

Я смотрел на Терри и верил, что она действительно может его опустить. Жилы на шее Карффа набухли, он весь напрягся. Штайр положила руку на плечо Терри. Вряд ли это был правильный жест, но, может, она просто хотела быть тут главной.

– Что? – буркнула Терри.

– Полагаю, пришло время показать мистеру Карффу фотографии, запечатлевшие его поездки поздно вечером. – Она оттеснила Терри. Та попятилась и глубоко вздохнула, приходя в себя.

Штайр разложила на столе другой комплект фотографий. В отличие от Карффа я не мог их видеть. Его глаза начали подергиваться, лобные мышцы сократились, подбородочные заставили вибрировать подбородок.

– Вот снимок, сделанный в одиннадцать четырнадцать вечера, – пояснила Штайр. – Вы покидаете свой дом в Куинсе, садитесь в мини‑фургончик. Смотрите, дата и время отмечены в нижнем правом уголке. Чудесное изобретение – цифровая камера, правда? Не говоря уже об объективах с «зумом».

– Я вижу дату, – пробормотал Карфф. – И также вижу, что снимок сделан шесть месяцев назад.

– У нас есть такие же снимки, сделанные на прошлой неделе, и на позапрошлой тоже. Думаю, фотографу наскучило делать одни и те же снимки снова и снова. – Она положила перед ним следующую фотографию. – Давайте посмотрим, куда доехал ваш автомобиль. Вот он, на противоположной стороне реки, на Манхэттене, в одиннадцать сорок семь вечера, на пересечении Западной Четырнадцатой улицы и Гринвич‑стрит. Интересно, чего вас туда занесло так поздно, почти в полночь? – Она вытянула из стопки еще фотографию. – Ваша машина на углу. А рядом кто? Не может быть, стройная высокая женщина, она наклонилась к окну вашего автомобиля со стороны водителя. Боже, черная женщина. Я вас неправильно оценила, мистер Карфф, оказывается, вы вовсе не расист. Это лишь подтверждает правило – нельзя выносить о людях скоропалительные суждения. Они могут оказаться ошибочными. – Штайр вгляделась в фотографию. – Погодите, погодите… да это же не женщина! – Она протянула фотографию Терри.

– Карл, ты плохой мальчик! – Терри хихикнула. – Посмотрите, агент Арчер. – Она помахала фотографией. – Карл снимает транссексуала.

Карфф побледнел. Штайр тем временем извлекла еще фотографию.

– А вот что происходило на том же месте в одиннадцать пятьдесят две. Вроде бы та же высокая женщина – ох, извините, черный мужчина, одетый как женщина, – садится в ваш автомобиль, и вы… о Боже, посмотрите, чем они занимаются! – Она подняла фотографию, чтобы увидел и Арчер и Терри.

– Я придумала! – воскликнула Терри. – Давайте поместим эти фотографии наличном сайте Карла. Нет, лучше на сайте «Всемирной церкви Создателя».

– Отличная идея! – заулыбалась Штайр.

– Это фотомонтаж, – поморщился Карфф.

– Мы‑то вам охотно поверим, – отозвалась Штайр, – вероятно, это и так, однако что скажут другие?

– И для начала, – подхватила Терри, – давайте услышим, что скажет жена Карла.

– Вы этого не сделаете.

– Значит, вам можно делать все, а нам нельзя? – Штайр насупилась. – Нет, мистер Карфф, я сотрудница ФБР и могу поступать как захочу.

Нижняя губа Карффа задрожала.

– Я же говорил, что не знаю этих людей.

– Может, не знаете, а может, знаете, – усмехнулась Штайр. – Сейчас проверяют оружие из вашего арсенала, и скоро станет известно, стреляли недавно из одного из ваших пистолетов или нет. Если да, значит, вы нас обманываете. А пока я требую, чтобы вы назвали фамилии. Да, фамилии и адреса всех, кто связан с вашей организацией в Нью‑Йорке и ближайших штатах, кто приходил к вам за советами, указаниями, с покаянием и так далее. Вы поняли, мистер Карфф? Иначе вас ждет незавидная участь. Послушайте, что придумала для вас еврейская тварь, как вы изволили деликатно выразиться. Вас посадят в камеру с убийцами и насильниками и намекнут, что вы считаете их грязным отребьем. Любопытно, что станет с вашей нежной белой попкой.

Лицо Карффа снова отвердело.

– Меня защитят мои арийские братья.

Я понял, что он имеет в виду арийское братство «Меч», как они себя называли, которое организовалось в шестидесятые годы в тюрьме Сан‑Квентин для защиты белых заключенных от чернокожих и латиносов.

– О, я уверена, мы найдем место, где арийское братство не имеет численного превосходства, – заявила Терри. – А кроме того, им подкинут материалы о ваших ночных похождениях. Так что еще вопрос, захотят ли они после этого защищать вас. – Штайр кивнула. – В общем, выбирайте, мистер Карфф. Либо это, либо вы поможете нам отыскать убийцу. А сидеть вам все равно придется, и долго. Ведь оружие в таком количестве вы хранили незаконно. Все, что изображено на этих фотографиях, будет документально доказано. Этот джентльмен‑афроамериканец в парике и мини‑брючках уже дал показания. Вот они, в этой папке, мистер Карфф. Этот джентльмен, проходящий под именем Вероника, подтвердил, что вы именно тот человек из «форда», которого он – или, если хотите, она – обслуживал в указанное время.

Карфф поднял свои ледяные голубые глаза к потолку.

– Грядет день, когда запоют ангелы, и трубачи возвестят начало, и цепи падут, – он звякнул наручниками, – и мы возьмем оружие и возродим мир.

– Ага, – прохрипела Терри, – а до той поры ты будешь гнить в тюрьме.

Штайр опять разложила перед ним фотографии убитых. Напрасно. Он уже спрятался в свой панцирь, лишь пальцы подрагивали. Терри хотела приблизиться, но Штайр ее остановила. Неожиданно меня осенило:

– Его надо заставить рисовать.

– Что? – встрепенулась Коллинз.

– Пусть Карфф что‑нибудь нарисует. Что угодно. Чтобы можно было сравнить с рисунками, найденными около трупов.

– Вы полагаете, он станет рисовать, если мы его попросим?

Я видел, что она оживилась. Ей очень хотелось быть там, участвовать в допросе. Нужно было убедить ее.

– Надо снять с него наручники, – произнес я, – оставить на столе карандаш, бумагу и уйти. Пусть он побудет один. Понимаете, он ведь какой‑никакой, но художник. И потому обязательно станет рисовать. Графики не могут без этого, они постоянно черкают что‑то на бумаге, делают наброски. Это у них как рефлекс.

Коллинз не ответила, но вскоре уже появилась по другую сторону стекла. Прошептала что‑то на ухо доктору Штайр. Через минуту с Карффа сняли наручники, Арчер исчез и вернулся с большой чашкой кофе. Штайр собрала фотографии и папки, но как бы случайно оставила на столе чистые листы бумаги и черную авторучку.

– Прекрасная идея, – промолвила она, входя в комнату. – Но он, наверное, не такой дурак, чтобы купиться на это.

– Для нас он, разумеется, ничего рисовать не станет, но, будем надеяться, сделает какие‑нибудь наброски для себя. – Я обратился к Терри: – Ты молодец, здорово прижала его.

– Могла бы и сильнее, если бы меня не останавливали. – Она посмотрела на Штайр: – Вы видели, как он отреагировал на прикосновение Арчера и когда я наклонилась к его лицу? Ему это очень не понравилось. Можно было надавить сильнее и…

– Послушайте, детектив, – произнесла Штайр негромко и отчетливо, – вы принимаете участие в допросе с нашего разрешения. Не забывайте, что допрос проводит Бюро. А у нас иные методы. Вы… действовали прекрасно, но позвольте продолжить нам.

Терри стиснула зубы, сдерживая ярость.

– После кофе он захочет пописать, а я не буду выпускать… очень долго, – проговорил Арчер, разряжая обстановку.

– Вы показали завидную сдержанность, – сказал я ему.

– Приходится, – буркнул он.

Затем мы все долго наблюдали за Карффом, как за животным в вольере.

Через десять минут он взял ручку, и мы подались вперед. А он положил ее и откинулся на спинку стула.

Мы ждали. Я болтал с доктором Штайр, и это, кажется, раздражало Терри, которая сделалась необычно тихой.

Прошло минут двадцать, и Штайр собралась уходить. Вслед за ней заторопилась Коллинз, забрав с собой Арчера.

– «Не забывайте», – прошептала мне Терри. – Ты слышал, она сказала мне «не забывайте».

– Не обращай внимания.

Карфф оставался без движения еще минут пятнадцать, и я уже стал думать, что неправильно рассчитал. Ричардсон заговорил о бейсболе, о том, что команда Нью‑Йорка скверно начала сезон. Он расспрашивал меня, каковобыть рисовальщиком, а я его – каково быть агентом ФБР. Мы убивали время. Все лучше, чем наблюдать, как Карфф зевает и трет нос.

Неожиданно он взял авторучку и начал что‑то рисовать на листе бумаги.

 

 

Примерно за полчаса Карл Карфф выдал весь свой репертуар. Он оказался левшой, и потому его «произведения» для Бюро и полицейского управления Нью‑Йорка интереса не представляли.

Мы вернулись с Терри в ее кабинет усталые, но возбужденные.

– А он мог сымитировать левшу? – спросила она.

– Это возможно, лишь если Карфф одинаково свободно владеет обеими руками. Но я заметил, что правой он почти ничего не делал, разве что трогал нос.

Телефон Терри непрерывно звонил. Пресса пронюхала, что арестовали какого‑то расиста. По каналу Си‑эн‑эн уже прошла передача «За кулисами организаций американских расистов». Завтра в газетах появится первая информация о Карффе, а вскоре таблоиды получат его фотографии. Пресса уничтожит Карффа, хотя эксперты уже подтвердили, что из его пистолетов пока никого не убили.

– Не сомневайся, его скоро выпустят под залог. – произнесла Терри. – У этой так называемой церкви хороший адвокат. Мне очень нравится, когда эти сволочи начинают стенать по поводу ущемления их гражданских прав.

– Да, призывы к свержению законной власти – это вроде как не считается, но попробуй только коснуться их конституционных прав. Жаль, надо было Арчеру придавить его посильнее. Я получил бы огромное удовольствие.

– А я бы с удовольствием помогла Арчеру, но меня постоянно одергивала Штайр – Терри вздохнула и взглянула на звонящий телефон.

– Ты не собираешься снимать трубку? – спросил я.

– Надоели приставучие журналисты.

Потом она улучила момент и соединилась с дежурным. Велела, чтобы никакие звонки к ней не пропускали.

– Я не собираюсь становиться дежурной на «горячей линии», – закончила она, положила трубку и повернулась ко мне. – Надо немедленно отсюда уйти, иначе я взорвусь.

На улице было темно. Мы были чересчур взвинчены, и я предложил пойти куда‑нибудь выпить. Просто так предложил, без всякой надежды, а она вдруг согласилась.

Погода стояла чудесная, и мы решили прогуляться. Наконец увидели кафе, зашли, сели у стойки бара. Я заказал пиво, она – виски с мартини.

– Никогда бы не подумал, что ты пьешь виски, – улыбнулся я.

– Считал, что я ударяю по пиву? Так оно и есть, но я решила научиться пить виски, только разбавленное. Надо же как‑то меняться.

– А мне Терри Руссо нравится такой, какая она есть.

Она тоже улыбнулась, пригладила волосы. Чокнулась своим бокалом о мою бутылку:

– За то, чтобы все расисты отправились прямо в ад.

– Поддерживаю тост.

Терри глотнула виски и поморщилась:

– Чувствуется, эта Штайр произвела на тебя впечатление.

Я не понимал, к чему она клонит, и пожал плечами.

– Ладно тебе, Родригес. Ты даже нарисовал ее портрет.

– Во‑первых, не портрет, а набросок. А во‑вторых, это получилось чисто… рефлекторно.

– Вот именно, рефлекторно. Однако рефлекс был иной. В общем, не вешай мне лапшу на уши. – Он глотнула еще виски и опять поморщилась.

– Тебе следует оставаться верной пиву.

– А тебе следует завести постоянную девушку.

– Это в каком смысле?

– Ани в каком.

Я нацелился в нее своей бутылкой пива.

– Отвечай немедленно, Руссо.

– Просто меня раздражают такие женщины, как Штайр. Ты читал ее биографию?

– Где?

– В Интернете. Я прочитала. Она окончила Смит‑колледж, потом получила диплом магистра в Колумбийском университете, а в Гарварде защитила диссертацию. Ты понял, что это за штучка?

– Она училась в престижных учебных заведениях, и что, ее нужно за это ненавидеть?

– При чем тут ненавидеть? Но она психолог, а не коп, и не должна проводить допрос.

– Она это сделала неплохо.

– Да, однако прижать его у нее не получилось. – Терри вздохнула. – А где учился ты? Можешь не отвечать. Я знаю. Хантер‑колледж. Городской.

– Ты узнала тоже из Интернета?

– Из твоего личного дела. – Она улыбнулась.

– Детективу Руссо это положено.

– Естественно. Ведь я коп. Понимаешь, Штайр имеет дипломы и звания, это уже плохо само по себе, так она еще и красивая. Где же, черт возьми, справедливость? Одним все, а другим ничего.

– Тебе ли завидовать? Да ты в сто раз красивее.

– И прикид на ней, можешь мне поверить, не из универмага «Таргет». – Терри сделала вид, что не слышала моих слов.

– А когда ты в последний раз что‑нибудь покупала? – спросил я.

– Представляешь, вчера. Набрела на одно милое местечко на Стейт‑Айленде. Разумеется, «Таргет», но как будто побывала в раю. Видишь? – Она захватила пальцами свой свитер из джерси. – Восемь баксов. Я купила три.

– Ты умеешь покупать.

– Куда там! – Она глотнула из бокала и почувствовала себя лучше.

– Как у тебя с родителями? – спросил я.

– Кошмар. Папа сидит целыми днями перед телевизором и требует, чтобы мама сидела рядом, как рабыня. Она ему не перечит, не смеет. Мама вышла замуж рано, а когда опомнилась и поняла, что он сукин сын и никогда ничего ей дать не сможет, было уже поздно. Он был дерьмом с самого начала. Имел привычку поколачивать меня и брата и… ладно, зря я тебя этим нагружаю.

– Все в порядке. Только… грустно это слышать.

– Ничего. Все в прошлом. Я давно живу одна, и вообще… – Она посмотрела на меня. – А ты?

– Что – я?

– У тебя с родителями нормально?

– В принципе да. Я вырос здесь, на Манхэттене. Правда, с отцом… – Я допил пиво и заказал еще. Говорить об отце было тяжело. – Мама живет в Виргиния‑Бич. Она врач‑невропатолог. Там военно‑морская база. Она говорит, что потерь среди моряков и сейчас, в мирное время, хватает. Правда, причины иные.

– Ты с ней часто видишься?

– Раз или два в год. – О матери мне тоже говорить не хотелось.

– А братья, сестры?

– Ты же читала мое личное дело.

– Верно. Забыла. – Терри улыбнулась. – Ты не похож на избалованного единственного ребенка.

– Спасибо, я тоже так думаю.

– Трудно было пережить гибель отца?

– Да. – Я напрягся. – Давай не будем об этом вспоминать.

– Извини. Я не собиралась переходить границы. – Она накрыла ладонью мою руку.

– Все в порядке, – проговорил я, наслаждаясь исходящим от нее теплом.

Она убрала руку.

– Ты молодец, Руссо, – промолвил я.

– Что ты имеешь в виду? – Она откинула голову на‑»ад, ожидая ответа.

– Да хотя бы как ты прижала Карффа на допросе. Я даже немного испугался.

– Ах, ты об этом.

– А ты ожидала, что я скажу что‑нибудь другое?

– Да, – отозвалась она, глядя мне в лицо.

Мы смотрели друг на друга, потом Терри глотнула из своего бокала и встала.

– Что? – спросил я.

– Ты проводишь меня домой?

 

 

Квартира у Терри была небольшая, но симпатичная. Одна спальня, гостиная, кухня. Стены гостиной оклеены приятными серыми обоями, в углу большой кожаный коричневый диван со множеством подушек. Терри пояснила, что большая часть жалованья уходит на оплату жилья, но это того стоит. Ей нравится район.

Через пять минут я не знал, куда деваться. Мы оба испытывали неловкость. Я видел: Терри уже жалеет, что пригласила меня. Движения ее лицевых мышц обнаруживали уйму нервозных выражений.

Она предложила мне выпить, и я согласился, хотя совсем не хотелось. Она достала из холодильника пиво, протянула мне, а затем вдруг выпалила:

– Да поцелуй же ты меня наконец, иначе я начну бояться и дам задний ход.

Я с удовольствием выполнил ее просьбу.

А потом все пошло хорошо. Мы быстро разделись, и нас почему‑то разбирал смех. В постели мы перестали смеяться. Я чуть отодвинулся и стал рассматривать Терри. Она попыталась спрятаться под одеялом, но я сорвал его и много раз повторил, какая она красивая. Мы целовались, обнимались, и, наверное, впервые в жизни я почувствовал себя по‑настоящему счастливым. И после не выпускал Терри из объятий.

– Ты считаешь меня потаскухой, да?

Я рассмеялся. Терри шлепнула меня по груди.

– Я серьезно, Родригес. Мне требуется поддержка.

– Почему ты не зовешь меня Натан?

– Мне нравится «Родригес». Это слово так приятно произносить. Род‑ри‑гес. Понимаешь? А у слова «Натан» нет такого очарования.

Я потрогал шрам на ее плече:

– Откуда это у тебя?

– От пули. Круто, а?

– Да. Ты Чудо‑женщина,[34]я в этом не сомневался.

Она провела пальцем по татуировке на внутренней стороне моей руки, где был изображен ангел.

– Когда ты это сделал?

– В ранней молодости.

Терри перевернулась на живот и показала попку, милую, где на левой ягодице красовалась небольшая роза.

– А я это сделала ночью, после школьного выпускного вечера. Я тогда сильно накурилась. Повезло, что ограничилась только этим.

Я принялся целовать ее розу. Терри перевернулась и прижалась ко мне.

– Я рада, что мы вместе.

– Я тоже, даже если ты потаскуха.

Она снова шлепнула меня по груди, уже сильнее, и мы рассмеялись. А потом… впрочем, не стоит уточнять, что было потом, это и так ясно.

Часа через два Терри вдруг посерьезнела.

– Когда я спросила тебя об отце, ты… – Она осеклась, почувствовав, как я напрягся. – Но если расскажешь, это поможет. Неужели ты этого не знаешь?

– Раза два слышал от психоаналитика.

Терри провела пальцами по моей руке.

– Поверь, я умею слушать.

Я пожал плечами.

– Ты мне не доверяешь?

– Доверяю, но… – Я вздохнул. В моей голове уже включился фильм, который идет там много лет. А вместе с ним и сопутствующие ему переживания. Горе, гнев, вина.

Терри коснулась моей щеки.

– Чего ты молчишь?

А что я мог сказать? Что мне не помогли даже психоаналитики? Но это, видимо, потому, что я им не помогал, не рассказывал о главном, что меня мучило.

– Эй, Родригес, давай рассказывай.

Я посмотрел в ее лицо и неожиданно для себя начал рассказывать о том, чего не знал никто. Особенно в детали не вдавался, но Терри поняла.

Выслушав, она подвергла сомнению мою вину, наверное, просто чтобы утешить меня. Я так ей и заявил.

– Нет, – возразила Терри. – Я детектив, не забывай. Чтобы сделать окончательный вывод, мне нужны факты. У тебя фактов нет. Откуда ты вообще это знаешь?

– Вот отсюда. – Я постучал по сердцу. – А теперь расскажи ты.

– О чем?

– О своем конфликте с федералами.

– Ах об этом. – Она вздохнула. – Так, ничего особенного. После одного серьезного преступления у нас создали «горячую линию». Ответственной назначили меня. Я должна была организовать прием звонков, отбирать сведения, представляющие интерес, и передавать в Бюро. Звонков поступало тысячи, большинство пустые, а людей, как всегда, не хватало, фактически трудилась я одна. Ну, в общем, прокололась, пропустила важную информацию. Меня обвинили в халатности. – Она опять вздохнула, и я крепко обнял ее. – На шесть месяцев отстранили от работы и предписали пройти принудительное лечение у психоаналитика. Пришлось полежать на кушетке перед доктором Фрейдом.

– Ну и как он? – Кто?

– Фрейд.

– Получше тебя. – Терри засмеялась и снова шлепнула меня по груди.

– Ты любишь драться?

– Нет. Только по необходимости. Кстати, психоаналитик сказал, что все мои действия с тех пор, как я стала копом, и до инцидента с «горячей линией» были продиктованы конфликтом с моим противным отцом. Вот так. – Она посмотрела на меня. – Так что не у тебя одного проблема с отцом.

Потом Терри поведала, что значит расти на Стейтен‑Айленде, в семье итальянских эмигрантов четвертого поколения, где девушке положено выйти замуж обязательно за итальянца, завести не менее трех детей и жить рядом с родителями.

– Как видишь, я решила поломать традицию. – Она положила голову мне на грудь. – Я слышу твое дыхание, Родригес. Оказывается, ты дышишь.

– Не обращай внимания, это я притворяюсь.

Мы посмеялись, пошутили, затем она спросила:

– Ты кем себя считаешь, католиком или иудеем?

– И тем и другим. В том смысле, что не считаю. Родители моей мамы, польские евреи, давным‑давно обосновались в Нижнем Ист‑Сайде. Их достали погромы на родине. А родители отца переселились из пуэрто‑риканского городка Майягес в Эль‑Баррио на Манхэттене. Я успел побыть иудеем, ходил в синагогу, носил кипу и все такое, правда, недолго. Вскоре бабушка Долорес решила сделать меня католиком. Водила в церковь, но тоже ничего не получилось. Полагаю, моя религия – Нью‑Йорк.

– Ты хотел бы снова заняться оперативной работой?

– Нет. Спасибо. Я предпочел бы остаться рисовальщиком.

– Да, согласна, тут тебе нет равных.

Я пожал плечами, хотя слышать это было очень приятно.

– Расскажи все‑таки, что у тебя было с Дентоном.

– Зачем?

– Так, интересно.

– Я же не спрашиваю тебя насчет твоих прошлых связей.

– А у меня до тебя никого не было. Ты первая. – Я попытался все превратить в шутку, но Терри отодвинулась от меня и завернулась в одеяло.

– Ты хочешь знать, сколько раз мы занимались любовью или каким он был любовником?

– Я ничего не хочу знать. Забудь. Извини. Я же не думал, что это больное место.

– А что ты думал? Что я трахалась с Дентоном ради повышения по службе?

– Я этого не говорил.

– Но ты так думаешь.

– Нет. Чего ты всполошилась?

– Я не всполошилась. Решил, что если я легла с тобой в постель, то ты имеешь право копаться в моей жизни?

– Я не собирался копаться в твоей жизни. Лишь спросил о Дентоне. И очень об этом сожалею.

– К черту, – пробормотала она. – Собирайся и уходи.

– Что?

– Ничего. Уходи! – Лицо Терри исказилось гневом.

– Да ладно тебе, забудь.

– Забыть что… допрос, который ты мне учинил?

– Забудь все. – Я вскочил с постели и начал надевать брюки. – Забудь вообще, что я тут был.

– А разве ты тут был?

– Мне казалось, что да, но теперь вижу, что нет. – Я потянулся за рубашкой и, продолжая одеваться, ожидал, что Терри меня остановит. Но она не остановила.

 

«Зачем я это сделала? Какого черта?» Терри Руссо плюхнулась в постель, пытаясь понять, что произошло. Что сделала? Пригласила его домой или выгнала? Впрочем, значения это не имело, потому что опять не получилось, с очередным мужчиной. Но ей казалось, что Родригес другой.

Она поплелась в ванную комнату, убрала волосы в хвостик, вымыла лицо, посмотрелась в зеркало.

«Нет, что касается мужчин, у меня никогда ничего не получится нормально. Прав тот психоаналитик: мою жизнь действительно исковеркал отец».

– Что, дрянь, довольна? – спросила она у своего отражения. – Забыла золотое правило – не спи с кем работаешь.

«И что теперь? Как общаться с Родригесом на работе? сделать вид, будто ничего не произошло? Вряд ли получится. Да и не в этом дело. Черт побери, ведь он мне нравится».

Терри швырнула полотенце в корзину для грязного белья так, что она повалилась.

«Разве я спала с Дентоном, чтобы продвинуться по службе? Нет. Или все же догадывалась, что он на пути к вершине? И вот теперь этот Родригес, коп‑рисовальщик с особым даром. Я тоже использую его?»

Терри вернулась в постель, уронила голову на подушку, зная, что впереди ее ждет тяжелая ночь. Слишком много Родригес всколыхнул чувств.

 

Я шел домой усталый и злой. Вопрос о Дентоне был праздный. Просто заело любопытство, почему Терри с ним спала. Зря спросил, конечно, но чего она так вскинулась? Это заставило меня осознать, что я о Терри Руссо ничего не знаю, кроме того, что она хороший детектив, красивая и замечательна в постели. Маловато.

И я начал задавать себе вопрос: действительно ли ей нравлюсь, или она пригласила меня по какой‑то иной причине? Но какой? Ведь у меня нет власти, как у Дентона, и я никак не могу помочь ее карьере. Или все же могу?

Я не знал, что думать, и очень сожалел, что рассказал об отце. Проявил слабость. Захотелось излить душу, все, что там накопилось, той единственной, к которой у меня пробудились какие‑то чувства. Теперь я сознавал, что совершил ошибку. И как мы будем общаться на работе? Общеизвестно, что спать с коллегой недопустимо.

Глупость.

Я брел по ночному городу, мимо пустых магазинов и офисов. В довершение ко всему заморосил ледяной дождик, а я без зонтика и старая кожаная куртка уже не греет.

Пошло оно все к черту!

Я поднял воротник, и вдруг в моем сознании возник человек в длинном пальто и лыжной маске. Почему? А потому что мне начало казаться, что за мной кто‑то следит. Я свернул на Тридцать девятую улицу и обернулся.

Никого.

Я поежился и двинулся дальше. В этом городе мне никогда не было страшно. Потому что он – мой дом. Откуда эта глупая паранойя? Видимо, действует расследование тройного убийства, плюс отец, плюс история с Терри Руссо. Я миновал несколько гастрономов, про которые говорят, что они стимулируют швейную промышленность, поскольку торгуют продуктами, от которых толстеют, и ускорил шаг.

На Восьмой авеню было оживленно. В порт двигались рабочие ночной смены, крутились торговцы вином и наркотиками, несколько деловых мужчин околачивались у порношопов, у клуба «Эскуэлита», как обычно, стояли латиносы‑трансвеститы. Трое сгрудились под фонарем, передавая друг другу закрутку с травкой и поправляя свои мини и топики.

– Эй, привет, guapo![35] – крикнул один. – Давай к нам. – Остальные загоготали. Сквозь макияжу них просвечивала щетина. Ничего себе удовольствие – провести с таким время.

Я ответил, что устал. Они обозвали меня mentiroso,[36]но оставили в покое. Слава Богу. Эти мальчики, несмотря на макияж и высокие каблуки, вовсе не слабаки. Многие щеголяли сделанными в тюрьме наколками, и почти у каждого была припрятана заточка или финка. У клуба нередко случались поножовщины. Первое, что бросилось мне в глаза, когда я переехал в этот район, был импровизированный алтарь – искусственные цветы, картинки святых, свечи, надпись на стене «В память об Ангеле» – На том месте, где кого‑то прирезали. Пятна крови оставались на асфальте целую неделю, пока их не смыл дождь. Теперь, проходя мимо этого места, я напрягся, не знаю почему. Пришлось встряхнуться и строго приказать себе не дурить.

После клуба «Эскуэлита» все было спокойно, пара пустых автостоянок и офисные здания с темными окнами, включая мое. И мне вдруг стало неприятно, что я единственный житель в этом доме. Впервые с тех пор, как я сюда переехал.

Я находился у двери, когда опять появилось отчетливое ощущение, что за мной наблюдают. Взглянул через плечо и что‑то увидел – какую‑то фигуру, тень, – но не был уверен, что не спутал реальность с образами, скопившимися в сознании за многие годы.

В холле свет горел лишь у входа, задняя часть тонула в тени. Я отпер ключом дверь лифта, поднялся на свой этаж. О том, чтобы заснуть, не могло быть и речи. Я был слишком возбужден. Достал из холодильника пиво и хотел позвонить Терри, но не решился. Сел за рабочий стол, включил мощную лампу и раскрыл блокнот. На сей раз он был без пальто и лыжной маски. Только лицо. Но откуда это возникло? Может, это тот, за кем мы охотились? Или я его выдумал?

 

 

Надо показать Терри и свидетелям, хотя это бесполезно. Никто не опознает. Во‑первых, лица еще нет, а во‑вторых, его никто близко не видел.

Я долго сидел, закрыв глаза, и ждал, не придет ли что‑нибудь еще. Не дождавшись, выключил свет и остался сидеть в темноте, размышляя о Терри Руссо и отце. Перед глазами мерцал образ, который я только что нарисовал.

 

Он наблюдает с противоположной стороны улицы, как гаснет свет в окне. Перед глазами еще долго пляшут желтые шарики, затем тускнеют, становятся черными, и он направляется к станции метро «Таймс‑сквер», вспоминая об образах, какие собрал и записал в своем сознании, и о том, что будет с этим делать.

 

 

Угол Харви Тутсела напомнил Терри одну дурацкую комедию, название которой она не помнила, где у одного клерка‑идиота был примерно такой же стол. Три чашки с коричневой жидкостью, похожей на кофе, штук пять открытых коробочек с заплесневевшим йогуртом «Данон», смятые салфетки, спортивная сумка с торчащими оттуда грязными носками.

– Что привело вас к нам? – спросил он, поднимая одну чашку, затем другую, пытаясь решить, какая налита самой последней. Принюхался к третьей, поморщился и поставил обратно.

– Эта последняя, наверное, налита три дня назад. – Его напарница, Мэри Перковски, появилась в дверях с двумя чашками кофе и парой свежих бубликов. Смахнула мусор на столе Тутсела в мусорную корзину, уронила спортивную сумку на пол и на ее место поставила свежий кофе и положила бублик.

– Как дела, Мэри? – спросила Терри.

– Как видишь, вся в делах.

Тутсел внимательно посмотрел на Терри:

– Вы пришли без звонка, значит, визит неофициальный?

Она протянула ему папку с уголовным делом восемьдесят шестого года об убийстве Родригеса.

– Хуан Энрике Родригес, – произнес Тутсел. – Это имеет какое‑нибудь отношение к расследованию, которое вы сейчас ведете?

Терри пожала плечами. Она не собиралась делиться с ним информацией.

– Мы сейчас очень заняты. Руссо. – Он кивнул в сторону стопки папок. – Видите? Это все дела десяти‑пятнадцатилетней давности. Только небольшая часть.

– Я понимаю, вы заняты, – произнесла Терри. – Но Родригес был копом, нашим коллегой, а убийцу так и не нашли. Это могло быть связано с делом, которое он тогда расследовал. В документах указано, что на пистолете обнаружена кровь, не принадлежащая убитому.

– В восемьдесят шестом? – Перковски вскинула голову. – Тогда еще не делали анализы на ДНК, но все частицы крови и органических тканей хранятся замороженные в архиве министерства юстиции. Из всех висяков. Я это знаю точно.

– Вы можете их затребовать и послать на анализ?

– Послушайте, Руссо, мы хотели бы вам помочь, но у нас катастрофически не хватает людей, – заявил Тутсел.

Терри понимала, что пора выложить козырь на стол.

– Неужели придется ждать еще двадцать лет? Да, кстати, Тутс, ваш племянник, кажется, хочет этим летом пройти стажировку в отделе по расследованию убийств?

– Мальчик моей сестры, очень славный, – оживился Тутсел. – Да, ему действительно нужно пройти стажировку, он оканчивает училище имени Джона Джея.

– Правильно, – кивнула Терри. – Значит, я не ошиблась. Дело в том, что его заявление лежит на моем столе. Так случайно получилось.

Тутсел понимающе улыбнулся и потянулся за ее папкой.

– Знаете, я вспомнил, один из наших ребят недавно закончил одно дело. – Он повернулся к напарнице: – Хортон свободен, верно, Мэри?

– Уже нет, – ответила она. – Я слышала, что он работает по делу Хуана Родригеса.

 

Он быстро шел по тускло освещенному коридору. Половицы скрипели, но это его не беспокоило. Он профессионал высокого класса и хорошо знает свое дело. Пару часов понаблюдал за домом. Дождался, когда нужный человек войдет в подъезд с продуктовой сумкой. Подождал еще. Работу надлежало выполнить вечером, а он уже наступил. Кто этот человек, ему безразлично. Чем меньше знаешь об объекте, тем лучше.

У двери он быстро осмотрелся и постучал, пробормотав имя, которое требовалось назвать.

– Открыто, – отозвался голос изнутри.

Он вошел в квартиру и по узкому коридору последовал в направлении мерцающего экрана телевизора. А вот и объект. Сидит с полной ложкой йогурта у рта.

Не мешкая он всадил ему две пули в сердце. Стул качнулся назад и опрокинулся. Тело с глухим стуком ударилось о пол. Убийца подождал несколько минут, посмотрел идущий по телевизору старый черно‑белый фильм, где Ричард Уидмарк толкал по коридору инвалидную коляску со старой дамой и о чем‑то болтал. Он рассмеялся шутке актера, затем наклонился проверить пульс объекта и увидел часы «Ролекс». Странно. Человек жил в дешевой грязной квартире – и вдруг на руке такие дорогие часы. Но он подумал об этом так, между прочим. Красть – против его принципов. Он сильно ударил мыском ботинка по рту убитого, проверил, все ли выбиты зубы, извлек из внутреннего кармана пиджака бутылочку с горючей жидкостью, вылил на него и чиркнул спичкой.

 

 

В комнате для совещаний свободных стульев не было. Арчер и Ричардсон расположились в первом ряду с несколькими незнакомцами в серых костюмах. Я понял, что пришло пополнение. Плохой знак для полицейского управления. Терри со своими людьми сидела прямо за ними, соблюдая иерархию.

Когда я вошел, наши взгляды встретились, и она сразу опустила голову. Я двинулся к заднему ряду, встал у стены. Вскоре появились несколько шефов окружных управлений, затем наконец Перри Дентон и специальный агент Моника Коллинз. Дентон прошептал ей что‑то на ухо, положив руку на плечо. Вроде как заговорщицки и одновременно флиртуя. По лицу агента Коллинз было заметно, что ей это нравится. Да… Подобного эффекта на женщин я никогда не производил.

Дентон попросил внимания, в комнате стало тихо. Он начал с обсуждения последних событий, допроса Карла Карффа и фамилий, которые он все же назвал. Затем перешел к главному. С этого момента расследование становится федеральным, и править бал отныне станет ФБР. Он приказал передать все собранные полицией материалы агенту Коллинз, после чего заговорила она. Представила новых агентов, сообщила, что все имеющиеся материалы, включая трупы, будут направлены в лабораторию ФБР в Вашингтоне для тщательной перепроверки и дальнейших исследований.

– Естественно, Бюро ожидает от вас плодотворного сотрудничества.

Я не мог видеть Терри, но ожидал, что из того места, где она сидит, должно подняться облачко пара. Будет ли полицейское управление заниматься расследованием или нет, я так и не понял. Если федералы надеются на сотрудничество, значит, наверное, будет. В любом случае прекращать участие в расследовании мне не хотелось.

– Мы будем обсуждать с вами вопросы в рабочем порядке, – закончила свою речь Коллинз. – Надеюсь, если у вас вдруг выплывет что‑нибудь новое, вы известите нас немедленно.

Терри подняла руку:

– Агент Коллинз, к нам ежедневно звонят сотни людей, детективы проверяют полученные сведения, однако…

– Манхэттенское отделение ФБР уже подключилось ко всем «горячим линиям» полицейского управления, так что вам, детектив Руссо, не нужно ни о чем беспокоиться. Этим займемся мы.

«Горячая линия» была у Терри чувствительным местом, и Коллинз, похоже, знала об этом.

– Пожалуйста, – подал голос Дентон, – сразу после совещания займитесь подготовкой материалов для передачи агентам Ричардсону и Арчеру. Диски и все прочее. – Он усмехнулся. – И не смотрите так недовольно, ребята. Бюро высвобождает вам время. Уверен, вы сможете найти ему полезное применение.

Совещание закончилось, и я хотел незаметно уйти. Но у двери стояли Дентон и Терри со своими детективами. Они о чем‑то переговаривались с агентами ФБР. Я попытался проскользнуть, но Дентон поймал меня за руку.

– Что, Родригес, вернетесь теперь к своей обычной рутине?

– Да, – ответил я. – Но мне бы хотелось продолжить работу в группе.

– Чего уж теперь‑то? – Дентон с улыбкой посмотрел на Терри: – Ему у вас нечего делать, верно?

Это вывело меня из себя. Я обратился к Коллинз:

– Позвольте спросить, что нового можно извлечь из трупов? Зачем их посылают в лабораторию?

Дентон не дал ей ответить.

– А почему это вас волнует, Родригес?

– Просто мне интересно, что агент Коллинз надеется получить от этих анализов.

– Зачем вам спрашивать, Родригес? Вы же умеете читать мысли.

Я понял, что он привязался ко мне всерьез. Надо выпутываться.

– Я не умею читать мысли, сэр.

Дентон, весело улыбаясь, посмотрел на Терри:

– Ваш молодой человек утверждает, что не умеет читать мысли. А вы не так давно убеждали меня в обратном.

Я ожидал, что произнесет Терри. Может, что‑то вроде: «Начнем с того, Перри, что Родригес вовсе не мой молодой человек…» – но она сказала совсем другое.

– У Родригеса действительно есть определенный дар.

Видимо, она не так плохо ко мне относится? Или к Дентону относится еще хуже?

– Послушайте, Родригес, мы все после совещания устали, – проговорил Дентон. – Так давайте же немного развлечемся. Прочитайте чьи‑нибудь мысли.

– К сожалению, я сегодня оставил свой магический кристалл дома.

Дентон рассмеялся, и все присутствующие тоже. Я подумал, что все закончилось, взглянул на Дентона, и случилось невероятное. В моем сознании вспыхнула картинка. Это длилось недолго, секунд пять, но картинка была абсолютно четкая. Я моргал и, наверное, выглядел испуганным. Собственно, так оно и было.

 

 

– С вами все в порядке, Родригес? – поинтересовался Дентон. – Может, вы случайно приняли послание с того света или откуда‑нибудь еще?

– Все в порядке, – ответил я, приходя в себя.

– В самом деле? Вы выглядите так, будто только что увидели призрака.

– Он у нас такой, – подбавил жару Перес, и все засмеялись.

А у меня в глазах стоял образ объятого пламенем человека.

– Вот что, Руссо, вы, пожалуй, отведите Родригеса куда‑нибудь выпить. Судя по виду, это ему не помешает. – Дентон повернулся ко мне, не переставая улыбаться: – Так что это было? Действительно призрак?

– Нет, – ляпнул я, – это был горящий человек.

Лицевые мышцы Дентона заработали. Он рассмеялся чересчур громко.

– Вас нужно оформить нашим штатным экстрасенсом, – промолвил Дентон. Он повернулся к присутствующим: – Вы читали, как сработал экстрасенс на прошлой неделе на Стейтен‑Айленде, когда пытался помочь полиции отыскать пропавшую женщину? Указал место, где она якобы была зарыта. Ребята копали несколько часов и, представьте, нашли скелет. Правда, он оказался собачий! – И Дентон расхохотался.

– А мне отец рассказывал, – подала голос Терри, – что в семидесятые годы им действительно помогла женщина‑экстрасенс, кстати, тоже на Стейтен‑Айленде. Ребенка похитили по дороге в школу. Прошло пять или шесть недель и все уже отчаялись найти его, когда эта женщина‑экстрасенс позвонила в участок и сообщила, что видела ребенка во сне, связанного, в комнате с вывеской хот‑догов. Через день ребенка обнаружили в заброшенном здании на Кони‑Айленде рядом со знаменитым заведением «Хот‑доги Натана». Вы в это верите?

– Нет, – ответил Дентон. – Думаю, эта женщина просто знала, где находится ребенок, с самого начала.

– Нет, она ничего заранее не знала, – неожиданно вмешалась Коллинз. – Мы изучали этот случай в Квантико. Экстрасенс никак не была связана ни с жертвой, ни с преступниками.

– Неужели? – Дентон пытался сдержать пренебрежительную усмешку, но не получилось. – Не может быть, Моника, чтобы вы верили в подобную чепуху.

– Существуют вещи, которые невозможно объяснить, – заявила она. – И если это говорю вам я, агент ФБР, значит… – Она не закончила и рассмеялась.

Я надеялся, что тема закрыта, но Перес не мог успокоиться. Ему очень хотелось подколоть меня.

– Давай, Родригес, скажи, что там у меня в голове?

– Подожди секунду, Перес, я получше рассмотрю. Нет, там ничего не видно, одна пыль. Похоже, это место у себя ты давно не пылесосил.

Вот это Дентона по‑настоящему рассмешило. Он загоготал, хлопнул меня по спине, а затем, решив, что уделил подчиненным достаточно времени, взял агента Коллинз под руку и повел в коридор.

 

 

Вскоре в комнате для совещаний остались мы двое. Я ждал, когда Терри что‑нибудь скажет, но она молчала, и тогда я попросил у нее прощения.

– Мне не нужны твои извинения.

– Знаю, что не нужны, но все равно прости.

– Ну и прекрасно, – буркнула она.

Я коснулся ее руки и снова заговорил, но она отодвинулась от меня.

– Я вмешалась в разговор только потому, что Перри Дентон большое дерьмо… ну еще и потому, что ты мой подчиненный.

– Кто я?

– Ты меня слышал.

– А мне казалось, что я вроде как свободный рисовальщик, временно прикомандированный к твоей группе.

– Хоть и временно, но все равно подчиненный. Понял, Родригес?

– Это я понял, а вот чего ты от меня хочешь, не понимаю. Чтобы я вскрыл себе вены?

– Я не хочу от тебя ничего, Родригес. Ничего.

– Ладно.

Мы постояли молча с минуту. Терри кусала губу, отбрасывала с лица воображаемые волосы, в общем, вела себя так, как ведут себя люди, когда желают скрыть чувства. Наконец я не выдержал.

– Ты очень расстроена?

– Да, но к тебе это не имеет никакого отношения. Я расстроена из‑за расследования.

– И что мы станем делать?

– Мы?

– Я бы хотел остаться в группе. Думаю, мог бы принести пользу.

Я ожидал очередного удара, но она внимательно посмотрела на меня.

– Ты действительно видел горящего человека?

– Да, и это была просто фантастика. Бабушка сказала бы, что это послание отдуха.

– И часто у тебя подобное случается, Родригес?

– Нет. Образы в моем сознании всегда были связаны с рисунками, которые я делал, беседуя со свидетелями. А это возникло ниоткуда. Я никогда не видел ничего подобного. Может, у меня начались галлюцинации? – Я посмотрел на нее. – В любом случае это все из‑за тебя.

Терри вскинула глаза.

– Из‑за меня?

– Да. Я постоянно пытаюсь создать для тебя портрет убийцы, и из‑за этого в моем мозгу начали происходить какие‑то химические реакции. И вот результат.

– Значит, ты старался лишь для меня? Врешь.

– Ну, может, немного и для себя.

Мы замолчали, устав препираться друг с другом.

– Пойдем прогуляемся? – предложил я.

– Сейчас?

– А почему нет? Ведь расследование передали федералам.

– Да, но у нас полно других дел, которые ждут очереди.

– Вот пусть и подождут.

 

* * *

 

Он прослеживает их глазами, как охотник дичь в прицеле ружья, и живо представляет, как в замедленном кадре. Пуля вращается и медленно двигается к цели, пока наконец не достигает ее. Затем прямое попадание, аорта лопается, из сердца женщины струей бьет кровь, пропитывая белую блузку, делая ее насыщенно темно‑красной, как вино. Женщина опрокидывается назад с застывшим выражением лица. Мужчина наклоняется над ней, затем судорожно оглядывается, смотрит во всех направлениях, пытаясь определить, откуда вылетела пуля. Наконец они встречаются взглядами, такое бывает, и мужчина догадывается, но поздно. И следующая пуля попадает ему в голову.

Он моргает, и картинка бледнеет. А они пересекают улицу, садятся в машину, не сознавая, что уже убиты. У мужчины под мышкой блокнот для рисования.

Он ловит такси. Садится и говорит:

– Следуйте за тем автомобилем. – Потом выдавливает из себя смех. – Похоже на эпизод из кино, а?

Водитель, поворачивает голову, обернутую тюрбаном.

– Куда ехать, сэр?

– Затем автомобилем.

– Как скажете, сэр.

Он смотрит на пряди блестящих черных волос, которые выбились из‑под тюрбана, и воображает шею этого человека, туго обвитую проволокой. Потом вспоминает, что нужно придумать причину, почему он неожиданно ушел с работы.

 

Расположенный напротив Центрального парка Эль‑Баррио музей с его величественной колоннадой, разумеется, никак не был связан с тем Эль‑Баррио, кварталом, который находился неподалеку.

– Я часто ходил сюда в детстве, – сказал я.

– Неужели музей существует так давно? – улыбнулась Терри.

– Его основали несколько преподавателей и общественных деятелей пуэрториканцев в 1969 году, то есть еще до моего рождения.

Много пространства, все скромно, ничего гламурного, затейливого. Это вызвало воспоминания. Мы с Хулио заглядывали сюда, когда некуда было податься и не хотелось ввязываться в не