Отношение Ницше к буддизму и христианству: историко-философский анализ

Основная связь буддизма с идеями Ницше связана с представлениями об иллюзии («майя»), которые накладывает перед собой человек в оценке того или иного события. С точки зрения Ф. Ницше, человек пытается скрыться от действительных проблем за логическими структурами, представлениями, ценностями, чтобы как-то упорядочить мир. Буддизм отрицает эти иллюзорные формы о обращает человека к миру реальности, которые он должен осознать только через свой внутренний духовный опыт.

В принципе Ницше двигается по тому же логическому алгоритму, что мы можем обнаружить в мировоззрении Буддизма, который заключается в том, что познание истины необходимо обнаруживать не во вне, а лишь через внутренние духовные потенциальные возможности человеческого сознания. Именно обращение к самому себе, то есть возвращение к своему исконному параметру сознания, позволяет человеку выявить реальность без «ходули» и жить в соответствии с жесткими требованиями жизни.

В тоже время стоит отметить, что жизнь буддизм рассматривает как череду изменений, которые ведут к болезням, старости, смерти, и поэтому вся жизнь есть страдание. Даже всякое удовольствие, утверждает Будда, есть страдание, потому что оно достигается путем усилий, -труда и, следовательно, страдания. В связи с этим Будда формулирует «четыре благородных истины». Это: истина о том, что есть страдание; истина о том, что есть причина страдания; истина о том, что есть прекращение страдания; истина о том, что есть путь, ведущий к прекращению страдания.[26]

В то время как Ницше как раз, наоборот, возвращается к человеку, чтобы не отказаться от реальной жизни, а отказаться от неправильных и ложных представлений о ней, от ценностей, которые 'только уводят человека от самой правды жизни.

Можно сказать, что Буддизм разрушает ментальные иллюзии человека, чтобы полностью его освободить от реальности и вывести его в состояние полного равновесия и безмятежности (Нирвана), тогда как для Ницше раскрытие мира иллюзий или мира «майи» необходимо для человека, чтобы он по-настоящему открылся этому миру, - миру, который прекрасен и одновременно ужасен своей правдой. Поэтому тот, кто способен выдержать этот удар истины мира, и может называться «сверхчеловеком», так как он способен видеть этот мир не через «розовые очки», а в его реальности и правде.

Естественно, сложным и неоднозначным было отношение Ницше к религии, точнее, к христианству, так как ему довелось не только родиться в исконно христианской стране, но при этом еще и в семье, где целых два поколения — отец и дед - были пасторами, что, несомненно, наложило ощутимый отпечаток на сознание. Маленький Фридрих, по свидетельству очевидцев, с таким воодушевлением читал отрывки из Священного писания, что слушатели часто даже плакали. При всей своей детской незрелости он, без всяких сомнений, глубоко понимал суть написанного, чем несказанно удивлял окружающих, даровавших ему прозвище «Маленький пастор». Впрочем, Ницше изначально не был глупым человеком. К примеру, по его же утверждению, он уже в тринадцатилетнем возрасте «был поглощен проблемой происхождения зла («К генеалогии морали», 3 предисловия).

«Я анти-осел», - отнюдь не без скромности утверждает он, что, несмотря па все идеи о свободе от общественной морали, несколько не в его стиле.[27]

Можно отметить, что чтение книги Ницше, в том числе его «Антихрист», не только не отвращает человека от христианства, но и приобщает к нему.

Подобных противоречивых толкований и оценок можно привести много, важно то, что для того чтобы понять Ницше в общем необходимо и понять эти противоречия, так как они не случайны. На данный вопрос К.Ясперс в своей работе «Ницше и христианство» замечает «Ницше понимает себя так: его мысль выросла из христианства под воздейст­вием христианских же импульсов. Его борьба против христианства отнюдь не означает стрем­ления просто выбросить его на свалку, отменить или вернуться в дохристианские времена: на­против, Ницше желает обогнать его, преодолеть, опираясь на те самые силы, которые принесло в мир христианство — и только оно.»[28]

Хотя Ницше с ожесточением нападал на Вагнера, на музыку вообще, на мораль, на христианство, но, несмотря на обличительный запал его наскоков, у него никогда не хватало духу выступить всерьез против всех этих, в сущности, очень для него дорогих вещей; и, понося и оплевывая их, он на свой лад выражал этим бесконечное преклонение перед ними. Ницше бесконечно выясняет и никак не может выяснить своих отношений с христианством, и за это просит прощения у своего друга, музыканта Петера Гаста: он уверяет его, что в мире идеального он не знает ничего прекраснее христианства, он вспоминает, что, в конце концов, все предки его из рода в род были христианскими священниками, и с полной убежденностью говорит: «В сердце своем я никогда и ничем не согрешил против христианства».[29]

Ненависть Ницше к историческому христианству совершенно не затронула личности Иисуса Христа из Назарета, чья смерть и крестная мука были для него предметом глубочайшего благоговения и любви, примером, которому он добровольно последовал.

Ницше заявляет: христианство с самого начала есть полное извращение того, что было истиной для Иисуса. "В сущности, христи­анин был только один, и тот умер на кресте"[30]

Ницше ставит в вину христианству прежде всего то, что христианство неслыханно подняло значение человеческой личности и таким образом сделало невозможным принесение ее в жертву. Между тем, - говорит Ницше, - существование расы не может быть обеспечено иначе, как посредством человеческих жертв, и поэтому принцип христианства несовместим с принципом естественного отбора. Христианство фактически всегда снижало и ослабляло ту силу, то чувство ответственности и сознание высокого долга, какие необходимы, чтобы не задумываясь жертвовать человеческими жизнями; в течение двух тысячелетий оно только и делало, что подавляло грандиозную энергию и дух величия, которые призваны, с одной стороны, путем естественного отбора, с другой - путем насильственного уничтожения миллионов слабых и неудачников, создать человека будущего, и которые не сгинут и не иссякнут оттого, что человек этот причинит миру чудовищные страдания. Кто же были они, те, кто не так давно осмелился нагло притязать на подобное величие, кто возомнил себя достаточно сильным, чтобы взять на себя такую ответственность и, не дрогнув, выполнить «высокий долг» принесения в жертву миллионов человеческих жизней?[31]

Прочитав роман Достоевского «Бесы» (в переводе Дерели) Ницше составил весьма подробный его конспект, который обнаружен в 1970 году Д.Колли и Т.Мортинари в Веймарском архиве мыслителя в процессе подготовки «Полного критического собрания сочинений» философа. Ницше работал над текстом романа в Ницце в ноябре 1887 - марте 1888 годов. Вполне вероятно, что название своей книги «Антихрист», изданной посмертно, Ницше заимствовал у русского писателя.

В своем конспекте Ницше уделил наибольшее внимание монологам Ставрогина, Шатова, Кириллова, идеи последнего о «смерти Бога» перекликались с мыслями немецкого философа, написавшего: «Бог умер!»

В литературе о Ницше и Достоевском отмечается, что немецкого и русского мыслителей «мучил» Бог, они воистину «болели» христианской идеей, «страдали» Христом, пытались на протяжении всей жизни вне рамок традиционного богословия осмыслить подвиг и учение важнейшего законодателя и законоучителя в истории человечества.

Было достаточно много написано о феноменальном сходстве существенных принципов антихристианского учения Ницше с положениями доморощенного философа-самоучки Кириллова (персонажа упомянутого романа «Бесы»). Стоить обратить внимание на то что они, возможно, имели общий источник: атеистическое учение немецкого философа Л.А. Фейербаха (1804-1872 гг.) об «обоготворении человека», чья книга «Сущность христианства» (1841г.) в течение нескольких десятилетий была «библией» интеллектуалов Европы.

В работе «К генеалогии морали» (1887 г.) Ницше писал: «...слово Фейербаха ... звучало тогда, в тридцатых и сороковых годах... для многих немцев (они называли себя «молодыми немцами») словом освобождения». Упоминается Фейербах (чаще критически, чем сочувственно) и в других работах Ницше».[32]

Ницше опровергает не те или иные моральные нормы, а титанически посягает на христианский фундамент системы европейской нравственности. Знаменитый 115 афоризм «Веселой науки» гласит: «Человек воспитан своими заблуждениями: во-первых, он считал себя несовершенным, во-вторых, он приписывал себе несуществующие свойства, в-третьих, его не устраивало то место, которое ему было отведено на иерархической лестнице, где размещались также животный мир и природа, в-четвертых, он постоянно находил все новые скрижали блага, которые он на некоторое время провозглашал вечными и безусловными, так что первостепенную важность обретало для него то одно, то другое устремление человека или его состояние, каковое вследствие такой оценки облагораживалось. Если сбросить со счетов последствия этих четырех заблуждений, то придется вместе с ними сбросить любовь к ближнему, человечность и «человеческое достоинство». [33]

 

В «Антихристе» Ницше так эпатировал публику:

«Что хорошо? - Все, что повышает в человеке чувство власти, волю к власти, самую власть.

Что дурно? - Все, что происходит из слабости.

Что есть счастье? — Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия.

Не удовлетворенность, но стремление к власти, не мир вообще, но война, не добродетель, но полнота способностей (добродетель в стиле Ренессанс, virtu, добродетель, свободная от морали).

Слабые и неудачники должны погибнуть: первое положение пашей любви к человеку. И им должно еще помочь в этом.

Что вреднее всякого порока? - Деятельное сострадание ко всем неудачникам и слабым - христианство».[34]

В истории человечества, считает Ницше, можно написать отдельно историю чувств, или страстей, которая имеет три периода. В первый период чувства играют роковую роль, им приписывается вся глупость человеческого рода, на них списывают все грехи. Во второй период - расцвета христианства. Чувства и страсти являются предметом «обожания» разума.

Разум стал учителем чувств и в ответе за чувства, получив от бога соответствующий наказ: разрешить чувствам любить бога и душевный покой, который придет в другой жизни. Третий период - эпоха Ренессанса.

По словам Ницше, «христианство объявило смертельную войну высшему типу человека и отреклось от всех основных инстинктов этого типа. Христианство взяло сторону всех слабых, униженных, неудачников, оно создало идеал из противоречия инстинктов поддержания сильной жизни; оно внесло порчу в самый разум духовно-сильных натур, так как оно научило их чувствовать высшие духовные ценности как греховные, ведущие к заблуждению, как искушения».[35]

Ницше также называет христианство религий страданий. По его мнению, сострадание противоположно тоническим аффектам, повышающим энергию жизненного чувства; оно действует угнетающим образом. Через сострадание теряется сила. Само страдание делается заразительным через сострадание; при известных обстоятельствах путем сострадания достигается такая величина ущерба жизни и жизненной энергии, которая находится в нелепо преувеличенном отношении к величине причины.

Христианство, по Ницше, имеет несколько смертных грехов.

Во-первых, утверждением, что тело является гробницей души, христианство, пишет в заключение «Антихриста» Ницше, показало себя как «высшее из всех мыслимых извращений... Христианская церковь ничего не оставила не тронутым в своей порче, она обесценила всякую ценность, из всякой истины она сделала ложь, из всего честного - душевную низость... она жила бедствиями, она создавала бедствия, чтобы себя увековечить.

Во-вторых, единственной практикой церкви стал паразитизм, практика, «высасывающая всю кровь, всю любовь, всю надежду на жизнь своим идеалом бледной немочи и «святости». Церковь удаляла все, что шло вразрез с ее пользой, - в этом состоит ее испорченность. Настоящая истина не может приносить пользу, истина не монета, не золотой. Понятия «долг», «добродетель», «ответственность», должны быть глубоко личной потребностью, а не безличным требованием. Требование веры и любви - это «рецепт идиотизма». Как можно заставить человека работать, думать, верить, любить без соответствующего внутреннего состояния духа? Человек это не «автомат долга».

В-третьих, равенство людей перед богом - «эта фальшь», «этот предлог», «взрывчатое вещество мысли», ставшее принципом упадка, - таков христианский динамит, приведший к революциям.

На такой ложной почве, где все естественное объявлялось смертным грехом, христианство придумало заговор против здоровья, красоты, удачливости, смелости, против душевной доброты, против самой жизни. Это вечное обвинение, против христианства, говорит Ницше, я напишу на всех стенах, где только они есть, - у меня есть буквы, чтобы и слепых сделать зрячими.

Разбирая некоторые изречения евангелистов, давая психологическую оценку им, Ницше заканчивает «Антихриста» следующими словами: «Я называю христианство единым великим проклятием, единой великой внутренней порчей, единым великим инстинктом мести, для которого никакое средство не будет достаточно ядовито, коварно, низко, достаточно мало, - я называю его единым бессмертным, позорным пятном человечества».[36]

Осуждая христианство, Ницше писал, что не хотел бы быть несправедливым по отношению к родственной религии, которая даже превосходит христианство числом своих последователей, — по отношению к буддизму. Обе принадлежат к нигилистическим религиям, и обе удивительно непохожи одна на другую. Он, сравнивая христианство с буддизмом, считал, что «буддизм во сто раз реальнее христианства, - он представляет собою наследие объективной и холодной постановки проблем, он является после философского движения, продолжающегося сотни лет; с понятием «Бог» уже было покончено, когда он явился. Буддизм есть единственная истинно позитивистская религия, встречающаяся в истории; даже в своей теории познания (строгом феноменализме) он не говорит: «борьба против греха», но, с полным признанием действительности, он говорит: «борьба против страдания». Самообман моральных понятий он оставляет уже позади себя, -. и в этом его глубокое отличие от христианства - он стоит, выражаясь моим языком, по ту сторону добра и зла».[37]

Таким образом, разносторонние аспекты учения буддизма, в том числе жизнь на свежем воздухе, в странствованиях; умеренность и выбор в пище, осторожность относительно всех спиртных напитков; предусмотрительность по отношению ко всем аффектам, вырабатывающим желчь, разгорячающим кровь, - никаких забот ни о себе, пи о других, доброжелательное настроение как требование здоровья; отвращение чувства мести, — оказали большое влияние на мировоззрение Ницше.

Сонность духа, спокойствие, отсутствие желаний было высшей целью буддистов, это то, чего они хотят и чего достигают. Поэтому, согласно Ницше, буддизм не есть религия, в которой лишь стремятся к совершенству: совершенное здесь есть нормальный случай. В христианстве инстинкты подчиненных и угнетенных выступают на передний план: именно низшие сословия ищут в нем спасения..

Казуистика греха, самокритика, инквизиция совести практикуются здесь как занятие, как средство против скуки; здесь постоянно (путем молитвы) поддерживается пыл по отношению к могущественному существу, называемому «Бог»; высшее значится здесь как недостижимое, как дар, как «милость».

В христианстве недостает также откровенности: темное место, закоулок - это в его духе. Тело здесь презирается, гигиена отвергается как чувственность; церковь отвращается даже от чистоплотности. Христианство есть в известном смысле жестокость к себе и к другим, ненависть к инакомыслящим, воля к представлению.

Если говорить об отношении Ницше к Иисусу, то становится очевидным, что Ницше смотрит на Иисуса, с одной стороны, с уважением - к искренней честности его жизненной практики; но, с другой стороны, и с отвращением - к упадочническому типу человека, ибо эта практика есть выражение декаданса. И великим противником и соперником Иисуса был для Ницше Дионис. «Долой Иисуса!» и «Да здравствует Дионис!» - звучит почти в каждом положении Ницше. Крестная смерть Иисуса для него - символ упадка, угасающей жизни и обвинения против жизни; в растерзанном на куски Дионисе он видит саму вновь и вновь возрождающуюся жизнь, поднимающуюся из смерти в трагическом ликовании. И все же (поразительная двойственность!) это не мешало Ницше порой, хоть и редко, самому отождествляться с Иисусом и глядеть на мир его глазами. Свои записи периода безумия, исполненные столь глубокого смысла, он подписывал не только именем Диониса, но и «Распятый».[38]

Это двойственное отношение к Иисусу, когда Ницше то борется против него, то сам себя с ним отождествляет, то отрицает его, то поддерживает, -лишь один из примеров характерного для Ницше вообще поведения, своего рода универсального принципа. Ницше был всем на свете - не через реализацию в этом мире, а через сокровенный опыт своей страстно испытующей все на свете души. Он сам говорил, что ему довелось посидеть в каждом уголке современной души. Он смотрел на самого себя как па типичного представителя декаданса; однако полагал, что, доведя этот декаданс до крайности, преодолел его в себе с помощью более глубинных здоровых сил.

Исходя из этого, для Ницше нет ничего, чего не должно было бы быть. Все сущее имеет право на существование. Даже «упадок, даже разложение как таковое нельзя осуждать: это необходимое следствие жизни... Явление декаданса столь же необходимо, как и любой подъем. Разум требует, чтобы и ему было отдано должное.

Ницше оставался при этом человеком крайностей - не только в своих громогласных заявлениях, обращенных к нам, читателям, а и перед самим собой. Он знал, что публичные победы суждено одерживать именно этой стороне его мышления, и говорил об этом устрашающе торжественным' тоном: нам, имморалистам, далее ложь не нулена. Мы и без истины добились бы власти. На нашей стороне сражается великое волшебство -магия крайности. В другом месте, обнаруживая глубочайшее знание меры, он так высказывается против крайности - против самого себя: есть две очень высокие вещи: мера и середина; о них лучше никогда не говорить. Лишь немногим знакомы их признаки и их сила; знание это достигается на сокровенных тропах, в мистерии внутренних переживаний и превращений.

В заключение параграфа можно отметить, что, по мнению Ницше, христианство уничтожило в человеке естественный инстинкт жажды власти и силы. Христианская религия, христианская мораль и вся современная ему культура приучила человека к смирению, а не к борьбе, она превратила его из героя, не боящегося жизни, в труса, страдальца. Посредством идеи «первородного греха» христианская мораль привила человечеству чувство вечной вины, необходимости вечного покаяния и искупления. С распространением христианства на более широкие и грубые массы, которым недоставало все более и более источников христианства, - становилось все необходимее делать христианство вульгарным, варварским, - оно поглотило в себя учения и обряды всех подземных культов, всевозможную бессмыслицу больного разума. Судьба христианства лежит в необходимости сделать самую веру такой же болезненной, низменной и вульгарной, как были болезненны, неизменны и вульгарны потребности, которые, оно должно было удовлетворять.

Больное варварство суммируется, наконец, в силу в виде церкви, этой формы, смертельно враждебной всякой высоте души, всякой дисциплине духа, всякой свободно настроенной и благожелательной гуманности. -Христианские ценности — аристократические ценности. Только мы, ставшие свободными умы, снова восстановили эту величайшую из противоположностей, какая только когда-либо существовала между ценностями![39]

Христианство и христианская мораль негативны, по Ницше, и потому,:' что они лишают человека свободы, понимаемой им как нерегламентированное проявление воли к власти, которая утверждает себя через оригинальность индивидуальности и через активное действие, в котором он не боится переступить любые препятствия и запреты, если оно высвобождает в человеке «инстинкт воли к власти». «Религия, которая, подобно христианству, не соприкасается с действительностью ни в одном пункте, которая падает тотчас, стоит только действительности предъявить свои права хоть в одном пункте, - по справедливости должна быть смертельно враждебна «мудрости мира», другими словами, науке, - для нее будут хороши все средства, которыми можно отравить, оклеветать, обесславить дисциплину духа, ясность и строгость в вопросах совести, духовное благородство и свободу... Следовательно, христианство погубило

жатву античной культуры, позднее оно погубило жатву культуры ислама. Чудный мавританский культурный мир Испании, в сущности более нам родственный, более говорящий нашим чувствам и вкусу, чем Рим и Греция, был растоптан...»,[40] - писал Ницше.

Как мы видим, он расходится в своих философских взглядах, как с традициями Просвещения, так и с традициями немецкой классической философии, с классическими принципами гуманизма. Он старается беспристрастно научно, как он убежден, вскрыть глубинные механизмы самой жизни, бытия человека и общества, апеллируя к естественным законам природы, где действительно все целесообразно, гармонично, нет ничего лишнего, где господствует строгая иерархия сильного и слабого, где борьба за жизнь «всеми средствами инстинкта жизни» является универсальным принципом саморегуляции и самовоспроизводства.