Одним из фундаментальных оснований социального агностицизма является отрицание факта существования общественных закономерностей. Действительно, утверждать возможность
– 133 –
познания общественных явлений как познания предвосхищающего, а не просто констатирующего, можно всерьез только при условии признания общественных законов. Между тем неповторимость исторических событий, активное влияние человека на ход социальных процессов приводят все новых и новых авторов к противопоставлению законов природы и общества и, по сути дела, к отрицанию последних. Эта тенденция проявилась в распространении «субъективного метода» в русской социологии конца XIX века. Она сказалась в представлениях Виндельбанда и Риккерта, подразделивших науки на «номотетические» и «идеографические», противопоставивших общественное и естественнонаучное знание. Она может быть обнаружена в представлениях Вебера о наиболее общих понятиях истории как «идеальных типах».
По мнению Вебера, понятие закона в применении к общественным явлениям не есть отражение объективно существующего общего, а является всего лишь наиболее удобным инструментом для систематизации фактов. Риккерт рассматривает понятие общественной закономерности как contraditio in adjecto – как противоречие в определении. О. Нейрат утверждает, что историческое знание невозможно, ибо не допускает опытной проверки. К. Поппер считает, что в обществе имеют место не законы, но тенденции, а следовательно, невозможны точные выводы и теоретические обобщения. Р. Арон предлагает заменить в применении к общественным понятия необходимости и закономерности понятиями возможности и вероятности. Социологию как всего лишь описание человеческого поведения рассматривают П. Ландсберг, С. Додд, П. Лазарсфельд. Ряд авторов упрекают Маркса в непонимании противоречия между признанием закономерностей и одновременным признанием сознательной деятельности людей (Р. Штаммлер и др.). К. Хант считает, что признание объективной закономерности в сфере общественной жизни обрекает человечество на пассивность, С. Хук заявляет, что коммунисты своей активной деятельностью опровергают принцип детерминизма.
Значение «Капитала» для опровержения подобных обвинений и точек зрения было показано В. И. Лениным в конце прошлого века в критике Н. К. Михайловского. «В каком же это смысле говорит Маркс об экономическом законе движения общества и еще рядом называет этот закон Naturgesetz – законом природы?» – спрашивает Ленин. – «Как понимать это, когда столь многие отечественные социологи исписали груды бумаги о том, что область общественных явлений выделяется особо из области естественно-исторических явлений, что поэтому и для исследования
– 134 –
первых следует прилагать совсем особый «субъективный метод в социологии»?»1
Ответ на этот вопрос и одновременно доказательство существования общественной закономерности дает, по мнению Ленина, исследование Марксом закона развития капиталистического способа производства. «Он берет одну из общественно-экономических формаций – систему товарного хозяйства – и на основании гигантской массы данных... дает подробнейший анализ законов функционирования этой формации и развития ее. Этот анализ ограничен одними производственными отношениями между членами общества: не прибегая ни разу для объяснения дела к каким-нибудь моментам, стоящим вне этих производственных отношений, Маркс дает возможность видеть, как развивается товарная организация общественного хозяйства, как превращается она в капиталистическую, создавая антагонистические... классы буржуазии и пролетариата, как развивает она производительность общественного труда и тем самым вносит такой элемент, который становится в непримиримое противоречие с основами самой этой капиталистической организации»2.
Существенное значение для развития ленинской идеи о значимости «Капитала» для доказательства существования и осознания смысла понятия «общественная закономерность» имеет конкретизация вопроса в применении к понятию «стоимость». Именно стоимость, выступающая на первый взгляд как «contraditio in adjecto» (о чем и заявляет Маркс на первых страницах «Капитала»3), является доказательством «объективно существующего общего» (Вебер) на протяжении всего существования товарного обмена. Именно стоимость является внутренней основой различных тенденций (К. Поппер), необходимостью, проявляющейся через возможность и вероятность (Р. Арон). Именно поэтому понятие стоимости позволяет перейти от описания экономических явлений к их строгому научному анализу, позволяет показать совмещение сознательного и бессознательного в экономической деятельности.
Важным свойством стоимости как доказательства общественной закономерности является ее действие на протяжении длительного исторического периода. Подготовив к изданию 3-й том «Капитала», Энгельс включает в него дополнение «Закон стоимости и норма прибыли», в котором довольно подробно рассматривает действие закона стоимости «с начала обмена, превратившего
——————————————————
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1, с. 132.
2 Там же, с. 138.
3 См.: К. Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 23, с. 44–45.
– 135 –
продукты в товары», и до XV столетия. «Начало же обмена товаров, – добавляет Энгельс, – относится ко времени, которое предшествует какой бы то ни было писаной истории и уходит в глубь веков в Египте по меньшей мере за две с половиной, а может быть и за пять тысяч лет, в Вавилонии же за четыре-шесть тысяч лет до нашего летосчисления»1.
Маркс отмечал действие закона стоимости не только начиная с «первобытного состояния», но и спорадически при капиталистическом способе производства (для мелких собственников, живущих своим трудом и «до известной степени» в отношениях между различными сферами производства и разными странами2), а также при социализме. И, наконец, самое главное – законы капиталистического способа производства объяснены Марксом как модификации закона стоимости, позволяющего понять зависимости, иначе неуловимые.
Между тем проблема стоимости, широко обсуждавшаяся в политэкономии, как правило, не учитывается философами и социологами при решении проблемы общественной закономерности. Противники Маркса в своей критике и его последователи в своей защите опираются на представления о законе, полученные из отдельных высказываний Маркса, из его общесоциологических выводов, которые не содержат достаточно полной аргументации. По поводу стоимости она есть. Существенной частью ее должны были стать, по нашему убеждению, «Теории прибавочной стоимости» при их окончательной подготовке к печати. Можно понять ошибку экономистов, посчитавших эту аргументацию недостаточно убедительной, но совершенно недопустимо решать проблему существования общественных законов, отвлекаясь от проблемы стоимости. Само существо вопроса и наиболее весомые аргументы остаются в этом случае вне поля зрения. И это следует расценить как несомненное упущение современной мысли 3.