Концепция информационного общества.

Акцент, который был сделан постиндустриалистами на техно­логическом прогрессе и кодификации теоретического знания как определяющих факторах формирования нового общества, законо­мерно привел к становлению теорий, в которых именно эти факто­ры подчеркивались еще более явно и переходили в разряд не только системообразующих, но и единственно достойных внимания черт современного общества.

Среди подобных теорий наиболее заметной стала концепция информационного общества. В целом она, как и постиндустриаль­ная доктрина, лежит в русле того направления европейской фило­софии, в котором эволюцию человечества принято рассматривать сквозь призму прогресса знания. Пик ее популярности пришелся на начало 70-х годов, когда многие социологи согласились с выво­дом, что в новых условиях «культура, психология, социальная жизнь и экономика формируются под воздействием техники и электрони­ки, особенно компьютеров и коммуникаций, [а] производственный процесс более не является основным решающим фактором пере­мен, влияющим на нравы, социальный строй и ценности общества»[9]. В те же годы стала укореняться позиция, согласно которой знания, как в марксистской теории труд, способны обеспечивать создание и самовозрастание стоимости, а так как информатизация, по сло­вам П. Дракера, является не чем иным, как быстрым замещением труда знаниями[10], термин «информационное общество» казался мно­гим адекватным обозначением формирующегося нового строя.

Термин «информационное общество» был введен в научный оборот в начале 60-х годов фактически одновременно в США и Японии Ф. Махлупом и Т. Умесао[11], авторами, получившими широ­кую известность своими исследованиями динамики развития нау­коемких производств. В 70-е и 80-е годы наибольший вклад в раз­витие данной концепции внесли М. Порат, Й. Масуда, Т. Стоуньер, Р. Катц[12] и ряд других. Рассматривая возникновение и развитие тео­рии информационного общества, нельзя не отметить двух обстоя­тельств. С одной стороны, данная концепция получила наиболь­шее признание в 70-е и 80-е годы, в период, характеризовавшийся быстрым распространением технологических достижений и зна­чительными успехами стран, которые не только производили, но и усваивали новую информацию и знания. В определенной мере идея информационного общества становилась в таком контексте ин­струментом обоснования возможности ускоренного «догоняюще­го» развития на основе замещения растущим потоком информации творческих возможностей личности. С другой стороны, ни в одном другом направлении современной футурологии не заметно столь сильного влияния японских исследователей: введенный Т. Умесао термин «информационное общество» получил всемирное призна­ние после выхода в свет знаменитой книги И. Масуды[13] и приобрел новое звучание в работах Т. Сакайи[14]. Напротив, большинство аме­риканских и европейских исследователей, начиная со второй поло­вины 80-х годов, стали акцентировать внимание на роли и значе­нии не столько информации, сколько знаний, что породило целый спектр новых определений современного общества, среди которых такие, как «knowledge society», «knowledgeable society» и т. п.

Теория информационного общества существенно обогатила представления о современном этапе общественного прогресса, од­нако большая часть предложенных в ее рамках тезисов носила весь­ма частный характер. Наибольшим значением, на наш взгляд, обла­дает проведенный ее сторонниками анализ роли информации в хозяйственном развитии западных стран. Результатом его стала трактовка информации как специфического ресурса, не обладаю­щего большинством характеристик, свойственных традиционным факторам производства. Среди прочего было отмечено, что распро­странение информации тождественно ее самовозрастанию, что ис­ключает применение к этому феномену понятия редкости, а ее по­требление не вызывает ее исчерпаемости как производственного ресурса; таким образом, сторонники теории информационного об­щества приходили к справедливому в целом тезису о том, что «в современной экономике редкость ресурсов заменена на их распро­страненность»[15]. Эта формула получила впоследствии широкое при­знание и нашла свое подтверждение в хозяйственной практике 80-х и 90-х годов.

Таким образом, сторонники теории информационного общества в отличие от постиндустриалистов вполне осознанно обратились к исследованию более частных проблем, и поэтому данная концеп­ция вряд ли может претендовать на статус целостной социологи­ческой доктрины. Акцентируя внимание на весьма поверхностных чертах современного общества, они полностью отказываются от анализа предшествующих стадий социальной эволюции, фактичес­ки противопоставляя информационное общество всем известным формам хозяйственной организации. Если, например, Д. Белл под­черкивал преемственность постиндустриального общества по от­ношению к индустриальному, отмечая, что «постиндустриальные тенденции не замещают предшествующие общественные формы как "стадии" общественной эволюции; они часто сосуществуют, уг­лубляя комплексность общества и природу социальной струк­туры»[16], то в теории информационного общества противостояние этой новой социальной формы всем предшествующим под­черкнуто гораздо резче.

Однако в силу отмеченных обстоятельств концепция информа­ционного общества в то же время может и должна рассматриваться как составная часть постиндустриальной теории. В контексте пост­индустриальной методологии многие конкретные тезисы, предло­женные в ходе исследования информационного общества, способ­ны углубить наши представления о современном мире. В то же вре­мя, подчеркнем еще раз, доктрина информационного общества под­тверждает, что и сегодня концепции, пытающиеся определить формирующееся общество на основе одной из его характерных черт, обладают гораздо меньшими прогностическими возможностями, нежели рассматривающие его в комплексном противопоставлении предшествующим историческим этапам.